Культурология: Дайджест №3 / 2009

Остроумный замысел, по мнению Бартоли, «должен быть реальным, а не ложным, не беспорядочным, а лишь дерзновенным и, главное, всегда уместным» (1, с. 632). Быстрый ум не должен принимать кристаллы за алмазы, суждение не должно выталкивать замыслы туда, куда они не могут войти, подобно тому как варвары, надрезающие кожу на лице, чтобы вставить туда драгоценности, не соображают, что только уродуют себя, а не украшают. Не следует злоупотреблять украшениями и хитроумными мыслями, «ибо в богатстве быстрого разума может таиться бедность суждения» (1, с. 633).

Превыше всего Бартоли ставил «блаженство вкуса – наслаждение писателя». Удачно найденное выражение Бартоли уподоблял божественному нектару. Многие из идей Бартоли (о свободе творчества, о гении, выразительности и грации и др.) восприняли романтики.

Как Грасиан и Тезауро, Бартоли разграничивал область разума и логических идей от вдохновения и поэтического гения, эстетическое и рациональное. Возможно, Бартоли полемизировал с Буало, когда писал: «Есть люди, стремящиеся обозначить время и ограничить цель свободному полету гениев, заключая их в тесноту того, что уже найдено, как будто ничего другого и нельзя найти» (цит. по: 2, с. 339).

Теоретики барокко прекрасно понимали, что игра образами, которую Тезауро сравнивал с искусством фокусника, может легко превратиться в блистательное, но пустое острословие. Высмеивая эпигонов Марино, итальянский сатирик Сальватор Роза (1615–1673) писал:

В упряжке конской души он повез,Им предоставив праздное пространство –Конюшню звезд и вечности овес…То экивоки, то кончетто тянетКлещами, рифмы лепит кое-какИ виршеплетствовать не перестанет…(Перевод И.Н. Голенищева-Кутузова)

Вычурные метафоры, вымученные замыслы, сравнения и образы всегда были в поле зрения теоретиков барокко, поэтому они, как отмечает И.Н. Голенищев-Кутузов, из недр Риторики извлекли Суждение и Проницательность, которые должны были направлять полеты фантазии.

Список литературы

1. Даниэле Бартоли // Памятники мировой эстетической мысли. – М., 1964. – Т. 2. – С. 630–633.

2. Голенищев-Кутузов И.Н. Романские литературы. – М., 1975. – 531 с.

3. Голенищев-Кутузов И.Н. Теоретики барокко // История всемирной литературы: В 9 т. – М., 1987. – Т. 4. – С. 64–66.

4. Ренессанс. Барокко. Классицизм. – М., 1966. – 347 с.

5. Эмануэле Тезауро // Памятники мировой эстетической мысли. – М., 1964. – Т. 2. – С. 624–630.

Философия культуры

Русская традиция «положительной философии» в контексте современных проблем философии образования

А.С. Сергеев

В 2003 г. Россия присоединилась к Болонской декларации и официально вошла в зону европейского высшего образования 9 . С тех пор не утихают дискуссии о последствиях этого решения. Чаще всего в этих спорах речь идет о сложностях свед'eния различных образовательных систем в единую. Сложности формального преобразования (организация высшего образования в два этапа: бакалавриат и магистратура и т.п.) отодвинули на второй план проблему содержания образовательного процесса. Хотя в обществе и в профессиональной образовательной среде крепнет убеждение, что осмысление этой проблемы сегодня особенно важно, причем не только для решения практических задач, но и для выстраивания стратегий российского образовательного процесса 10 . Особое значение в этом осмыслении приобретает русская философская традиция как средство выработки философско-методологического подхода к построению образовательного процесса.

9

В 1999 г. было принято решение о создании «Зоны европейского высшего образования» («Болонская декларация»). В Проекте Tuning результаты обучения и компетенции названы идеальными инструментами Болонского процесса. Они позволяют обеспечить сопоставимость и совместимость программ подготовки, поддерживать прозрачность, устанавливать общий язык (термин «компетенции»), переходить от ориентации на «входные» показатели к ориентации на результат, упрощать введение новых форм образования («пожизненное образование»), содействовать трудоустройству. Переход к образованию, ориентированному на результат, отнюдь не воспринимается в европейской высшей школе как несомненное благо. Выделяют проблематичные и позитивные аспекты. Среди первых называют, например, их ограничивающее, минимизирующее влияние на образовательный процесс (фактор, сдерживающий достижение высоких академических стандартов), техническую затратность, дорогостоящую реализацию, зауженную рыночную направленность, подрывающую академические свободы преподавания. В числе вторых сторонники компетентного подхода отмечают б'oльшую прозрачность, облегчение признания, лучшую информированность студентов, ориентированность на обучающихся, прикладной характер учебных планов, более высокие характеристики в обеспечении качества.

10

Эта проблема находится в центре внимания педагогов-исследователей и философов, которые работают в рамках семинара «Философия – Образование – Общество». См.: Лекторский В.А. Современное образование и гражданское общество // Труды науч. семинара «Философия – Образование – Общество». – М., 2006. – Т. 3. – С. 3–4. Пружинин Б.И. Фундаментальное и прикладное в педагогической науке: (Эпистемологический аспект) // Труды науч. семинара «Философия – Образование – Общество». – М., 2007. – Т. 4. – С. 141–152. Другой продуктивный опыт осмысления этой проблемы представлен на многолетнем семинаре по методологии педагогики, ежегодно проводимый Научным советом по философии образования и проблемам методологии исследования в образовании РАО совместно с факультетом педагогики, психологии и коммуникативистики Кубанского государственного университета, НИИ Проблем образования при КубГУ и Волгоградским государственным педагогическим университетом.

