Купол над бедой
Шрифт:
На второй день связь в городе так и не появилась. Достопочтенному пришлось писать в Москву. А заодно и в Беларусь, на всякий случай. Зная, что магистр эти траты покрывать не будет, Волчонок мрачно выскребал личные запасы, от суммы ему было слегка не по себе. Но неприятности только начинались: айтишники из Москвы ехать отказались, сказав, что или инквизиция в крае, или интернет в городе, а вместе не бывает, извините. Минск и Гомель просто не ответили.
Скольян да Онгай собрал срочное совещание в Адмиралтействе: интернет был очень нужен, ближайшие соседи не порадовали, а зависеть от местных панков, оказавшихся еще и некромантами, администрации наместника не хотелось. Димитри заставил Вейлина присутствовать на этом совещании и обеспечил ему полное отсутствие возможности высказать свое мнение. Трехдневный траур по создателю городской сети саалан еще поняли, но соглашаться с тем, что какие-то неформалы могут диктовать условия городским властям, администрация наместника не была готова. Полиция и МЧС предложили для торговли
Пока судили и рядили, панки закончили свой траур и выставили пользователям условие - или администрация империи, или мы. Димитри, узнав об этом, усмехнулся: "Сильно... похоже на полный разрыв отношений города с нами, тебе не кажется, достопочтенный?" Вейлин счел за лучшее промолчать, несмотря на то что граф да Айгит отправился по своим частным делам куда-то за границы края и в городе отсутствовал. При нем комментировать произошедшее достопочтенный не решился бы никак, слишком велик был риск получить в ответ занудный и бессмысленный разбор ошибок, которые все равно уже невозможно исправить.
На первую после поездки конфиденцию Димитри пришел на удивление вовремя. После всего, что случилось в городе из-за расстрела двух некромантов, Айдиш ожидал, что князь отложит встречу, но нет, он пришел и даже захотел говорить, а не спать или пить чай из трав с Ддайг. Злости князя хватило бы на сотню местных чертей, и говорил он о достопочтенном и его решениях не на сааланике, а на русском, причем в таких выражениях, что покраснел бы даже пол кабинета, не будь он темно-коричневым. Впрочем, не приходилось гадать, где князь нашел эти слова: он не зря провел неделю на флоте, тесно общаясь с военными моряками. Выговорившись, Димитри перешел к рассказу о впечатлениях от поездки по краю, и Айдиш выдохнул про себя. Похоже, князю понравился и край, и его жители, разительно не похожие по обычаям и привычкам на саалан. Его предшественник так и не сумел оценить эту землю. Сперва он был разочарован тем, что ехать в "эти гнилые болота" пришлось вместо императорского турнира, потом кривился от привычки местных непристойно обнажаться и, словно этого недостаточно, считать, что именно в голом виде надо показывать товар покупателю, как будто увидев раздетую женщину, человек сразу пойдет покупать себе машину, квартиру и даже вино, а без этого пройдет мимо. Он сработался с Гарантом и старался быть добрым правителем для этих людей и мест. Но душой Унриаль да Шайни был в столице и Исюрмере, и Айдиш прекрасно об этом знал. Досточтимый опасался, что князь Димитри тоже будет мыслями на Дальних островах и в Заморских землях, но услышанное убедило его, что с князем краю повезло больше, чем с маркизом.
Согласно договоренностям с местным мировым сообществом, порталами для перемещения вне края Дейвин пользоваться не мог, поэтому ему предстояло лететь самолетом. Тратить полтора дня на дорогу поездом в каждый конец князь ему позволить не мог. Свадьбу Женька назначил на тридцатое июля, так что Дейвин вылетал из Пулково двадцать девятого числа рейсом на Киев. Самолет ему понравился, город тоже. Он был торжественным, как столица империи, и уютным, как Выборг. Метро Дейвин счел удобным, но насладиться им в полной мере мешало чувство неловкости перед Санкт-Петербургом и его подземными путями, законсервированными из-за оборотней. Глядя на Днепр, он так и не смог заставить себя поверить, что это река. Но следующим утром его ждал еще один перелет, во Львов, так что Киеву граф уделил меньше внимания, чем хотел бы. А в городе, ставшим Женьке новым домом, кормили от души, смеялись во весь рот и орали при случае, сколько хватало дыхания. Одевались там так, что Дейвину вспомнилась столица империи перед осенним солнцеворотом. Это все было довольно непривычно, но очень приятно. Свадьбу в местном стиле Дейвин тоже увидел впервые. Она напомнила ему сразу праздник солнцеворота, ярмарку и городской совет. Дейвин вертел головой во все стороны поочередно и пытался вспомнить, когда он последний раз столько смеялся за один день. Женькина уже почти жена сперва слегка тяготилась его присутствием, но переменила отношение после того, как "белый ведьмак" спас ее ноги от неминуемой свадебной травмы: кровавых мозолей на пятках и пальцах. А когда он вечером устроил для них салют без всякой ракетницы, дама друга совсем оттаяла, заулыбалась и назвала Дейвина наконец на "ты" и кратким именем.
На другой день они катались по городу и гуляли по двум огромным паркам, смотрели на разрушенный замок и пили кофе в кафе, под которым текла река, спрятанная под землю. Реку было видно через стеклянный пол, она красиво блестела водой в свете прожекторов. А еще они в тот день пели песни, смеялись, пили вино и сажали дерево. Утром третьего дня бродили по городу и смотрели на дома. Дейвин узнавал в улицах и перекрестках то Петербург, то Ригу, а то Таллин, и каждое лицо города ему улыбалось. А вечером Женька с женой проводили его в аэропорт, сказали, чтобы приезжал, если будет время, и писал-звонил обязательно. В самолете он нашел в кармане своей куртки-эннара дикую красную розу из парка "Высокий замок" и вдыхал ее аромат до самой посадки, вспоминая три дня веселой круговерти, улыбок, музыки, цветов и того дружеского тепла,
какое возможно только при редких встречах очень близких людей.На пятый день после возвращения Дейвина Сопротивление объявило о полном разрыве отношений с властью. Объявление обнаружилось, разумеется, в блоге Аугментины. Димитри ждал этого и заглядывал к ней каждый вечер. На шестой или седьмой вечер его терпение было вознаграждено.
07.08.2024. Письмо московскому другу.
"Нынче ветрено и волны с перехлестом" (с)
Не приезжай сюда. Просто не приезжай. Здесь больше нечего делать и некого спасать. Закрой дверь со своей стороны и не отвечай ни на какие звонки отсюда. Тут только фавны, оборотни и пришельцы, чертов киберпанк с мистикой. На въезде в край следовало бы написать "сорок тысяч способов подохнуть", только это не игра. Ты знаешь не больше трех пунктов из всего списка, этого мало, чтобы здесь выжить. Я, обычный житель края, назову тебе первые десять. А в остальные ты все равно не поверишь, поэтому не приезжай сюда. Просто не приезжай.
Не надо меня спасать. Меня в особенности - я ведь вхожу в эти способы уже года два. Если ты приедешь, и мы пойдем в постель, нас станет трое: здесь нет противозачаточных средств. Но трое нас будет недолго. На весь край есть не больше пятидесяти родильных домов и акушерских пунктов, и в половине их работают монахи пришлых, выдавившие из края наших врачей. Кстати, они назвали это заботой о нашей нравственности. Так что, с шансами, не позднее чем через год ты все равно останешься один. Поэтому не приезжай сюда. Просто не приезжай.
Про оборотней уже в курсе весь мир, и ты тоже, но мало кто знает вот что: чтобы получить сыворотку и выжить, надо успеть за пять часов добраться до врача, где бы ты ни был, когда вляпался в слизь или был укушен. Или ты превратишься в тварь за сутки. Реки их задерживают, но ненадолго, особенно по ночам. "Гости" выпустили их и не знают, как с ними справиться. Мы теперь живем за охраняемым периметром, это называется "свобода". Не приезжай сюда. Просто не приезжай.
У нас больше нет своего прошлого, нам его запретили. Мы то ли негодная часть чужой страны, подлежащая обработке напильником, то ли сырьевой придаток, нам так и не сказали. Это называется "мирная жизнь". Наши новые хозяева, утверждающие, что они гости, уверены, что, покончив с террористами, мы могли бы жить с ними душа в душу и быть счастливыми. Главное, перестать сопротивляться их благим порывам. Видеть, как они убивают нас каждый день, они не хотят. С их точки зрения, напоминания об этом - политическая позиция, ими не одобряемая. Теперь вне закона любой, кто помнит прошлое и жизнь до вторжения. Здесь нельзя танцевать и петь свое - только в общем хороводе с гостями вокруг фонтана. За прочее тебя могут выпороть плетью, и это называется "честь и достоинство". Да, кстати: две недели назад были первые расстрелы по идеологическим причинам. Лучше не приезжай сюда. Просто не приезжай.
Антибиотиков и обезболивающих тут нет или почти нет, разница незаметна. Мы используем заменители, в крае легальны все существующие наркотики. Я не буду рассказывать тебе, что здесь с медицинской помощью. Сааланских целителей уже больше, чем врачей, даже если врачами считать натуропатов и гомеопатов.
Мы рискуем собой каждый день - просыпаясь, выходя на улицу, делая ежедневные дела. Наша ежедневная обыденность - оборотни, отсутствие медицины и частный транспорт, которым мы пользуемся на свой страх и риск. В крае объявлено свободное владение оружием, молодежные банды превращаются в группировки террористов ежедневно. Наши реалии - это репрессии на самых мракобесных основаниях, кражи детей и молодых женщин на улице, аварийные коммуникации и недостаток тепла в домах. Гостям нормально. Скоро кроме них и оборотней тут вообще никого не останется. Некоторых из нас они согласны кормить - но тех, кого кормят, держат в ошейнике. Это называется "гражданская сознательность". Не приезжай сюда. Просто не приезжай.
Я люблю тебя. Живи долго.
Это было только начало. Его враг продолжила войну. На следующий день она пообещала у себя целую серию текстов, каждый из которых должен был оказаться для Димитри очень большим персональным подарком и крайне болезненной занозой одновременно. Аугментина обещала дать всю серию текстов с общим подзаголовком, намекающим на этого же самого неведомого Марвина.
Вейлин выловил Дейвина утром, когда тот шел в кабинет к князю с чем-то срочным.
– А зачем это ты уехал на несколько дней из края?
– О, - улыбнулся Дейвин, - это очень романтично и мило, я ездил на свадьбу своего донора. Представь, достопочтенный, совсем как в балладах, люди не могли вступить в брак и быть вместе десять лет, потому что мать жениха была против.
– И как же он решился?
– спросил заинтригованный Волчонок.
Дейвин пожал плечами:
– Я рассказал ему историю моего собственного появления на свет, он думал год, а потом решил, что получить прощение матери будет проще, чем добиться или дождаться разрешения. И представляешь, так и вышло!