Култи

Поскольку все мы не поместились бы в мамин седан, мы с Култи ехали отдельно.

Это был тот же самый ресторан, в который мы ходили последние три года, так что я точно знала, куда мы направляемся.

Едва я повернула ключ зажигания и доехала до угла квартала, как Немец заговорил.

— Мне не нравится, как твоя мать разговаривает с тобой. — Я резко повернула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

Он, с другой стороны, был занят тем, что смотрел вперед.

— Почему ты позволяешь ей так унижать себя?

— Я... — Я снова вернула внимание на дорогу и попыталась убедить себя, что этот момент реален. — Она моя мама. Я не знаю. Я не хочу ранить ее чувства и говорить ей, что ее мнение не имеет значения…

— Не должно, — отрезал он.

Что ж…

— У нее просто другой взгляд на то, как я должна жить, Рей. Так было всегда. Я никогда не буду делать то, что она хочет, чтобы я делала, или быть тем человеком, которым она хочет, чтобы я была. Я не знаю. Я просто позволяю ей говорить все, что она хочет, и смиряюсь с этим. В конце концов, я собираюсь продолжать жить так, как хочу, независимо от того, что она говорит или думает.

Боковым зрением я заметила, как он повернул голову.

— Она не поддерживает твое занятие футболом?

— Она поддерживает меня, но предпочла бы, чтобы я занялась чем-то другим.

— Она понимает, насколько хорошо ты играешь? — спросил он совершенно, охренительно серьезно.

Мне пришлось улыбнуться, его вера в меня почти компенсировала попытки моей мамы обвинить меня в том, что у меня нет парня или что я должна иначе одеваться, чтобы чувствовать себя женщиной. Чепуха.

— Ты действительно думаешь, что я хороша?

— Ты могла бы быть быстрее.

Я знала, что он просто пытается вывести меня из себя, называя медлительной. Я повернулась к нему, возмущенная.

— Ты серьезно?

Култи не обратил на меня внимания.

— Но да, это так. Не забивай себе этим голову. У тебя еще есть немало возможностей для улучшения. — Он помолчал. — Она должна гордиться тобой.

Я разрывалась между желанием защитить свою маму и желанием обнять его за эти хорошие слова, которые он сказал. Вместо этого я произнесла:

— Она гордится мной. Просто... наверное, ей тяжело со мной. Я знаю, что она любит меня, Рей. Она ходит на мои игры, носит мои джерси. Она гордится мной и моим братом, но...

Я почесала лицо, раздумывая, сказать ему или нет. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз кому-то рассказывала. Даже Дженни и Харлоу не знали. Марк и Саймон знали, но только потому, что они были в нашей жизни всегда. Не помогло и то, что Кордеро был последним, кто говорил со мной об этом, и это воспоминание оставило неприятный привкус во рту. «Все должны знать», — сказал он. Ему не понравилось, когда я сказала «нет». Ни за что.

Мой брат Эрик начал свою карьеру с того, что в его контракте было точно оговорено, какие личные данные о нем могут быть обнародованы. Я пошла по его стопам и заключила контракт с «Пайперс» на тех же условиях, и, к счастью, моя скрытность окупилось. Но если и был кто-то, кому я могла бы рассказать, так это Култи.

Сглотнув, я спросила:

— Ты когда-нибудь слышал о Хосе Баррагане?

— Конечно, — сказал он с оскорбленным смешком.

Хосе Барраган был легендарным аргентинским футболистом, который был хорошо известен как на поле, так и в реальной жизни.

Я-то знала.

— Он отец моей мамы.

Наступившая тишина в машине не удивила меня.

— Ла Кулебра был твоим дедушкой? — мягко спросил Немец. Змея. Миллионы людей называли моего деда Змеей из-за дюжины разных причин.

— Ага. — Я ничего больше не сказала, потому что знала, что ему понадобится время, чтобы все обдумать. Ла Кулебра был суперзвездой. Он был королем своего поколения задолго до моего появления на свет. Он привел свою страну к двум Кубкам Мира, он был суперзвездой в те времена, когда еще не было технологий и социальных сетей. Отец моей мамы был яркой звездой спорта, трофеем из плоти и крови.

— Кто-нибудь знает? — наконец спросил он, и эта жуткая спокойная тишина все еще звенела у меня в ушах.

— Да, несколько человек знает.

Последовала еще одна пауза.

— Никто никогда ничего мне об этом не говорил. — Краем глаза я заметила, как он заерзал на сиденье. — Сал, почему это секрет? Ты понимаешь, сколько денег ты могла бы заработать на именных сериях?

Кордеро задал точно такой же вопрос. Единственная разница была в том, что Кордеро был жадным мудаком, только пытающимся выглядеть лучше. Внучка Ла Кулебры в его команде? Особенно учитывая, что он сам из Аргентины? В его глазах тут же загорелись знаки доллара, но я не собиралась позволять ему эксплуатировать меня или мою семью. Я так и не узнала, как он это выяснил, но это не имело значения. Нет — означало нет.

— Я бы не хотела, чтобы моя мама проходила через это, — объяснила я, еще крепче сжав руль. — Ты когда-нибудь с ним встречался?

— Да.

— Значит, ты знаешь, что он был не самым приятным человеком на свете.

Отсутствие ответа было более чем достаточным.

— Рей, я его встречала раз десять в жизни. Я видела его чаще по телевизору, чем лично. Однажды, когда мне было одиннадцать, он сказал мне, что я зря трачу свое время на футбол. Он сказал, что люди не любят смотреть на спортсменов-женщин. Он сказал, что я должна стать пловчихой или балериной. Гребаной балериной. Ты можешь представить меня в пуантах? Когда мне было семнадцать, он пришел на матч U-17, в котором я играла за национальную команду, и после матча разругал мою игру в пух и прах. Когда мне исполнился двадцать один год, он пришел на матч Кубка Мира и спросил, почему я не играю за сборную Аргентины. Для него никогда ничего не было правильным или достаточным.

— Это был просто он. Из того, что я слышала от мамы, он действительно был дерьмовым отцом и еще худшим мужем. Подозреваю, что он бил мою бабушку, когда не изменял ей. Моя мама не была его поклонницей, и я знаю, она винила футбол в том, что он так себя ведет. Я ее не виню. Она познакомилась с моим отцом на каникулах в Мексике, они поженились и переехали сюда. В последний раз, когда я его видела, он назвал моего отца глупым мексиканцем и сказал маме, что она зря потратила свою жизнь, выйдя замуж за кого-то, кто настолько ниже ее по положению.

— Я люблю своего отца и всем обязана родителям. Это самые трудолюбивые люди, которых я когда-либо встречала, и мне не нравится, когда о них плохо говорят. Когда мама говорит что-то не поддерживающее, я пытаюсь помнить, что она ненавидит то, что мы с братом играем в футбол. Она не может смириться с тем, что мы сделали футбол своей карьерой.

— Однажды мой агент попыталась продать меня одной компании, сказав, что Ла Кулебра — мой дед. Знаешь, что они ей сказали? Если бы я была дочерью его незаконнорожденной дочери, они бы захотели иметь со мной дело. Или если бы я не была латиноамериканкой, это была бы история. Они заставили меня думать, что я обманом попала туда, где я есть, потому что его гены и мое латиноамериканское происхождение сразу же дали мне преимущество. Будто я не надрывала свою задницу изо дня в день, работая усерднее, чем мои товарищи по команде, чтобы совершенствовать свои навыки.