Причем речь здесь идет прежде всего о русской философии как традиции положительной философии на русской почве, под которой понимается «цельное и конкретное знание о действительности» 11 , опирающееся на разум. Эта традиция, идущая, по сути, от истоков европейской философии и включающая идеи славянофилов, Вл. Соловьева, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, С.Н. Трубецкого, Г.Г. Шпета и многих других, преломляется особым образом в русской философской прозе Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и др. Эти философы и писатели, столь разные по своим программным установкам и интеллектуальным устремлениям, по стилю изложения и социально-политическим идеалам, в идейном плане составляли целостное русское Философское сообщество, поскольку в основании их концепций лежала идея самоценности общения (в отличие от идеи коммуникации, прагматически ориентированной на простую передачу информации).

11

Шпет Г.Г. Философия и история // Вестн. Моск. ун-та, Сер.7: Философия. – М., 1994. – № 3. – С. 8.

Русские мыслители XIX в. в центр образовательных идеалов ставили вопрос о том, каково предназначение образования. Основоположник славянофильства Иван Васильевич Киреевский рассматривал просвещение через призму разума как целостного единства рассудка и чувственности. Если немецкий идеализм, по мнению Киреевского, поставил общечеловеческую проблему понимания цельного разума, нетождественного понятию рассудка, то свою расшифровку этой проблемы и давала философская мысль в России. Он считал, что в решении именно этой проблемы русская философия и основанное на ней русское просвещение обретают самобытность.

Как возможно решение таких вопросов в контексте философии, с помощью ее интеллектуального инструментария? В России эту функцию «философского решения» взяла на себя литература. Она во многом и попыталась раскрыть идеалы образованности, в основании которых лежали философские идеи о целостности человеческого разума, о возможностях синтеза этического и эпистемологического его аспектов, разработанные как в европейской, так и в русской интеллектуальной традиции.

Эти проблемы ставились в творчестве Ф.М. Достоевского. Специфика его способа постановки проблемы состояла в том, что он не просто соединял этическое и логическое начала, но показывал те экзистенциальные ситуации, в которых вера не примирялась с разумом, а имела приоритет в разрешении казавшихся неразрешимыми антиномий человеческого существования. Человек в романах Достоевского черпает силы к возрождению в своеобразных пограничных ситуациях. Ни логика и аргументация, ни рациональные выводы, ни рефлексивное постижение сущностных идеалов не могут стать путеводной нитью для героев Достоевского. Над ними властвует только душевное потрясение, которое высвечивает путь из сумрачного плена наличного бытия. Это проявляется и в его способах постановки проблемы человека, и проблемы свободы, и проблемы разумности, и др.

Жизнь человека, как полагает Достоевский, во многом определяется областью темных и слепых инстинктов. Не случайно в «Записках из подполья» он говорит, что лучшее определение человека – «существо на двух ногах и неблагодарное». В развитие этого положения: «Да осыпьте его (человека. – А.С.) всеми земными благами, утопите в счастье совсем головой, так, чтобы только пузырьки вскакивали на поверхности счастья, как на воде; <…> так он вам и тут человек-то, и тут, из одной неблагодарности, из одного пасквиля мерзость сделает» 12 . Антиномическая природа человека в том, что он «любит созидать» и «любит разрушение и хаос», любит «благоденствие» и «ровно настолько же любит страдание».

12

Достоевский Ф.М. Записки из подполья // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 10 т. – М., 1956. – Т. 4. – С. 157.

Достоевский в своих произведениях раскрыл антиномический характер проблемы свободы. С одной стороны, свобода – это физиологическая основа человеческого существования. Эта сторона свободы описана в «Записках из мертвого дома». Достоевский раскрывает потребность в свободе в экстремальных условиях, когда «сдавили петлей горло», свобода – это экзистенциальная потребность, без которой человек не может жить. С другой стороны, нет для человека более тяжкого груза, чем свобода. Это показано в «Братьях Карамазовых» (в главе «Великий инквизитор»), где инквизитор напоминает Христу: «Не ты ли так часто тогда говорил: “Хочу сделать вас свободными”. Но вот ты теперь увидел этих “свободных” людей… Да, это дело нам дорого стоило… но мы докончили это дело во имя твое. Пятнадцать веков мучились мы с этой свободой, но теперь это кончено и кончено крепко… Но знай, что теперь и именно ныне эти люди уверены более чем когда-нибудь, что свободны вполне, а между тем сами же они принесли нам свободу свою и покорно положили ее к ногам нашим» 13 . Эти мысли Достоевского повлияли в определенном смысле на Э. Фромма, доказывающего в «Бегстве от свободы», что страх перед свободой выбора и личной ответственностью является средой для произрастания диктаторских режимов.

13

Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 10 т. – М., 1956. – Т. 9. – С. 315.

Вывод, который мы можем сделать сегодня из этих идейных поисков Достоевского, состоит в том, что современные поиски образовательных идеалов должны учитывать ту антиномичную действительность, антиномичную природу человека, которая, как и во времена Достоевского, порождает сложности, неразрешимые проблемы и противоречия современного мира. Образование должно готовить человека к реальной жизни со всеми ее противоречиями, а это значит, что система образования должна обладать динамизмом, быть способной достаточно оперативно реагировать на возникающие проблемы.