Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Куклы Барби (сборник)
Шрифт:

Светлана всю ночь проплакала. На следующий день, наконец, смилостивилась и одарила улыбкой постоянного читателя Лёнечку.

В тот же день, после работы, когда толпа заводских тружеников сгрудилась на остановке, Лёнечка остановил перед ней свой вздыбленный «Запорожец» и галантно распахнул игрушечную дверцу. Светлана осторожно просунула в машину себя по частям, сначала голову, потом всё остальное и обомлела. Сзади сидений не было. На грязном, засыпанном остатками дачной глины днище валялись грабли, лопаты и канистры. Так что в хозяйственности будущего супруга она убедилась сразу на месте: «Який в тебе жалюгідний «Запорожець», – ахнула она и всплеснула руками. Лёнечка почему-то восхитился словом «жалюгідний».

Вообще-то Лёнечка неплохой, но страсти между ними нет и никогда не было. Всё проза жизни – котлеты, уборка, стирка – полный набор убогого материального интереса плюс привычка. Правильно говорит красавец-фаворит, но лучше пусть будет потасканный бабами Лёнечка, чем вообще никого или чего доброго

сосед в тапочках.

Светлана почтительно слушала мужчин-краснобаев и не подозревала, что в глазах её пенилось, как таблетка аспирина в чае, собственное либидо.

Светлана-младшая при ссорах супругов присутствовала и забавлялась, ей бы их заботы. Она целовала обоих в щёки, мирила и уходила солодить чай для очередного поклонника, стучала ложечкой о стенки стакана, обутого в легкомысленный подстаканник, и улыбалась, улыбалась, улыбалась…

Бывало, она закрывалась с кем-то в библиотеке и просила подругу прогуляться. Для читателей вывешивался на двери листок, мол, не взыщите, у нас срочные дела, скоро откроемся. Через час с небольшим раскрасневшаяся Светлана-младшая собственноручно снимала записку и приглашала посетителей войти.

Смех у девчат попадал через перегородку в библиотеку парткома. Главный заводской лектор Иван Иванович, умеющий расшевелить любую аудиторию, оживал, шевелил ноздрями и приставлял к стене гранёный стакан, в который вкладывал широкое ухо. С той стороны доносился гул голосов, но чьих? Кто сейчас там, кто пьёт кофе и рассказывает глупые байки? Не разобрать. Похоже, Николаев, или нет, Колесник из цеха. Какая досада, ничего не разобрать! «Неужели я для них слишком стар и неинтересен?» – маялся мыслью пропагандист, занимая исходную позицию за письменным столом под портретом Ленина. Он старался отвлечься, углублялся в чтение свежей прессы. Смысл прочитанного не усваивался. Тогда он откладывал газету в сторону, вставал и шёл по коридору к заветным дверям. И тут осечка: библиотеку только-только закрыли на обед. Он возвращался. По дороге в свою берлогу думал и сомневался: «Нет, Николаев вряд ли удостоится. Это же вечный всеобщий шут. Невозможно, чтобы они приняли его всерьёз. Да, учёная степень, но в жизни – лопух лопухом. Не зря лопоухий. Тогда почему он там всегда вертится? Может, просто литературу читает, а может, искусно притворяется, но вхож, засранец, вхож. Ладно, подождём. Я им ещё покажу. Час его пробил.

Все против – один «за»

В разгар знаменитой Горбачёвской кампании по борьбе с пьянством, а заодно и виноградниками, рубать так рубать, чтоб гай шумел, на заводе успешно провернули два пропагандистских шоу. Первое, наиболее значительное, к теме повествования не относится, но уж больно хочется о нём вспомнить.

«Сверху», с самого главного партийного облака, спустили разнарядку: разбиться в доску, но сыграть образцово-показательную безалкогольную свадьбу. Для Закарпатья, где, наверное, даже в суп добавляют вино, – это неслыханный цинизм. Дело изначально было обречено на провал, но, как говорится, голь на выдумки хитра. В парткоме напряглись мыслью, прикинули что к чему и выкрутились. Желающего долго не искали, был под боком, к данному мероприятию созрел ягодкой. Нужно только умело сорвать, чтоб не повредить, не испортить.

Как раз в то время личному парткомовскому водителю, единственному сыну сельского агронома, приспичило жениться. Предполагалось, что свадьба плавным горным ручейком перетечёт из одного села в другое, с родины жениха на родину невесты, и продлится, как в сказке, ровно три дня и три ночи, но не тут-то было, в личную жизнь шофёра вмешались горбачёвские инициативы. Парня прижали, наобещали три короба, и он, куда деваться, натиску уступил, добровольно-принудительно сдался. Куда деваться? Дело государственной важности, серьёзное. В сценарий свадьбы срочно внесли коррективы, перенесли в город, нашли помещение, оплатили все расходы. Придумали, как угодить верхам и низам. Поначалу всё должно быть чинно, а вот когда официальная показательная часть закончится, то есть после двенадцати ночи, там уж разлюли-малина. В родных сёлах свадьба не отменялась. Туда партком был не вхож. За услугу жениху пообещали квартиру и не обманули. На скучном пиру всухую молодожёнам действительно вручили ключи от «двушки» в только что сданном в эксплуатацию заводском доме. Повезло парню.

Второе шоу всё по тому же поводу заключалось в том, что Ивана Ивановича обязали провести антиалкогольную конференцию с освещением в местной прессе. Необходим резонанс, без него никак. На ней бросившие пить люди должны публично бить себя в грудь, лить слёзы и отрекаться от стакана навечно или хотя бы на неопределённый срок. Представление собрало полный клуб народу. Тон, как водится, задал профессиональный лектор. Он отметил чрезвычайную важность и значительность мероприятия и предоставил слово героям. На рогатую трибуну с серпом и молотом поочерёдно карабкались мужчины и каялись, но как-то совсем бледно, без ожидаемых мук совести и надрыва. К тому же ораторским искусством они явно не владели: сбивались, мямлили что-то себе под нос. Зал утратил к ним интерес и дремал. Тут Иван Иванович и вспомнил о Николаеве. Директор велел срочно за ним послать.

Николаев относился к разряду людей, лишённых

всякого стыда. Везде он чувствовал себя, как рыбка в воде, никогда не пасовал и не прижимал свою свободную натуру. Главный лектор знал – этот, то ли полный идиот, то ли гений, в данной ситуации беспроигрышный вариант, мероприятие спасёт и вытащит.

Герой явился быстро, сразу сориентировался, тему освоил мгновенно, мастерски развил, достиг совершенства, больше того, он в ней растворился. Рассказчик был открыт, как протянутая ладонь нищего, голый, как больной зубной нерв, как наш прародитель Адам. Интимные подробности жизни семьи и его собственной пролились на головы слушателей счастливым весенним дождём. Он доверчиво нёс в массы всю правду о себе, рассказывал, как пил горькую, ревнуя жену, как после защиты диссертации ушёл на радостях в длительный запой. Забвения и счастья стакан не принёс. Наоборот, ещё больше томило. Тогда Николаев решил подойти к делу творчески и попробовал пить «культурно», то есть «по чуть-чуть», как там, на пресловутом Западе, самую малость, пригубить за компанию, но славянская натура эксперимента над собой не вынесла и сломалась. «По чуть-чуть» спонтанно переходило в те же длительные запои, от которых его интеллект страдал, здоровье ухудшалось, а душа сильно болела и портилась.

