Кульбит над кручей

Мои молитвы были услышаны, и я увидела тусклый свет догоняющих меня фар, правда, одновременно заподозрила, что эта машина будет для меня бесполезной, так уж лучше бы и не обрызгивала меня при обгоне. А потому что приближалась она с такой скоростью, что я вряд ли отважилась бы следовать в ее фарватере, тем более зная, что дорога здесь все время идет по крутой дуге и в тумане вполне можно в нее не вписаться.

Приблизившись, машина сбросила скорость и зависла у меня на хвосте, словно прочитав мои намерения сделать то же самое в отношении ее. Я присмотрелась — фары у присоседившегося хитреца стояли шире, чем у легковушки, да и по шуму мотора чувствовалось, что это нечто более громоздкое. Ясно, грузовичок разогнался, да чуть пуп не надорвал, вот и пришлось ему умерить пыл. Теперь едет да радуется, что за меня спрятался. Какое-то время я испытывала досаду, что не я кого-то, а меня кто-то использовал вместо тарана в этом молочном мороке. Потом досада сменилась понимающей улыбкой, ибо я успокоила себя тем, что все равно так безопаснее — наш общий с этой машиной свет издалека лучше заметен и отпугнет любого любителя езды по встречной полосе. Но нет, похоже, этот приблуда спокойной жизни не искал, он все время сокращал дистанцию между нами и уже почти задевал меня своим бампером. Черт, видно, хочет прорваться вперед, а обгонять в условиях плохой видимости боится. Но хоть бы посигналил, как это делают все люди, я бы понимала, что он просит уступить дорогу, а то прет буром, зараза, а ты вычисляй, что ему надо. Я мигнула левым поворотником, мол, обгоняй впереди пусто, но чувак попался туго соображающий и на мой знак не среагировал. Тогда я резко вильнула вправо, выскочила далеко на обочину, уступая полосу, но ни фига это мне не помогло. Пристроившаяся сзади машина тоже взяла вправо, но прочно оставалась лишь белым пятном яркого света, преследующим меня и скрывающим даже свои габариты, не только обличье. Я попробовала остановиться и с забившимся от страха сердцем заметила, что эта громадина тоже замедляет движение, однако, чуть не подталкивает меня вперед своим придвинувшимся впритык носом. Кажется, я даже почувствовала его касание к своей машине, словно то был легкий пинок под зад. Не иначе, как подгоняет меня. Я нажала на клаксон и подала короткий сигнал, дескать, понимаю. Похоже, меня принуждали не останавливаться, а ехать, причем как раз быстрее, а не медленнее, и в этом контексте событий мой короткий сигнал прозвучал не как согласие везти на своем горбу усевшегося наглеца, а как писк огрызающегося щенка. Мне ничего не оставалось, как припустить шибче. Автомобиль сзади заурчал веселее и легко побежал следом, ни на шаг не отставая.

Не знаю, сколько бы это продолжалось, мне трудно было понять логику сидящего в той машине человека. Ведь видит же, что я реагирую на него, нервничаю, ну и ехал бы вперед. Какого черта прячется? Невольно вырвавшееся словцо попало в самую точку: эта машина пряталась от меня! Я не должна была ее видеть! Это открытие, как любая обретенная определенность, подействовало успокаивающе, и я поехала увереннее. Наконец-то проблема разрешилась — задняя машина чуть отстала, и стало свободнее дышать.

Пока я искала ответ на вопрос: «Чего от меня хотят?», в стороне оставался следующий, а именно: «Почему от меня этого хотят?». Но как только с первым вопросом прояснилось, как тут же второй заявил о себе с полной настойчивостью. Откуда тому, кто находился в машине сзади, было знать, что он прикоснулся к человеку с таким пытливым умом? Думаю, догадайся он об этом вовремя, так бросил бы с самого начала свою затею. Но мы все сильны задним умом. И события разворачивались дальше.

Туман не редел и до поворота, за которым обычно он отступал, было еще далеко. Я ехала с умопомрачительной скоростью и понимала, что долго так продолжаться не может, что я не выдержу, не успею увернуться, если впереди появится препятствие. Однако ситуация вышла из-под моего влияния, в том ограниченном пространстве, в котором находилась я, рядом пристроилась активная, неугомонная сила, диктующая, как рок, свою волю. Этот туман словно отрезал меня от остального мира и оставил без помощи в поединке с жестоким преследователем. Я пребывала наедине с бедой, еще явно не выраженной, но все в свое время проявляется. Невеселые мысли забродили в моей голове.

Но вот вдалеке, отразившись в моих зеркалах, показалась еще одна машина. Я не собиралась упускать шанс — если мои преследователи действительно прячутся от меня, то надо дать им возможность уйти вперед двойным обгоном, поставив между нами эту машину, только что показавшуюся в поле моего зрения. Я сбросила скорость и поехала медленнее. Задняя машина сделала то же самое. Но стоило приблизиться третьей машине и включить сигнал обгона, как преследователи пропустили ее вперед и тут же сорвались и ушли на двойной обгон.

Ах, молодец, похвалила я себя, как прозорливо все вычислила! И не преминула уставиться во все глаза на ту чуму, что чуть не укатала меня.

