Купленная. Игра вслепую
Шрифт:
— Сложно вообще представить, откуда у людей берутся подобные фантазии и желания. Почему их так тянет в эту… Тьму. Отнимать чью-то жизнь или… кого-то калечить ради деградирующего человека удовольствия? Неужели оно того стоит? Потерять свою человечность, чтобы в полную меру наслаждаться страданиями невинных и слабых?..
Понятия не имею, чем конкретно мне ударило в голову произнести вслух всю эту чушь. Но, такое ощущение, будто оно само вырвалось на волю, как только мое тело и разум испытали долгожданное послабление после недавних потрясений. Поэтому я и не выдержала? Сказала то, чем изводилась все последние дни, завуалировав свои прямые обвинения столь "банальными" мыслями вслух? И судя моей враз оперившейся смелости, я определенно сошла с ума.
— Человеческая природа не совершенна, а от того и непредсказуема. Хотя отличия
Я медленно перешла к соседнему сегменту стеклянного стеллажа, так и не посмотрев в сторону близстоящего Глеба. Все-таки страхи и связанное с ним волнение никуда так и не делись. Может лишь немного поубавили свои остервенелые атаки, но не более того. Опасность никуда не исчезла, и окружающие меня предметы еще больше доказывали, что все мои переживания не беспочвенны. Мало того, что я сама, добровольно пришла в логово к убийце, так теперь еще и он завел меня в комнатку, набитую под завязку коллекционным оружием и предметами средневековых пыток. Тут и у самых стойких запросто сдадут нервы, что уже говорить о напуганной до смерти двадцатилетней девчонке, которая в этот самый момент любовалась внушительным кинжалом возможно из того же далекого средневековья, но идеально сохранившегося до наших дней.
— Но разве у первой стороны не могут ни с того, ни с сего сорвать тормоза, которые вполне способны довести человека до точки невозврата? Ведь соблазны на то и соблазны, а Тема-Тьма раскрывает в людях только их темные стороны, что и приводит в конечном счете к усиленной стимуляции тех самых бесчеловечных пороков. И, разве власть не развращает? Власть над другими людьми, над их жизнями? Держать в руках чью-то судьбу и ни разу не воспользоваться столь исключительным искушением? Это же как наркотик. Наркомания, от которой нету ни лекарств, ни действенных видов лечения. Чтобы достичь желаемого эффекта, надо постоянно увеличивать либо дозу, либо частоту приема нужного наркотика…
— Как удивительно точно ты описала данный порок. Особенно, когда это касается жажды обладания жизнью одного конкретного человека. Или одержимости этим человеком на грани едва контролируемых пристрастий и порывов.
Даже не знаю, специально ли он все просчитал заранее, или же оно вышло само собой по чистой случайности. Ведь не мог же он вложить мне в уста все то, что я вдруг рискнула вывалить ему на голову, преследуя лишь собственные на то цели? Но воспользовался он моими словами именно так, как было удобно ему, перекрутив их в нужную ЕМУ сторону.
Он и сделал в тот момент лишь один шаг, встав за моей спиной слишком осязаемой тенью, накрыв буквально своей физической близостью будто плотным саваном, под который не может проникнуть ни свет, ни чистый воздух извне. Я только и успела, что вздрогнуть, наконец-то осознав в полную меру весь масштаб совершенной мною ошибки. Всю силу своих реальных страхов и сводящих с ума дурных предчувствий, ставших живым воплощением единственного в своем роде одного конкретного человека. И сейчас он без каких-либо на то препятствий затягивал на мне свои охотничьи силки или, того хуже, пыточные ремни, намертво привязывая к тому месту, где я стояла, и к себе. Но пока еще без резких движений и ощутимых грубостей. Скорей, наоборот. С любовной прелюдией и лаской, свойственной лишь особо извращенным садистам вроде него. Смертельная ловушка, из которой уже не выбраться ни живой, ни невредимой. И какими бы ни были нежнейшими прикосновения в самом начале, финальная боль вырвет их из памяти тела грубой рукой моего персонального палача.
— Хотя мне всегда казалось, что я настолько уже пресыщен всеми этими излишествами, перепробовал стольких совершенных красавиц и искусных любовниц, что кроме чисто механического аспекта, мне уже больше ничего в моей жизни и не светит. — его горячий громкий шепот опалил мне вначале затылок, впоследствии проложив до уха обжигающую дорожку из далеко не двусмысленных слов, проникающих в буквальном смысле под кожу скальпа и кость черепа раскаленными иглами весьма действенной пытки. И в сочетании с его горячими ладонями, обхватившими мои предплечья, и его подминающе сильного тела, прижавшегося
к моей спине и ягодицам, это было подобно сокрушительному удару по всем уязвимым точкам одновременно. Контрольный "выстрел", после которого действительно никто не выживает.Я, наверное, тоже не выжила. Хотя и продолжала вроде как дышать, пропускать через себя надрывные удары собственного сердца, а вместе с ними и голос Глеба Стрельникова, и его убийственные манипуляции, как ментальные, так и физические.
