Купчино.Трилогия

– Ась?
– обернулась идущая впереди женщина.
– Громче говори, милок. Туга я нынче на ухо. Стара стала, извини...

"Старуха, мля!", - мысленно охнул Зяма.
– "Древняя-древняя, в рваных и драных лохмотьях. А по лохмотьям вши, так их всех и растак, ползают. Жирные такие, молочно-кремовые, мля. Шустрые-шустрые.... Старая карга на кривую клюку опирается. Ею, значит, и постукивает по бетонному полу - в такт шагам.... Носяра же у старой ведьмы приметный: длинный, крючковатый, очень мясистый и весь, мля, усыпанный крупными разноцветными бородавками. И тёмно-сизые имеются, и ярко-багровые, и нежно-розовые. Гадость неаппетитная и законченная, так её и растак, короче говоря. А глаза-то, тем не менее, прежние: чёрные-чёрные, неподвижные и бездонные - словно старинные колодцы в дикой пустыне...".

– Дык, бабушка, это я так, - смущённо вильнул взглядом Ржавый.
– Показалось...

– Показалось, так показалось, - покладисто прошамкала беззубым ртом старуха.
– Внучок.

– А как зовут-то тебя, бабанька?

– По-прежнему. Шуа.

– Ага, понял.... Дальше идём?

Старушенция, не ответив, резко развернулась и, бодро постукивая своей кривой клюкой по тёмно-серому бетону, зашагала вперёд.

– Что это такое, брателло?
– шёпотом заканючил на ходу Ржавый.
– Ничего, мля, не понимаю.

– Глюки, наверное, - так же тихо откликнулся Зяма.

– Думаешь?

– Ага, мля.... Или "травка" попалась некачественная. Или же в "семьдесят второй" химии пересыпали. Суки жадные и рваные...

Старуха скрылась за поворотом.

– Бежать надо, мля, - тоненько всхлипнув, запричитала сзади Милка.
– Только ноги не слушаются. Совсем. Нет, не кончится это добром. Не кончится, курвой буду.

– Так ты и так - она самая и есть, - затравленно усмехнулся Зяма.
– В том плане, что курва - самая натуральная и законченная.... Когда, родная, последний раз копейку по-честному заработала? А? Без наводок, разводок и кидалова? Сама не помнишь? Вот, то-то же.... Так что, шагай, шалава. Шагай, мля, не кисни. От Судьбы, как известно, не убежишь. Сколько, мля, не старайся...

Они по очереди, вслед за старухой, повернули за угол.

Повернули и вскоре оказались в просторном зале.

"В очень, мля, просторном", - мысленно прокомментировал Зяма.
– "Метров, наверное, сто семьдесят квадратных будет. А то и больше. И в очень высоком - вплоть до десяти-двенадцати метров. Хрень охренительная и блин подгоревший.... Длинных неоновых ламп здесь нет, зато на стенах закреплено полтора десятка ярко-горящих факелов.... Ярко-горящих, мля? Ну-ну. Дыма-то нет. И смолой здесь совсем не пахнет. Надо думать, очередные глюки, мать их козырную.... Что ещё? В зале сложено - и здесь, и там - много камней: покатых, округлых и серых - всевозможных оттенков этого цвета. В центре помещения стоит деревянный истуканище. Вернее, мля, идол: метров пять-шесть в высоту, солидный и массивный, очень тёмный (наверное, от старости), с характерно-рассерженной физиономией - ну, прямо как у нашего участкового, не к ночи, гад, будь помянут.... А по углам ещё четыре идола расположились - пониже и посветлей "главного". Да и деревянные физии у них, мля, чуток поприятнее.... Ещё возле каждого истукана беспорядочно набросано много-много светло-жёлтых и жёлто-чёрных костей. А среди костей стоят бронзовые котлы: возле "главного" идола - огромный, возле других - раза в два поменьше. Всё как у людей, так его и растак.... Что там у нас в котлах? Сейчас, мля, посмотрим. Сейчас-сейчас.... Меха какие-то, типа - шкурки пушных зверьков, серебряные монетки различных размеров и разноцветные речные раковины. Барыжий вариант, короче говоря.... В правой стене - круглая дыра: диаметром, наверное, с полметра. Может, чуть меньше. Вентиляционный ход, мля, надо думать. А других входов-выходов - кроме нашего коридора - не наблюдается.... И старуха-проводница - вместе со своими уродливыми бородавками - куда-то запропала. Словно бы под землю провалилась...".

– Это - капище, - задумчиво промолвила Милка.
– Я про такие ещё в школе читала. В учебнике. Жертвенное, мля, капище, раз кости возле идолов сложены...