И что же? Мимо меня, прикрываясь подъехавшим пассажирским микроавтобусом, шастанула здоровенная железятина. Я заблаговременно включила дворники, и это спасло меня от полной слепоты в потоках поднявшейся с дороги грязи, но притормозить все же пришлось, чтобы отряхнуться и отдышаться. А потом я пустилась следом и некоторое время шла почти впритык к автобусу, сохраняя дистанцию, достаточную для того, чтобы больше не попадать под брызги. Это как у Шкета — вы не поверите… Меня действительно преследовал и вот теперь обогнал, прячась за автобусом, белый «хаммер». Вся его повадка, а не только цвет, сильно смахивала на недавнего знакомца, с которым у меня вышла странная игра в догонялки и встречалки на выезде из города. Я бы даже сказала, что это он и был, но не получалось. Нет, не потому что недавно, когда я его видела в последний раз, он прошмыгнул мимо меня у заправки, это как раз не помешало бы таким мистификаторам, как его пассажиры, совершить еще один финт и теперь прижучить меня в глухом месте. Не получалось из-за огнедышащих драконов, распластанных у него по бокам, и других номеров, хотя тоже временных.

4

И вот тут-то я впервые резко тормознула и остановилась, чтобы освоиться со сложившейся ситуацией. Я не должна была видеть ни этих драконов, ни эти номера. Ну драконов еще куда ни шло, а номера залепливала грязь каждому, проехавшему километра три. Вот почему эта машина от меня пряталась. Тоска сжимала мое сердце, когда я осматривала доступные мне окрестности.

Распаханные поля слева, зеленеющие взошедшими хлебами, не могли быть полезны в любое время года, а при дожде тем более. Правда, где-то за ними лежала трасса, к коей я и стремилась, но через эти поля туда не добраться — топко. Я взглянула направо. Там параллельно шоссе шла посадка, скрывающая железную дорогу. Недалеко должен быть переезд и поворот на станцию Илларионово. Да, можно туда нырнуть, но это мне позволит лишь отстояться до исчезновения тумана. Конечно, тогда вокруг появится больше людей…

Я взглянула на часы — прошел всего лишь час после моего выхода из дому. И муж вряд ли успел перевернуться на другой бок в сладком утреннем сне — абсолютная сова: поздно ложится и спит до обеда. Бедный, он никогда не видит утра, этого трогательного покоя в природе, этого чистого мира, юного в своих ожиданиях и в то же время мудрого в своей снисходительной к людям задумчивости. Что с него взять? А придется будить, хоть и с большим сожалением. Но, возможно, у меня просто разыгралось воображение? Ладно, с этим всегда успеется.

Надо не торопиться, а еще раз все обдумать. Недолго собираясь, я задним ходом вернулась к съезду с шоссе, повернула на переезд и поехала на ближайшую железнодорожную станцию, а там притаилась за высоким забором. Виной моему смятению была информация, набранная по незаметным крупицам, которая прошла обработку в недрах подсознания и явилась оттуда тревожными выводами. У меня был шанс и раньше все понять, но я обдумывала новую книгу и окружающую действительность воспринимала лишь сторожевыми центрами. Хорошо еще и так, что все скумекала, не сильно опоздав.

Итак, начнем с момента моего выезда со стоянки. Ворота, откуда выехал «хаммер», оставались открытыми, их не закрыл не только тот, кто выехал со двора, но и дежуривший в это время сторож из бригады Ивана Игоревича. Так не бывает у рачительных людей при нормальном ходе вещей. Зачем тогда они нанимали работников, платили им немалые деньги? Это при том, что первые выезды в город на такой дорогой машине кем бы то ни было из семьи являлись значительным событием и не могли не привлекать к себе внимание всех домочадцев. По всему выходило, что тот, кто сел в машину, торопился убраться со двора побыстрее, и убирался он оттуда без ведома обитателей дома. Так владелец ли это был? Нет, машина явно украдена.

Вопрос о том, почему это случилось не ночью, отдавал праздностью. Хотя бы потому, что ночью закрыт двор мединститута, в который выходили дворы профессорских особнячков. И ворота там стояли еще дореволюционные, выдержавшие революцию, Отечественную войну и перестройку, — их бомбой не возьмешь. А открывались они ночью сторожами по предварительному на то заказу и по паролю, о чем постороннему узнать было за пределами обычных способностей. Кроме того, как ни странно, ночью покидать город заметнее: слишком много может оказаться любопытных глаз. А утром что? Мало ли кто спешит на дачу или на увеселительную загородную прогулку.

Далее шли все мои промежуточные выводы о том, что за рулем сидели молодые парни, дерзкие и наглые; что они не очень хорошо знали город и потому ехали зигзагами (а может, не потому?); что продвигались в южном направлении, скорее всего, целью их поездки был Крым; и что они заметили меня. А вот это уже более интересно. Чем я им помешала? Нельзя же всерьез думать, что они заподозрили меня в слежке. Когда я об этом думала, то просто разминала мозги. Пассажиры «хаммера» отлично видели, что я ехала своей дорогой, может, видели и то, что я неопытный водитель, но заподозрить меня в специальном интересе к ним не могли. Что же случилось?