— Но, оказывается, жизнь способна преподносить воистину ошеломительные сюрпризы. — наверное, он пытался проделать один из своих старых трюков, вернее даже, колдовских. Пытался заговорить своими черными заклятиями и магическими знаками, расписывая ими по моему рассудку и коже с помощью своих изголодавшихся губ, осипшего баритона и невыносимо искусных пальцев.
Когда-то, еще не так уж и давно, я реально сходила с ума от всего этого, как и заводилась с полуоборота, подобно озабоченной кошке или текущей сучке. И это действительно было за гранью всех моих прежних представлений о сексе, об опытных мужчинах и даже о любви. Но сейчас…
— Кто бы мог подумать, что я однажды получу в свои руки столь ценный дар и с каждым новым днем буду думать о тебе все чаще и больше, едва не постоянно…
Сейчас я периодически вздрагивала и порывисто вдыхала-выдыхала совершенно от других ощущений. Прикосновения, от которых раньше у меня сносило крышу, и от которых я едва не кончала в буквальном смысле этого слова, теперь воспринимались мною мучительной пыткой. Я и реагировала на них, как на реальную пытку, преследующую лишь одну конкретную цель — запугать, унизить, раздавить и извести до полусмерти запредельными гранями нечеловеческой боли. Правда, физического насилия ко мне еще никто не применял, но это с какой стороны еще посмотреть. Все-таки Глеб касался меня. Его пальцы и горячие ладони скользили по моему телу именно физически, заставляя мое тело трястись вовсе не от возбуждения, а мою сущность — коченеть и стынуть парализованной изнутри полумертвой бабочкой… Точнее стрекозой. Они ведь так и засыпают перед началом зимы? Перестают двигаться, дышать… видеть сны и окружающий их мир. А вот чувствовать? Они чувствуют, когда кто-то их трогает в этом оцепеневшем состоянии — застывшими в выбранных ими позах полумертвыми трупиками?
— Хотеть всегда, изводиться будто какому-то озабоченному подростку. — мой одержимый инквизитор хрипло усмехается, уже и не пытаясь скрывать своей жажды обладания. Шаря по моему телу более смелыми и имеющими на это полное право жадными ладонями. Сжимая пальцы или вдавливая ими по особо чувствительным точкам и почти уже не сдерживаясь… причиняя пока еще легкую боль, от которой хотелось дернуться еще сильнее и еще громче всхлипнуть. Но совсем не от возбуждения. От разрастающегося и ширящегося с каждой пройденной секундой во мне страха, да. От пугающей неприязни, которая никак не желала уступать место прежним воспоминаниям, прежней реакцией на его ласки и его сокровенные признания. Смертельный разрыв между не таким уж и далеким прошлым и настоящим… Между тем Глебом и этим…
— Ты не поверишь, но я уже начал каждый вечер или утром с пунктуальной периодичностью онанировать, потому что это нереально… Нереально не думать о тебе, не хотеть свою девочку и при этом не заводиться до доводящего до полного срыва стояка. Кто бы мне сказал об этом еще пару недель назад, назвал бы его отбитым на всю голову долбоебом. А теперь… Уже и сам не знаю, как это все остановить. Да и хочу ли я от этого избавиться? Сходить с ума, как когда-то по бурной молодости, если не сильнее. Словно проходишь через совершенно новое перерождение, которое хочется затянуть до бесконечности. Будто это последний тебе дар от суки-судьбы. И если не схватишься за него всеми конечностями мертвой хваткой, упустишь данный шанс уже навсегда. И не просто схватиться, а сделать нечто невозможное и запредельное. Чтобы уже больше ничего не сумело отнять этого у меня…
Он не просто это все говорил (вернее, "рычал" утробным голосом своего все больше и больше распаляющегося внутреннего зверя), а подкреплял чуть ли не каждое слово соответствующим действием. Прямо, как сейчас, погрузив свои гибкие пальцы в пряди мои распущенных волос на затылке и всего в два идеально выверенных движения скрутив их в тугой жгут. Тем самым обнажил мне шею и с пугающей ловкостью опытного кукловода, начал управлять положением моей головы той или иной манипуляцией знающей руки.