Кукук
Шрифт:
Распаковываюсь и традиционно сажусь на кровать. И тут удар ножа в сердце. Комната абсолютно такая же, как наша с Таней в первой квартире в Германии. Сходу начинаю плакать. Смотрю на эту фата-моргану и реву.
Понимаю, для чего на кровати лежало одеяло, которое я тут же бросил на свой шкаф,— в комнате очень холодно. Я начинаю дрожать. Но я люблю прохладу, поэтому не особо страдаю.
Приходит сестра. Просит спуститься с ней вниз — заполнить пару анкет. Расписываюсь в том, что на время лечения не буду садиться за руль. У меня нет даже прав, не понимаю смысла в своей подписи. Заполняем мои кулинарные пристрастия для кухни. Впервые вижу такие подробности. Здесь можно распланировать как обед,
Одна из женщин кричит мне, когда я выхожу из столовой, чтобы отдать сестре заполненную анкету: Эй, ты! Слышишь! Я к тебе обращаюсь!.. Халлё!!!
Я не люблю такие обращения, поэтому делаю вид, что не слышу и ухожу прочь. Она, однако, через пару минут вылавливает меня в коридоре: Привет, мистер Икс! У нас принято представляться. Меня зовут Так-То.
Я: Я Алексей.
Она: Алексей.
Я: Да.
Ухожу прочь.
Соседа нет. Он не появится в этот день. Вечером я сажусь записать сегодняшние новости. Заходит приветливая толстая женщина.
Она: Добрый вечер! Пришла вас проведать. У вас всё в порядке?
Я лежу в кровати с ноутбуком, уже раздевшись и под одеялом. Сажусь, протягиваю ей руку для пожатия: Да, всё в порядке, спасибо.
Не знаю, как быстро я привыкну к этой комнате. Она ужасна. Я только и делаю, что вспоминаю нас с Таней в ней. В той комнате на Berliner StraЯe. Она словно замена чайника в 3.1.
В комнате отдыха двое пациентов собирают огромные картинки из пуцлей. Очередной привет мне от Кена Кизи и Милоша Формана. У них этим делом были заняты мистер Сефелт и Брюс, которому первый отдавал свои лекарства.
Гуляя по пешеходке, замечаю Самоубивцу, парня-немца, устроившего побег с цыганом. Он живой. Развозит на велосипеде с прицепом рекламные газетёнки. Как же всё банально обернулось. Цыган, если это тот Рамадани, лежит опять-таки на своём месте. Этот хмырь на свободе. Нет у него, видать, больше причин для самоубийства. А что же остаётся мне? Почему я не ухожу и не убиваю себя? Клиника эта — сплошной обман. Что я здесь делаю?..
Опять начались дни изучения моей фамилии.
Сестра: Как произносится ваша фамилия?
Я (пытаюсь произнести по слогам): Йев…
Она: Йев?!
Я: Нет, Ев-се-ев.
Она: Как?! Боже, как сложно. Ещё раз?!
Я: Йев, как английское Yes. Итак, ЙЕВ два раза, а между ними СЕ. Йев-се-йев.
Она: Евсеев.
Я: Абсолютно верно.
Она: О! Как просто!..
Всю субботу просидел в отделении один. Всё психи поразъехались. Забавно спускаться к еде, брать свой единственный поднос и тащиться с ним в столовую. Над клиникой опять кружит самолёт. Такое впечатление, что с каждым днём он спускается всё ниже и ниже. От него в здании трясутся окна. Я подумываю о том, что если бы этот самолёт свалился бы таки на клинику, на девятое отделение, в то время когда в нём находился бы я один, то это было бы гениальным завершением моего жизнеопесания. Вместо него издатели вставили бы заметку из местной газеты:
«Такого-то числа, там-то, при невыясненных обстоятельствах, произошло крушение воздушного судна, пилоты успели выпрыгнуть с парашютами, в результате падения был полностью разрушен один из корпусов клиники, жертвой катастрофы стал лишь один из пациентов, прочие были в отпуске, сестра вышла в этот момент за тюльпанами…»
Сосед Маркус вернулся домой за полночь. Я уже спал. На утро я увидел его спящим.
Чуть позже мы с ним познакомимся. Он очень приятный молодой парень. Рассказал мне, что вчера вечером очень испугался, увидев меня. В результате долгое время сам не мог уснуть. Он уже целую неделю здесь
и всё время был один. Маркус тут же сдвинул в кучу свою косметику, освободив мне тем самым место. Я положил туда свою щётку и пасту. Бритву оставил в шкафу. А большего у меня и нет.Гляжу на его медведя. Я тоже спал со своим Стёпой до восемнадцати лет… У меня тогда не было девушки. У Маркуса есть и медведь, и куча девушек.
Перечитываю сборник выражений, фраз и диалогов с Севой. Совершенно гениальная речь. Читаю с бешеным удовольствием. При этом плачу, не переставая.
Севе 3 года, мы пишем письмо моей маме. Сева говорит, что писать, я стенографирую:
Я: Что ещё бабушке написать?
Сева: Шоколадку напиши. Бабушка какао купит, и молочко купит и зальёт какао молочком. И вкусно — какао с молочком. Ещё есть молочко у нас?
Я: Не знаю.
Значит, было дело с молоком и какао. Не помню такого.
Ну, и из чёрного юмора по теме романа:
Сева чихнул и пукнул одновременно. Комментирует:
— Я чихаю со всех сторон, и сопельки идут.
Сева пукнул.
Я: Ой, Севина попа чихнула. Будь здорова, попа!
Сева: Нет, попа не чихнула.
Я: А что она сделала?
Сева: Попа пукнула. И не будь здоров!
Сева пукнул.
Я: Что это?
Сева: Попа.
Я: Что попа?
Сева: Попа кашльнула…
Сева пукнул.
Я: И что попа хотела этим сказать?
Сева: А-пчи! Она сказала: «А-пчи!»…
Сева готовится пописать. Застыл над унитазом. Вдруг пукнул.
— Попа помогает. Попа пИсать помогает.
Смех сквозь слёзы.
Сева и Настя сидят на кровати и смотрят книжку. Настя задаёт свой типичный вопрос уже в сотый раз:
— Это кто?
Сева молчит.
Настя: Это кто?.. Это дядя плачет!
Сева: Нет, дяди не плачут. Ты видела, как папа плачет? Не видела! Дяди не плачут.
Когда я стал жить один, я столько этих слёз пролил, что теперь с трудом верится. Я плакал часами напролёт…
Пророческое (мне):
— …всех уже выбросили в окно дядей. И тебя сейчас мама (выйдет <из ванной комнаты> и) выкинет в окно. Все же дяди плохие?! И все тёти выкидывают в окно дядей. Ты же плохой?! Да? Ёжик тебя уколет и съест тебя ёжик там. Всегда тётя выкидывает в окно. Тётя выкидывает только дядю. Мама тоже будет выкидывать тебя в окно. Хорошо!? Дяди, вообще что-то, не помогают и их выкидывают в окно. Ты ничего не варишь? И тебя мама выкинет в окно. Хорошо? А потом мы тебя принесём с улицы, и ты будешь что-то варить мне. Мама скажет: «Ты будешь мне помогать?» И ты будешь маме пердавать…