Кукольных дел мастер
Шрифт:
Всех, кроме голема.
«Следаки» не брали во внимание искусственного человека.
— Это создание не навлечет на себя гнев Малого Господа, живя с детьми. Только мы спасемся. Рукотворным созданиям нет пути на небеса. Ангелы безразличны к ним. Исполняй, брат Ува!
— Почему это ты будешь спать здесь? Нас четверо, надо бросать жребий.
— Вот и бросайте. Осталось три места, разыгрывайте. А я буду спать здесь. Это лучшее место. Оно мне нравится.
— Почему ты? — упорствовал лохматый гитарист.
— Потому что я — вождь-сиделец, уважаемый рецидивист.
— А мы?
— А вы — шпана, сявки зеленые.
Заль утихомирился и без всякого жребия забрался на верхнюю койку. Второй «висяк» оккупировал легат; внизу, напротив «вождя-сидельца», улегся Бижан. Крошечный «ночник», едва они расположились, погас сам собой. Минута, и Бижан, обладавший завидной нервной системой, захрапел — точь-в-точь труба с сурдинкой. Следом начал сопеть гитарист: тоненько, заливисто. Помпилианец крепился, видимо, демонстрируя боевой дух, но вскоре сдался.
Во сне легат дышал с надрывом, временами всхлипывая.
Ужин прошел без инцидентов. Отбой — тоже. Звуковой сигнал, через пятнадцать минут — общее затемнение. Экипаж «Герсилии» разместили в недрах «Шеола»; где именно, Лючано не знал. Завтра, все завтра… близнецы, женщины, проблемы — утро вечера мудренее… Слушая трио соседей-виртуозов, он валялся лицом вверх, скомкав в ногах легкое одеяло, и благодарил сегодняшний день за безумие событий. Его несло, крутило в водоворотах происходящего, не позволяя задуматься, вспомнить, вернуться мыслями назад. Зато сейчас, едва глаза закрывались, под веками вспыхивал огонь. Мир скручивался в воронку, в жерло плазматора, изрыгая пламя.
Чудо, случившееся на Михре, оставалось загадкой. Да, он смог «отогреть» антиса, заледеневшего в безнадеге роботизации. Инъекции боли, мучительные в любом другом случае, здесь пришлись кстати. Но почему — целая компания?
Музыканты, помпилианец, невропаст…
С ними был бы и Фаруд Сагзи. Но полковник отказался. Лючано помнил, как обрывки сети легионера тянулись к Фаруду, желая включить его в единство большого тела. Хорошо, антис — это, допустим, базовый носитель. Остальные — подселенцы. Пассажиры на борту корабля; пусть даже крысы в трюме. Внутренние голоса, на манер Гишера и маэстро Карла. Шизофрения волнового существа. Антис — допустим, человек; мы — допустим, пенетраторы. Только выходим мы, в отличие от классического пенетратора, безопасно.
Смотрим дальше: кто и зачем?
Невропаст: коррекция слияния. Помпилианец — «механическая» связь частей. Энергеты — эволюционные способности облегчают совместимость. «Огрызок» флуктуации в бедном кукольнике — …
При чем тут «огрызок»?
Мысли путались. Сон одолевал. Научная теория рассыпалась в пух и прах. Я — не профессор Штильнер, думал Лючано, проваливаясь в дрему. Гипотезы, открытия — не по мне. Мой талант — находить и терять. Мы все кое-что потеряли, вознесясь из воронки в космос. Нейрам Саманган утратил коварный вирус и двадцать семь лет жизни. Гай Октавиан Тумидус лишился рабов. Вехдены — жизни. Теперь музыканты числятся в нетях. Погибли при исполнении. Могут начать сначала, под чужими именами, на просторах Галактики. Я, Лючано Борготта по прозвищу Тарталья…
Что потерял я?
Я потерял сидевшую во мне флуктуацию.
Шестым чувством я безошибочно ощущаю: «птенец» оставил гнездо. Вышел наружу. Так птица Шам-Марг без проблем выходила из Нейрама, когда антис был в большом теле. «Огрызок», космический невропаст-неудачник, ты вел меня к единственному варианту, спасительному
для обоих: ненадолго стать антисом.Смешно: здесь, в «Шеоле», где люди захватываются пенетраторами на несколько порядков чаще, чем где бы то ни было, я — освободился. Осененный выпустил ангела и помахал рукой вослед. Жив, курилка. Я — здесь, ты — там, в черной, пересыпанной искрами мгле.
Удачи, малыш…
Контрапункт
Лючано Борготта по прозвищу Тарталья
(в разное время, в разных местах)
Мы уделяем снам слишком большое внимание.
Вещий сон. Дурной сон. Сон в руку. «Дорожная карта» сновидений. Путешествия в мире грез. Проникновение в иные реальности. Астрал, ментал, эфир… За всем этим фейерверком кроется страх — банальный, скучный, как вид из окна на стройплощадку. Когда мы в сознании, когда бодрствуем — мы ясно чувствуем, как привычки, стандарты и нормы огораживают нас защитным кругом.
А во сне?
Во сне к нам могут подкрасться, и мы не услышим. Во сне нас обидят, а мы не успеем защититься. Беззащитность сна, уязвимость сна; доверчивость, которая расшатывает опоры настороженности. Давайте увешаем ее медалями и орденами, нарядим в загадочный костюм, наденем маску с длинными носом и ушами, похожими на нетопырей; придадим страху оригинальности, добавим тайны, как перчику в суп…
Сон любят сравнивать со смертью.
Еще один слой шелухи.
…Впервые в жизни Фаруд Сагзи так долго стрелял из лучевика.
Луч, вырвавшись из ствола, тянулся струей патоки. Он густел, замедляя движение, на грани остановки. Сто раз Фаруд читал в дешевых боевичках, которые употреблял в качестве снотворного: «Время послушно замедлилось. Враги, ползая сонными мухами, не успевали заметить ударов Барса Пустыни…» Сочинители врали. Лично у полковника Сагзи ничего и никогда не замедлялось. Удары — да, бывало, что враги и не успевали их заметить. Но маятник-невидимка исправно отсчитывал стандартные секунды.
Затылок Лючано Борготты — вот он, совсем рядом.
Жаль, луч окаменел на полпути.
В воронке, зиявшей на месте сгоревшего дома, кружился антис. Он один продолжал бег, ускоряясь. Край маячил неподалеку, рукой подать, но антис не приблизился к заветной границе ни на йоту. Казалось, огненная буря бушует в яме, закручиваясь гибельным смерчем. Так пляшут сектанты-бродяги, давшие обет вечных странствий: кружение тела возносит рассудок в вышину прозрения. Вот-вот смерч вырвется на свободу и умчится в черные небеса…
«Галлюцинация», — сообразил Фаруд. Ситуация ни капельки не напоминала эффект «сорванной шелухи», к которому вехден привык. Работников СРБ учили контролировать «обе стороны медали». Еще минуту назад полковник четко воспринимал реальность (Михр, северо-запад Кашмихана, невропаст, боевая группа, пленник-помпилианец…), данную ему в первичных ощущениях — и вторичный эффект Вейса: Башня Молчания, статуя-исполин, Хозяева Огня, пленник-легионер…
Фаруду не составляло большого труда действовать сразу на двух уровнях. Но третий… Скорость луча близилась к нулю. Куда-то сгинула Башня. Надежный Михр шатался под ногами. В воронке грозил выплеснуться наружу разбегающийся антис. Беззащитный затылок невропаста издевался над стрелком.