Николаев возвышался над трибуной и над благодарными слушателями значительно: бюстом и походил на живой собирательный памятник алкоголикам. Лошадиная голова его крепко сидела на узких плечах интеллектуала. Оттопыренные, как будто неправильно пришитые творцом уши, прозрачно-розово светились на солнце насквозь, чуть заметными прожилками синих капилляров. Речь сопровождалась жестами, голос то затихал, то поднимался, то уходил в многозначительную паузу, и тогда зал притихал в счастливом ожидании. Его приняли, как настоящую звезду, аудитория взорвалась овациями и чуть было не поднялась с мест в знак приветствия, но спохватилась и порыв сдержала. Сам директор предприятия в заключение торжеств пригласил оратора в кабинет на аудиенцию, заглянул в заветный сейф, и они тайно отметили удачу мероприятия. О Николаеве написали в местной прессе, так что желание Ивана Ивановича привселюдно унизить чудака сорвалось. Вышло наоборот, Николаев прославился и почивал на лаврах. С другой стороны, пропагандистский дар и талант Ивана Ивановича оценили в городе и даже в области, так что тайная обоюдная неприязнь между ними растворилась и улеглась.

Иван Иваныч

Итак, среди запылённой литературы, в загашнике библиотеки парткома, вял, скучая, моложавый, весь в орденах, Иван Иванович, ветеран последней большой войны, съевший зубы на идеологической работе. Он числился хозяином журнального, мало востребованного добра. Ветеран не был обласкан нашими гейшами и поэтому подруг втайне недолюбливал.

Но жаловаться Ивану Ивановичу грех. У него свои звёздные часы подъёма и немеркнущей славы. Раз в неделю или две, уже не помню, он проводил для инженерно-технических работников завода большую политинформацию. За явку головой отвечали начальники отделов. Не пришёл, опоздал – снимали прогрессивку за целый квартал, а это по тем временам большие деньги.

За окном плавно и размеренно текло беззаботное время хрупкой стабильности, о котором теперь не принято и даже неприлично вспоминать, оно как бы вычеркнуто из жизни, не было ничего и всё тут, но ведь было. Все, кто осмеливается помнить, давно покрылись морщинами и упорно молчат. Не стоит усугублять, и так динозавры. Им судилось совершить головокружительный перепрыг из одной эпохи в другую, как будто все в одночасье сели в машину времени и переместились из откуда-то – в чёрт знает куда. В самом деле, так долго не живут. Но ведь живём, и сами давно забыли о временах пятилеток и лозунгов. Только иногда, чуть расслабившись, позволяем себе, как что-то неприличное, вспомнить фрагмент из утраченного прошлого и тут же проваливаемся в небытие при жизни. Тем, кому «за пятьдесят», в ней нет места. Суровый закон посткоммунистических джунглей. Нет в них для тебя ячейки, нет пропуска.

Так вот, свой зоркий пропагандистский глаз Иван Иванович положил на Светлану-старшую, знал нечестивец, что в тихом омуте черти водятся, но симпатию решил до поры до времени не проявлять, авось, разумно полагал он, при оказии можно будет сразу взять быка за рога, обойтись без лишних ухаживаний и расходов.

Это случилось в разгар весны. На заводе как всегда помпезно отмечались майские праздники: премии, торжественные собрания, концерты самодеятельности, продуктовые пайки с десятком дефицитных яиц с бледными желтками и кусок свинины. Светлана несла по коридору добычу-паёк. Иван Иванович заприметил знакомую фигуру издали и замер в ожидании. Выглядел он шикарно: хороший костюм, галстук, белая сорочка. Её Лёнечку как ни одевай, такого сногсшибательного эффекта не достигнешь. Что значит военная выправка! Иван Иванович сложил ладони обеих рук под сердцем, ноги поставил пятки вместе – носки врозь, подался чуть вперёд. Чистый пингвин во фраке. «Милая дама, – обратился он к Светлане, притупляя её бдительность сложным текстом, – буду очень вам признателен и очень обязан, если вы не побрезгуете зайти. Мы вместе отметим приближение великого праздника, Дня Победы, к которому, как вы знаете, причастен лично». Светлана остолбенела. Остаться со стариком (ему пятьдесят – ей тридцать) наедине – да ни за что.

Поделиться с друзьями: