Кукольных дел мастер

Все.

— Что теперь? — спросил Фаруд Сагзи.

— Пойдем с нами, — ответили ему.

— Куда? — спросил Фаруд.

— Отсюда, — был ответ.

Мир сократился до размеров обычной голосферы. За пределами сферы прятались руки кукольника: управляя нитями, он вел через мир, сжатый в белый от напряжения кулак, процессию смешных кукол. Марионеток разделяли не шаги, а годы. Полковник внимательно следил за самим собой, идущим по ограниченному участку пути — сорок с лишним лет, пустяк, и только.

Ковыляет вдоль манежа крошка-Фарудик: радость мамы, гордость отца. Пятиклассник-Фаруд впервые пробует курить в подворотне. Кашель, одобрение сверстников, бабушка находит пачку сигарет в сумке, скандал и прощение. Голый, возбужденный подросток весь горит от обиды: разбитная официанточка из «Шиш-Беш», с которой юный Сагзи стал мужчиной, смеялась над его жадностью.

Куклы, куклы…

Университет в Хондарате, истфак, отделение фундаментального расоведения — так назывался центр подготовки специалистов особого рода. Повышение квалификации: Академия Внешней разведки. Взрослый Фаруд смеется — очень уж нравится фраза из меморандума пресс-бюро АВР:

«К рассмотрению комиссией не допускаются лица, склонные к экстремистским поступкам, религиозному фанатизму и авантюризму».

Первые задания. Провал на Кемчуге: тюрьма, пытки, допросы. Доверие сатрапа Пира Самангана. Беседы о будущем державы. Тайные поручения. Так надо. Присвоение внеочередного звания. Знакомство с Айзеком Шармалем и Юлией Руф. Внедрение в съемочную группу Монтелье. Участие в операции по «выведению за скобки» лидер-антиса вехденов. Так надо. Услуги, оказанные Шармалю-младшему. Так надо. Куклы, куклы… Потрясение при виде «воскресшего» антиса; захват невропаста Борготты, понуждение к сотрудничеству, высадка на Михре…

Так надо.

— А почему так было надо? — спросил кто-то.

Фаруд не сразу догадался, что спрашивает он сам. Здесь и сейчас, в месте, где лучи ползут черепахами, очевидное вдруг оборачивалось каверзным вопросом.

— Потому что интересы державы.

— Тогда конечно, — сказал кто-то, кого тоже звали Фарудом. — Тогда ясно.

— Что тебе ясно?

— Не кричи. Я все понял.

— Что ты понял?! Что?!

— Не кричи. Лучше пойдем с нами.

В воронке, ожидая, крутился антический смерч. Фаруд чувствовал, что ждут — его, полковника Сагзи. Каким-то невероятным образом сукин сын Борготта сделал все наоборот: вывел роботизированного антиса на грань ухода в волну. И теперь зовет тебя, полковник. Куда, как, зачем — неважно.

Луч рывком сократил расстояние до чужого затылка.

Луч торопил.

— Что ты понял? — кричал Фаруд самому себе, теряя драгоценные микроны срока, отведенного на раздумья. — На что ты намекаешь, мерзавец?!

— Ни на что. Ты действовал, как считал нужным. Пошли, а?

— Нет, ты сперва ответь…

Куклы закончили свой путь через сферу полковника. Фаруд остался один. Защитник интересов державы, идейный предатель; исполнитель приказов. Вспомнилась «Книга Царей», любимая книга детства. Там тоже у славного пахлавана, опоры трона, свято блюдущего присягу, когда следовало бы чуточку поступиться клятвой ради высшей цели, нашлись доброжелатели — отец, готовый принести сына в жертву, и дальний родственник, заманивший могучего в ловушку.

Бабушка читала на ночь:

— Иди, спасай несчастную страну! Ты вырой западню, и не одну, На дне вверх остриями — меч к мечу, Дабы пришла погибель к силачу. Пусть он умрет, пронзенный ратью ржавой! Тогда избудет тяготы держава…

Фаруд улыбнулся. Он знал, как поступить. В «Книге Царей» пахлаван, смертельно ранен, молит предателя дать ему лук: для защиты от львов. И, хохоча, убивает изменника, спрятавшегося за огромный дуб. Слушая бабушку, Фаруд всегда представлял себя пахлаваном. Конечно, смерть не за горами. Но смерть для ребенка — отвлеченное понятие. Зато месть, карающая стрела, способная пробить насквозь и дерево, и врага…

— Блеснуло солнце из-за черных туч, Стрела взлетела, как светила луч, Ударила — так рушится запруда! И ствол она пронзила, и Фаруда…

Нет, здесь явная ошибка. В древней легенде изменника звали не Фарудом, а как-то иначе. Как? Забыл, удивился полковник. Смотри-ка, всякую ерунду помню, а это забыл. Где ты, умница-невропаст? Подкинь мне на язык истинное имя человека, оставшегося в веках лишь благодаря успешному заговору. Кстати, если память не подводит, через много лет после смерти пахлавана, пройдя через огонь, держава и впрямь расцвела.

Ну и что?

— Пойдем, а?

— Спасибо, — ответил Фаруд. — Я останусь здесь.

— Почему?

— Так надо.

Луч придвинулся вплотную к затылку невропаста. Но Лючано Борготта уже был частью антиса. Нервной системой волнового существа — вот ведь зараза, как только сумел?.. Нити переплелись, каждое действие вызывало общую реакцию… Организма? Колонии? Структуры?

— Кукольного театра, — пошутили издалека.

«Дядя, — не издав ни звука, повторил Фаруд вопрос, заданный им три года назад, — что будет, если я выстрелю в тебя из лучевика?»

«Ничего не будет, — молча ответил Нейрам Саманган, бегая по вечному, нерушимому кругу, за миг до предательства. — Я перейду в волновое состояние раньше, чем луч достигнет моего малого тела. Лучше не стреляй, да? Имей в виду: разрушение Мансурова жилища останется на твоей совести…»

— Ну уж нет, — улыбнулся полковник. — Извини, дядюшка. Я готов платить по счетам. Но разрушение дома Мансура-аты — это ты сам, ладно?

Смех потряс северо-западный район Кашмихана, сжигая все вокруг. Объят пылающим хохотом, уходя туда, где бабушка читает внуку на ночь «Книгу Царей», где ты — пахлаван в западне, а не предатель за деревом, Фаруд Сагзи подумал, что давно не чувствовал себя так легко.

Куклу убрали со сцены и повесили на крючок.

Отдыхай, кукла.

* * *

— Семнадцать нитей, — сказала тетушка Фелиция, подвешивая марионетку на специальный крючок. — Всего семнадцать. Больше я не умею. Знаете, синьор, мой дед в одиночку управлялся с шестью десятками. Представляете: шестьдесят нитей?

Фравардин, Саглар, загородная резиденция Кобада Рузимшана

— Не думал, что еще способен изумляться…

Мужчина, достигший «возраста вдохновения» — от шестидесяти двух до семидесяти трех лет, согласно указу кея Туса VI — ребяческим жестом сбил на затылок тюбетей. Луч солнца запутался в золотом шитье орнамента, брызнув колючими искрами. Казалось, вокруг головы человека засветился нимб.

На святого человек в тюбетее походил слабо. На осененного высшей благодатью тоже. Нимбы еще рисовали над владыками-кеями, подразумевая связь их внутреннего огня с огнем государства. Но и на кея этот подвижный, крепко сбитый, чуточку сутулый вехден похож не был. Кеи не бегают по кабинету вприпрыжку. Кеи не хихикают в кулак. Кеи сидят на престоле, сотрясая мир одним мановением руки.

И тем не менее, это был кей Кобад IV.

Экс-кей, если угодно.

Юноша, сидевший в кресле напротив, виновато развел руками. Да, мол, такие дела… Ну и остальное, что говорят, или подразумевают, когда сказать нечего. Нейрам Саманган еще не привык к тому, что жизнь обогнала его на четверть века. Легче предположить, что владыку состарили не реальные годы, а отречение от престола. Вполне достоверный вариант. Отрекся, страдал, мучился бессонницей… И все люди вокруг, помимо кея, тоже нашли причину для резкого старения. И предметы.