Культы, религии, традиции в Китае
Шрифт:
Еще одной важной особенностью конфуцианского социального порядка был примат традиции и обычного права над писаным законом. К кодифицированному законодательству Конфуций относился резко отрицательно. Когда в царстве Цзинь в 513 г. до н. э. едва ли не впервые в Китае некто -Фань Сюань-цзы выплавил для государя сосуд с выгравированными на нем статьями закона, философ решительно осудил -это новшество, объявив, что оно противоречит традициям н не приведет к добру. Уж лучше бы, завершил свою мысль Конфуций, цзиньцы повнимательней отнеслись к древним законам Тан Шу (основателя царства Цзинь) и неукоснительно следовали им («Цзочжуань», 29 г. Чжао-гуна,— 989, т. XXVII, 2154; 552, т. V, 732]. Осуждая подобные новшества, которые по сути своей были призваны отрицать милые сердцу Конфуция древние нормы, философ одновременно с огромным уважением отзывался о нормах обычного права и о традициях, которые в его глазах как раз и являлись единственно верным и нужным законом (дао): «В государстве, где царит дао, стыдно быть бедным и занимать низкое
Таким образом, Конфуций отстаивал такой социальный порядок, который зиждился бы на традициях старины и осуществлялся кастой специально подготовленных для этого управителей. Разумеется, в своем чистом виде этот социальный порядок в Китае никогда так и не был осуществлен. Сформировавшаяся в Хань империя, провозгласившая конфуцианство своей официальной идеологией, многое взяла от легизма с его формами организации управления и писаным законом. Однако при всем том многие принципы управления китайской империей были заимствованы именно у Конфуция и конфуцианцев. В частности, нормы обычного права в Китае никогда не уступали по своему значению кодифицированному законодательству. Традиционные принципы конфуцианства требовали от государя основывать правление на добродетели и справедливости. Государь должен был выбирать своих чиновников и министров из наиболее образованных, способных и преуспевающих ученых-конфуцианцев. Чиновники должны были превыше всего блюсти неизменные идеалы и не за страх, а за совесть выступать против любых новшеств, отклонений и реформ, от кого бы они ни исходили. Простой народ, обязан был уважать порядок, почитать старших и строго соблюдать заветы древних мудрецов, в первую очередь самого» фактически обожествленного Конфуция.
Пиетет перед великими мудрецами древности, якобы владевшими истиной, дао, являлся своеобразной квинтэссенцией всего конфуцианского учения. Строго говоря, все этоучение было всегда повернуто лицом назад,.к «доброму ста^юму-вре-jagHH». Не впереди, не в будущем, неведомые дали'которого не могут предвещать ничего хорошего и достойного внимания, а именно в древности, в прошлом был «золотой век», который всегда должен служить образцом. Древние мудрецы все знали и умели, все постигли и решили, все установили и придумали. Их превзойти невозможно, это было бы проста кощунством. Их мудрость нужно тщательно изучать, об их деяниях постоянно размышлять. При этом и изучение и размышление должны быть строго ориентированы в нужном направлении, ибо бесконтрольное мышление могло бы привести человека к бог знает каким выводам. Не случайно сам Конфуций писал о том, что учение без размышления — напрасный труд, но и размышление без учения, т. е. без постоянного изучения мудрости авторитетов, вещь опасная [890, 31].
Социальная этика и политика играли очень важную роль в учении Конфуция. Однако и то и другое было самым тесным образом переплетено с системой чисто религиозных культов, верований и обрядов. Правда, механизм этого переплетения был весьма своеобразным и сильно отличался от того, что характерно для многих других религий. В этой связи заслуживает внимания часто поднимаемая исследователями проблема «конфуцианство и религия». Религия ли конфуцианство? Если нет, то что же это? Если да, то в чем и насколько отличается оно от настоящей религии? Решая эту проблему,, одни авторы безоговорочно считают конфуцианство религией и подчеркивают в нем именно религиозное начало [8, 254; 541; 542; 708, 433], другие более осторожно говорят об этом, обращая внимание на то, что до Конфуция в Китае религия играла немалую роль и что это оказало влияние на Конфуция
J351; 571; 593; 771, 33—50], третьи резко выступают против того, чтобы считать конфуцианство религией [73, 87; 275, 25—28; 415, 3; 584, 94]. В отдельных работах вопрос ставится шире. Их авторы либо склонны считать, что, хотя конфуцианство не было религией в собственном смысле слова, оно игра-..ло роль религии [817, 59—60], либо подчеркивают, что конфуцианство— более чем религия [821, 25]. Словом, имеется в виду, что, если даже это учение и можно назвать религией, оно сильно отличалось, как система, от ряда других широко известных религий [660, 9]. И едва ли не главное из этих отличий заключалось в специфическом соотношении морали и религии в конфуцианстве.
