Куколка

Но их не было.

И пауков тоже нет.

Но неверие давалась нелегко. Его фобия побеждала. Пауков стало больше. Они падали на него, а Крип извивался, бился и отбрасывал их прочь. Он хотел встать и уйти, но Су-Ли крепко держала его за руку. Ведь в этом была их сила, и он это знал. Он чувствовал это. Если Крип уберёт руку, они все обречены.

Больше на него не падали пауки.

Но он слышал, как они ползали вокруг него, повиснув на тонких нитях и потирая друг о друга свои многочисленные лапки. И кое-что ещё: высокий, едва слышный писк, который, как он знал, они издавали, когда общались друг с другом. Обычные пауки, вероятно, не делали таких вещей, но они не были обычными, и писклявые звуки, которые он слышал, были их голосами.

Они замышляют заговор, и ты это знаешь. Они обсуждают тебя и то, что они сделают, чтобы заставить тебя отпустить руку Су-Ли. Они покроют тебя и укусят одновременно. Они знают, что ты их боишься.

Рядом с ним Су-Ли напряглась и закричала.

Её тоже мучали, но он сомневался, что это были пауки. Один из них упал ему на волосы, и он вскрикнул. Другой пополз вниз по шее и забрался под рубашку. Другие облепили его руки. Он почувствовал, как крошечные ножки скользнули по его лицу, а гладкое круглое тельце прижалось к его губам, пытаясь проникнуть в рот.

Он закричал, когда они начали кусать его, и ещё больше их упало на него. Он вскочил, царапая себя и отмахиваясь от них, вскрикивая от отвращения, когда их распухшие тела превращались в кашицу под его руками и вымазывали его своими сочащимися внутренностями. Он ползал по полу, почти без сознания, и сражался с ними, катаясь и шлепая себя по коже. Будь у него время, он бы содрал с себя кожу – настолько сильная у него была фобия.

Потом что-то схватило его.

Он почувствовал, как чьи-то руки схватили его и швырнули на пол с такой силой, что у него перехватило дыхание. Заострённые пальцы пригвоздили его к полу. Он пытался сопротивляться, вырываться, но это было бесполезно. Он вцепился в то, что держало его, и почувствовал, как соскальзывают его пальцы. Это было похоже на разрыв кожуры мягкого коричневого яблока. Когда он пару раз ударил тварь, то понял, что лицо само по себе не было мягким... но то, что было прикреплено к нему: десятки выпуклых наростов, которые лопались под его руками, выплескивая отвратительную жидкость ему в глаза.

Наросты были живыми.

Он чувствовал их крошечные шевелящиеся ножки.

То, что удерживало его, было облеплено паучьими яйцами. Многие он уничтожил своими ударами, но ещё больше раскрылось, вываливая на Крипа паучков, которые кусали его, сосали его кровь, пытались пробиться в его рот и ноздри, мешая дышать.

Он кричал до тех пор, пока его не покинул рассудок.

23

Лекс схватил Крипа и рывком поставил на ноги.

Крип набросился на него, как животное, брыкаясь, пинаясь и царапаясь, и Лекс ударил его по лицу с такой силой, что он упал обратно. Хотя он не мог видеть Крипа, он чувствовал, как тот съежился у его ног, стонал и всхлипывал, полностью сломленный тем, что Кукловод бросил на него.

– Нам нужно сохранять спокойствие, - сказал Лекс, выглядя как герой дешёвого ужастика и точно зная, как глупо это звучит.

Су-Ли была рядом с ним, практически сросшись с ним, а Крип дрожал у его ног. Они оба прошли через что-то, но он видел только абсолютную темноту. Затем Су-Ли закричала, как будто с неё живьём сдирали кожу, и Крип упал на пол, крича и извиваясь, не в силах даже говорить.

И что теперь?– спросил себя Лекс. И что теперь? Похоже, ты считаешь себя путеводной звездой, так что же дальше?

Он чуть не рассмеялся от этого. Если он был путеводной звездой, то очень тусклой. Су-Ли помогла Крипу подняться на ноги. Лекс задавал вопросы им обоим, и ответы были едва связными.

– Хорошо, - сказал он. – Нам нельзя разделяться.

Ещё одна мудрость из дешёвых ужастиков, но лучше чем ничего. Они держались за руки в темноте и ждали, что будет дальше, и когда это произошло, никто из них не ожидал этого. Начало светлеть. Не мгновенно, а очень медленно, как настраиваемая подсветка. Свечение было оранжевым, как у свечей, тусклым и колеблющимся, медленно разгорающимся.

Когда оно заполнило комнату, они увидели, что больше не одни.

Су-Ли ахнула.

Крип издал страдальческий звук.

А Лекс лишь вздохнул: “И что теперь? Что теперь, чёрт возьми?”

Он знал, что комната, которую он видел, не была той, в которой они были изначально. Здесь не было ни книжного шкафа, ни устаревшего телевизора, ни стереосистемы. Всё это исчезло. Они находились в какой-то мастерской, которая выглядела так, словно это была наполовину кукольная фабрика, а наполовину лаборатория Франкенштейна. Две стены были увешаны безволосыми кукольными головами и гладкими неокрашенными кукольными лицами, конечностями разных размеров, торсами детей и взрослых. Ни один из них не выглядел таким безжизненным, как следовало бы. Он почувствовал движение на лицах ... едва уловимое, скрытное, невозможное... но там, под восковой кожей, медленно и в то же время неторопливо двигались лицевые мышцы. Даже конечности двигались, пальцы разжимались, грудь вздымалась и опускалась в такт размеренному дыханию. Мерцающий оранжевый свет только усиливал это ощущение.

Он крепче сжал руку Су-Ли и руку Крипа, чья рука казалась вялой и резиновой.

"Будь бдителен",– предупредил он себя. Это очень важно. Частично шоу ужасов, частично урок истории.

Третья стена была увешана чем-то похожим на старинные, пожелтевшие анатомические гравюры. Лексу показалось, что он узнал несколько рисунков да Винчи - искусно выполненные исследования человеческого тела. Их было несколько десятков, все теснились в поисках свободного места, многие нависали друг над другом или перекрывали друг друга. Они были очень старыми, по большей части рваными и потрёпанными, выцветшими от старости. Здесь было всё - от детальных исследований человеческого черепа до мускульно-скелетной системы, нервной и кровеносной системы. Были также схемы, где органы заменялись невероятно сложными часовыми механизмами.

Там же находился и стол, что-то вроде верстака.

За ним сидела пожилая женщина, чьё лицо было иссохшим, с глубоко врезавшимися морщинами и отвратительно искривленным ртом. Её волосы были похожи на тонкую белую пряжу. Похоже, у неё не было глаз. На столе лежало тело. Тело ребенка или чего-то похожего на ребёнка, и она зашивала его, напевая мрачную меланхоличную мелодию.

Лекс не был уверен, что это был мёртвый ребёнок.

И не был уверен, что это была кукла.

Он был почти уверен, что это какой-то ужасный гибрид и того, и другого. Его голова была отделена от тела, из горла пучками свисали крошечные провода. Они были похожи на тонкие корешки какого-то растения. Его руки и ноги также были отделены от тела. Но именно лицо привлекло его взгляд - бледное и гладкое, обрамленное роскошными желтыми волосами, плотно сжатые губы, широко раскрытые голубые, совершенно незрячие глаза.

Голос у него в голове сказал: “Отвернись, о Боже, отвернись! Когда она закончит, он оживёт. Сядет и посмотрит на тебя своими мёртвыми лазурными глазками.”

Четвёртую стену занимали стеллажи, заставленные безымянными стеклянными банками и бутылками, заполненные неизвестными жидкостями и порошками, коробочками с шестерёнками, тонкими стальными трубками и катушками проволоки.

Лекс не сомневался, что перед ними кукловод этого ужасного места.

Эта женщина.

Её разум удерживал их здесь.

Он ожидал, что она развернётся к ним и признается в этом, но она этого не сделала. Она была слишком занята, собирая маленького мальчика. Ничто не могло помешать её работе, её одержимости и преданности своему ремеслу. Её руки были в постоянном движении, опытные и умелые. Прежде чем зашить туловище, она налила себе в руку из кувшина что-то розовое и живое и засунула внутрь. Затем начала прилаживать конечности на место с тщательным мастерством.

Тогда он понял, что женщина была в комнате не одна. Кукольные люди сидели на складных стульях, словно зрители. Мужчины в костюмах, а женщины в красивых платьях. Их мёртвые белые лица были похожи на резиновые маски, пустые глазницы уставились на старуху. У некоторых были пустые рукава, как будто им не доставало конечностей.