– Гонишь, наверное?
– непонимающе набычился Зяма.
– Капище, говоришь? А капище - кого конкретно?

– Ну, земеля, ты и спросил.... Бога какого-то, не иначе. Северного, мля, Бога.

– Почему - северного?

– Ну, как же. Камушки здесь характерные: округлые и светлые. Таких, мля, на нашем севере очень много. Я когда под Воркутой срок мотала - вдоволь на них насмотрелась.... Ой, кто здесь?

– Хи-хи-хи!
– разнеслось по залу.
– Это я, Шуа...

Из-за "главного" идола вышла восьмилетняя - на вид - девчушка: худенькая, улыбчивая, скуластенькая, со светлыми смешными косичками, черноглазая, в простеньком светло-голубом платьице в крупный чёрный "горох".

– Какая, мля, симпатичная пигалица!
– слюняво ощерился Ржавый, которого пару лет назад обвиняли в педофилии, но доказать так ничего и не смогли.
– Иди ко мне, лапочка с косичками. Вкусной конфеткой угощу.

– Хи-хи-хи!

– Сейчас поймаю проказницу...

Девчонка, увернувшись от Ржавого, подбежала к правой стене, ловко залезла в круглое отверстие вентиляционного хода и была такова.

– Ушла, мерзавка. Жаль.

– Не о том думаешь, морда озабоченная, - нахмурился Зяма.

– А о чём надо, атаман, мля?

– Если бы я знал.... И ругаться прекращай, приятель. Надоело. Не надо больше. Ни к чему...

– Тяф-тяф-тяф!
– донёсся азартный лай.

Через полминуты в зал - из коридора, по которому недавно прибыли гопники, - вошла женщина.

"Ничего же себе!", - мысленно восхитился Зяма.
– "Самая натуральная королева - в нарядном средневековом платье: сплошные кружева, оборочки и рюшечки, а ещё и "стоячий" воротник, украшенный самоцветами.... Да и не в платье, собственно говоря, дело. Осанка у неё королевская. Да и выражение породистого лица, обрамлённого высокой и изысканной причёской. А глаза - ожидаемо - чёрные, неподвижные и бездонные.... Двух маленьких чёрных собачек ведёт на длинных кожаных поводках. Точно такие, кажется, были у знаменитого клоуна Карандаша. Мне мама про него частенько рассказывала в детстве. И картинки показывала.... Эх, мама-мамочка, как же это? Почему всё так позорно сложилось? Ну, почему? И назад, как назло, уже не повернуть.... Поплачь по мне, пожалуйста. Поплачь.... Кстати, ни на грамм не удивился бы, если на поводках были бы не чёрные скотч-терьеры, а, наоборот, белые-белые песцы. По крайней мере, это выглядело бы логичней...".

– Что же вы такие шумные, путники?
– надменно поморщилась женщина-королева.
– Бродите по ночному городу. Кричите. Грязно ругаетесь. Гогочете. Мирным людям спать не даёте.... Зачем? Разве вы не знаете, что Шуа ненавидит шум? И Войпель его не любит.

– И что это за фря припёрлась?
– подобрав с пола тёмно-серый кусок бетона, возмутился недалёкий и туповатый Ржавый.
– Нотации, мля, читает? Для этого нас сюда и заманили? А? И глюками пугают? Так вас всех, черноглазых, и растак...

"Напрасно он это", - чувствуя, как его охватывает вселенская безысходная тоска, подумал Зяма.
– "Совсем-совсем напрасно...".

– Пусть будет - как будет. И как должно быть, - брезгливо усмехнувшись, торжественно объявила королева.
– Каждому да воздастся - по делам и грехам его. Не нами придумано, не нам и отменять...

Последовал лёгкий кивок головы, украшенной высокой королевской причёской, и длинные кожаные поводки мгновенно исчезли-растаяли. А маленькие скотч-терьеры тут же начали стремительно расти, превращаясь в огромных зубастых монстров - с круглыми глазищами, горевшими нестерпимым ярко-жёлтым огнём, и длинными мускулистыми лапами-руками, оснащёнными кривыми острыми когтями.

"Пора", - решил Зяма и рванул - что было сил - к круглому вентиляционному ходу в правой стене.

Рванул и краешком глаза - на бегу - заметил, как один из желтоглазых монстров прыгнул вперёд и сделал резкое движение когтистой лапой. Брызнула чья-то красно-бурая кровь. Раздался отчаянный вопль, полный нестерпимой боли и чувства полной и окончательной безысходности...

Где в этот момент находился второй зубастый монстр?

К сожалению, он выпал из поля зрения. Впрочем, это уже не имело никакого значения.