Социально-политические позиции Конфуция, сконструированный им социальный идеал, равно как и абсолютное преклонение перед авторитетом великих древних мудрецов, оказали решающее воздействие на формирование всей религиоз-ло-этической концепции конфуцианства. Это нашло выражение в том, что в Китае, в отличие от многих других цивилизованных обществ, со времен Конфуция и на долгие века был установлен и неукоснительно соблюдался отчетливо осознанный примат морали над религией. На все чисто религиозные проблемы китайцы обычно смотрели сквозь призму морали, в самой религии они видели не столько мистику, метафизику и теологические рассуждения, сколько прагматическую мораль, имевшую самое непосредственное отношение к жизни людей [817, 36—41]. Если в других'странах мораль всегда воспринималась как нечто подсобное, производное от основных религиозных догматов, если среди других народов мораль •была религиозна прежде всего, то о Китае можно сказать обратное: в Китае религия была моральной,
т. е. подчиненной тем традициям и нормам, которые были возвеличены и канонизированы конфуцианством. В этом смысле можно понять точку зрения тех ученых, которые вообще не склонны считать идеологическую систему конфуцианства религией.В самом деле, с точки зрения ортодоксальной теологии конфуцианство менее всего похоже на религию. Ведь в любой из религий на первом месте всегда стоят метафизические спекуляции о потусторонних силах, сверхъестественных явлениях, чудесах и т. п. Любая из известных религиозных систем воздействует не на разум, а на чувство человека, поражая его воображение, подчиняя его рассудок. Жрецы религии всегда составляют могущественную касту посвященных и резко противопоставляют себя остальным именно потому, что они якобы постигли нечто непознаваемое или просто недоступное обычному человеку.
Не то в конфуцианстве. Правда, в ряде работ отмечается, что и Конфуцию, и Мэн-цзы были не чужды элементы метафизики, что и мистика, и теизм были свойственны раннему конфуцианству {351; 571; 593; 701; 771, 80—92]. Однако все это, безусловно, стояло на втором плане. Этическое начало в учении Конфуция с самого начала резко возобладало над религиозным. Разум, рациональное в человеке и его мышлении было поставлено на огромную высоту: именно мудрость, ум мудреца, в сочетании с его добродетельностью, которая опять-таки производна от его мудрости, превратилась в вершину, к которой всегда следовало стремиться. Чувства же, эмоции человека были сильно принижены и ослаблены. Чувства следовало подавлять, как нечто низменное, неподконтрольное разуму, инстинктивное и потому не очень надежное [77, 20 и сл.]. В первую очередь это касалось самых сильных чувств — таких, как любовь. Не случайно Конфуций как-то-с горечью заметил: «Увы! Я не видел, чтобы добродетель любили так же, как красоту!» [890, 340]. Откровенный примат рационального над эмоциональным вел к тому, что все религиозные отправления, в том числе и основные конфуцианские культы, становились придатками этико-политической идеологии Конфуция. Однако если судить по тем функциям, по той. роли, которую играло конфуцианство на протяжении всей китайской истории, то нельзя не прийти к выводу, что в конкретных условиях Китая конфуцианство было, тем не менее, основной и ведущей формой религии. Впрочем, религия эта была весьма своеобразной. Если по влиянию на умы, по значению в истории страны и даже за ее пределами конфуцианство-можно сравнить с самыми известными и великими мировыми: религиями, то по своей религиозности это явление было очень специфичным.
Строго говоря, к проблемам религии, как таковой,— если иметь в виду ее метафизику и мистику или систему алогических обрядов и суеверий — конфуцианство относилось весьма прохладно, порой даже вообще отрицательно. Сам Конфуций весьма скептически относился к примитивным верованиям, в различных духов, столь широко распространенным в его-время в Китае. На вопрос своего ученика Цзи Лу, как следует служить духам, он ответил: «Мы не умеем служить людям, как же можем мы служить духам?» {890, 243]. Когда философ заболел и другой его ученик Цзы Лу предложил вознести мольбу к духам с просьбой о его выздоровлении, Конфуций усомнился в том, будет ли от этого прок. Цзы Лу ответил, что с такими мольбами к Небу и Земле вообще-то обращаются (т. е. что можно надеяться на благожелательный результат). На это философ возразил: «Я уже давно возношу мои молитвы». Как поясняет комментарий, эта последняя фразд Конфуция означает, что вся его деятельность — это единая великая молитва и что в пользу специальной апелляции к духам в связи с болезнью он не очень-то верил [890, 152].
Конфуций, указывается в «Луньюй», не любил говорить о сверхъестественном и о духах [890, 146]. Он избегал также говорить о судьбе и о предопределении, видимо, не желая парализовать волю человека, ограничивать его возможности и его влияние на собственную судьбу и жизнь людей. Показательно, что, когда его спросили, что такое смерть, философ ответил: «Мы не знаем, что такое жизнь; как же можем мы знать, что такое смерть?!» [890, 243].
Следует, однако, заметить, что скепсис Конфуция по отношению к религиозным верованиям проявлялся в основном лишь в сфере суеверий, т. е. тех взглядов, которые имели отношение к низшему пласту религиозных представлений древности и были распространены в основном в народе. Так, например, философ едко высмеял одного сановника царства Лу за то, что тот держал в специальном помещении своего дома большую черепаху и приносил ей жертвы, как божеству [890, 101]. И это несмотря на то, что черепаха наряду с некоторыми другими животными всегда считалась в Китае священной и издревле была объектом благоговейного почитания. В то же время к тем обрядам, ритуалам и культам, которые имели отношение к верхнему пласту древнекитайских религиозных верований, Конфуций относился всегда с очень большим почтением.
Значит ли это, что Конфуций был все-таки религиозен, как на этом настаивают некоторые авторы [708, 433], но что религиозность его была избирательной? Трудно ответить на этот вопрос однозначно. Дело в том, что на все важнейшие и имевшие большое общественное и воспитательное значение ритуалы, обряды и культы философ всегда смотрел прежде всего с позиций своей социальной эгики, о безусловном примате которой в его учении уже говорилось. В главе 3 «Луньюй», в основном посвященной проблемам религиозного церемониала, содержатся интересные данные об этом. Вот некоторые из них: