Култи
Шрифт:
— Эй, мои глаза выше, Претцель.
Глава 20
— Как прошли выходные?
Я сидела на земле, высоко натягивая гольфы, и, подняв взгляд, увидела нависающего надо мной Гарднера.
— Хорошо. Я должна была провести некоторое время со своей семьей, а у тебя?
Он пожал плечами и присел на корточки.
— Я много спал.
— Мило.
Выражение лица Гарднера стало довольным, но он ничего не ответил. Он оставался рядом со мной, пока я натягивала бутсы и завязывала их.
— Сал. — Его голос
Я даже не стала наклонять голову, чтобы взглянуть на него, только покосилась в его сторону, когда почувствовала, будто все, что есть внутри меня, поползло вверх к горлу.
— Мы друзья, Джи, вот и все.
Мрачное выражение его лица не очень-то успокаивало.
— Послушай, я тебе верю. Я бы поверил тебе, если бы ты сказала, что свиньи летают, но я знаю, что Кордеро будет в бешенстве, а мы с Сиеной не так уж много можем сделать.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я хочу, чтобы ты подумала о том, что делаешь и чего хочешь от будущего. — Гарднер положил руку мне на плечо. — Я хочу для тебя самого лучшего, Сал. И единственная причина, по которой я что-то тебе вообще говорю, это потому, что не хочу, чтобы тебя застали врасплох.
Врасплох из-за чего?
Прежде чем я успела собраться с мыслями и попросить рассказать подробнее, что он имеет в виду, чтобы понять, не преувеличиваю ли я значение того, на что он намекает, Гарднер выпрямился и ушел.
Мы с Сиеной не так уж много можем сделать.
Подумай о том, что ты делаешь и чего хочешь от будущего.
Я не хочу, чтобы тебя застали врасплох.
Все, что я сделала, — это пригласила своего друга к себе домой. Так оно и было.
Я не употребляла наркотики, не светилась на публике, ничего не украла и никого не убила.
Если мои догадки верны, Гарднер только что предупредил меня, что моя карьера в опасности.
Возможно, мне следовало запаниковать. Заплакать. И поклясться, что я перестану дружить с тем, кто так явно нуждался в друге.
Но я ничего из этого не сделала. Даже близко.
Несмотря на то, что Гарднер пытался быть хорошим другом и просто предупредить меня, я вдруг разозлилась. Реально разозлилась.
В глубине души я знала, что не сделала ничего плохого. Конечно, в моем контракте было условие о недопустимых отношениях, но у меня ни с кем, черт возьми, их и не было. Даже близко нет, а меня наказывали? Или, по крайней мере, собирались?
Это дерьмо собачье. Полная чушь.
И мне очень захотелось ударить Кордеро по лицу. И затем еще раз.
Напряжение в мышцах сковало мои руки и плечи. Мне пришлось сжать кулаки, чтобы сдержать свое разочарование из-за всей этой ситуации. Честно говоря, Рей мне нравился. С ним было непросто, и он иногда действовал мне на нервы, но я чувствовала между нами близость, которую не ощущала раньше ни с кем другим.
Не улучшал общую ситуацию и факт того, что только несколько девушек из команды заговорили со мной во время тренировки. Остальные бросали косые
взгляды, которые мне не понравились. Но они не дразнили меня, так что мне удалось держать свой рот на замке. Я была умнее и не собиралась быть той, кто начнет разборки. Можно быть молодой и глупой только раз в жизни.Когда не бросали на меня ехидных взглядов, они смотрели на Култи так, словно ожидали увидеть мой лифчик, висящий на его шее. Но дело в том, что пока я должна была держать рот на замке, Немцу это было делать не нужно.
И он этого не делал.
Он встретился со мной взглядом в самом начале тренировки и нахмурился. Чем дольше продолжалась тренировка, тем больше он хмурился. Култи не пытался спросить меня, что происходит, но каким-то образом я понимала: он знает, что меня что-то беспокоит, и это было связано с девушками, которые пристально смотрели на него.
— Я не знаю, на что, черт возьми, вы смотрите, но вы должны смотреть на поле, а не заплетать друг другу косички!
Это было настолько сексистское замечание и такое несправедливое, что я не смогла удержаться и хихикнула, а затем попыталась скрыть это.
Однако, это не помогло мне быть менее раздраженной в течение всей тренировки.
Они все еще шептались обо мне и бросали на меня косые взгляды. Перешептывание за спиной, твою мать. Я ничего не могла поделать с этим.
К тому времени, как я вернулась с работы, кто-то уже сидел у подножия лестницы, ведущей в мою квартиру. Как только я вышла из машины, мне потребовалась доля секунды, чтобы узнать каштановые волосы и длинное тело, которое встало, отряхивая сзади свободные спортивные шорты.
Он ничего не сказал мне, когда я припарковала свою машину в метре от него, и не сказал ни слова, когда взял мою спортивную сумку, и даже когда увидел на мне мешковатые брюки и рубашку с длинными рукавами, которые я надела сегодня. Он никогда раньше не видел меня в рабочей одежде, но мне было все равно, что у меня на коленях пятна грязи и травы, а волосы стали вдвое больше по объему.
— Привет тебе, — сказала я с улыбкой, когда мы поднимались по ступенькам, ведущим к входной двери в квартиру.
Я открыла дверь, он последовал за мной, запер ее, как только оказался внутри, и бросил мою сумку на то же место, где я всегда ее оставляла. Я села на пол и стянула рабочие ботинки, слишком измученная, чтобы даже попытаться сделать это стоя. И швырнула их в сторону двери сильнее, чем нужно.
Немец протянул мне руку.
Я взяла ее и, поднявшись на ноги, не сдвинулась ни на сантиметр, когда мы застыли напротив друг друга.
Вторую половину дня я твердила себе, что технически это все его вина. Что если бы я не была к нему добра, мы бы не стали проводить время вместе и не стали бы друзьями. Если бы он был кем-то другим в этом мире, за исключением горстки людей, никому бы не было дела до того, что мы делали вместе. Я потратила всю свою жизнь на то, чтобы изо дня в день совершенствоваться. Я не хотела славы, и, хотя не считала, что быть знаменитой это плохо, но не желание прославиться заставляло меня вставать каждое утро. Я была осторожна, всегда осторожна, всегда жертвовала всем, что требовалось, чтобы добиться успеха.