Купол над бедой

– Что с пострадавшими, Вейлин?

– Ищем, пресветлый князь, - вздохнул монах.
– Мерзкие местные обычаи нам очень мешают. Большинство выживших молчит, ведь по их правилам выбор между насилием и убийством как бы делает связь с насильником добровольной и снимает с него вину, возлагая ее на женщину полностью. Наше счастье, что этот же свод правил считает предосудительным связь мужчины с мужчиной, иначе у нас вообще не было бы шансов найти пострадавших. Судьбу женщины, особенно молодой и не имевшей до этой беды ни мужа, ни друга, хотя бы как-то обсуждают соседи, так что может быть и найдем, шансы есть.

Князь, морщась, взялся за висок уже привычным движением.

– Благодарю тебя. Ты делаешь очень важное и своевременное дело.

– Я вижу, что тебе это тяжело, - кивнул монах.
– Думаю, что мне был бы настолько же труден путь, который ты прошел, разбирая дело террористки.

– Да, мне тяжело, - снова поморщился Димитри.
– У меня была приемная дочь... Я ушел в море, ее мать умерла, пока я был в походе, а сама она оказалась в борделе в очень юном возрасте. Это было еще до коронации государя... Я искал ее потом многие годы. Когда нашел, у нее любовников, не говоря о случайных, было то ли девять, то ли двенадцать, посчитать у меня не получилось, я тогда много ходил морем в Хаат и на Ддайг, и видел не все детали ее жизни. Я говорил с ней, пытался предостеречь... Кончилось все, конечно, тем, что один из них убил ее из ревности. Это все было очень печально. Она была такая талантливая, такая умная, но насилие сломало ей жизнь, и вот... Я не хочу больше никому такой судьбы.

– Мы ищем, князь, - повторил Вейлин.
– И найдем всех, кого сможем.

То, что Димитри рассказал достопочтенному, он предпочел бы сохранить в тайне, но исходил из того, что Вейлин мог уже быть в курсе разных малоприятных деталей его биографии по своим церковным каналам. И, коль скоро достопочтенный увидел его живую и острую реакцию на тему рабовладения и насилия над детьми, решил признаться. А Вейлин в курсе и не был. Через друзей по монастырю он знал, что с Димитри давным-давно, еще при старом короле, случилась какая-то мутная история, из-за которой он вроде бы даже проходил процедуру дознания. Но вдаваться в детали монах не стал. Все содержание сплетен о князе Кэл-Аларском прошло мимо него, он даже не знал, кто прав, а кто виноват в тех давних дрязгах. Ему сказали, что о князе злословит часть старой знати, но эти люди и их мнения ему были до малой луны. Здесь говорили - до фонаря. В силу характера Вейлина, чтобы знать что-то вне пределов самостоятельно найденного им, он должен был принять сторону того, кто посвятил его в тему. И поэтому, что бы ни предполагал о нем и его осведомленности Димитри, для достопочтенного это была просто мутная старая сплетня, в которую лучше не лезть, чтобы не затянуло. Сирота с ранних лет, обитатель дальнего и довольно бедного монастыря, о старой знати он не думал ничего хорошего. Ни о ком, включая старика да Шайни и его дочь, мать первого наместника края. Мнения Димитри по поводу происходящего в крае и его причин он не спрашивал, ему было вполне достаточно того, что наместник утвердительно ответил на вопрос, совпадают ли их взгляды на эту проблему. Сам Вейлин был уверен, что его очередные заботы тоже следствия некромантских практик, традиционных в крае. И считал, что искоренять надо прежде всего именно эти практики, но знал, что пока не сделаешь текучку, к главному не удастся подобраться. Комментировать это князю он не стал: болтать было некогда, работорговцы ждать не будут, их надо выявлять и показательно казнить, и чем быстрее, тем лучше, пока и эта дрянь не расползлась по всему краю. При этом проблем севера никто пока не отменил, они все так же ждали решения и рук, которые ими займутся. Но наступила весна, и север мог немного подождать, пока Вейлин разберется с сюрпризами, которые преподнесла ему столица края - как всегда, не предупреждая.

Следующая школа гладиаторов попалась на горячем в начале июля: не то ветконтроль, не то Охотники увидели скопление машин и вызвали гвардейский патруль. Те, вспомнив инструкции досточтимых, через своего недомага пригласили усиление от Святой стражи. Офицер стражи, грузясь в автобус с подчиненными, позвал с собой знакомого криминального репортера, проходившего мимо, а тот, охренев от увиденного на месте, немедленно прицепил комм на палку и принялся снимать прямой репортаж и транслировать ВКонтакт. Через полчаса на месте событий было еще и Эльдорадио, существующее между Ютубом и собственным сайтом, а следом подъехала Комсомолка и привезла Фонтанку.Ру на хвосте. Меньше чем через сутки о гладиаторских боях и борьбе имперской администрации с современными работорговцами знали не только во всем крае, но и в Московии, и в дальнем зарубежье.

Как и год назад, когда наместник объявил войну сутенерам, реакция общественности была очень неоднозначной. Женские организации, узнав о судьбе живых призов и активных поисках пострадавших для оказания им помощи, выразили полную солидарность с имперской администрацией и готовность принять девушек, если те решат покинуть край. К ним присоединились и активисты, занимающиеся борьбой с траффикингом и принудительным трудом и заинтересовавшиеся опытом инопланетян. Некоторые правозащитники в очередной раз потребовали прекратить внесудебные расправы над подозреваемыми в работорговле и заявили, что на самом деле многие из них занимались помощью детям, оказавшимся в трудном жизненном положении по вине империи Белого Ветра и Димитри лично. И тем более их возмутило появление на сайте администрации наместника фотографий зрителей. Святая стража вспомнила давнюю традицию своей родины - "люди должны знать" - и выложила портреты и биографии всех, кого поймала на месте проведения боев, не забыв упомянуть связанные с этими людьми бизнесы и их ближайших родственников. Для саалан, живущих в крае, невозможность сотрудничества с этими людьми была очевидна, как и необходимость предупредить всех, с кем они имеют или планируют иметь общее дело, а вот профессиональные борцы за все хорошее против всего плохого увидели в этой практике недопустимую стигматизацию и вмешательство в чужую личную жизнь.

Полина, прошерстив все данные по этой грязной истории на сайте администрации саалан и сверив их со своей базой контрагентов, хихикнула в комм Марине:

– Мариш, по странной прихоти судьбы - никого из наших не вижу. Даже нейтралов раз-два и все, а вот все остальные - или те, кто с ними работает, или контрагенты Московии. Интересно, только я вижу связь?

– Я тоже вижу, - ответила смешком Марина.
– Писать об этом будешь?

– Зачем?
– удивилась Полина.
– Если у людей есть глаза, они и так видят, а слепым текст ничем не поможет.

У Скольяна да Онгая со зрением все было в порядке. Граф и вице-мэр прекрасно понимал, что развлечения такого рода предполагают толерантность к насилию, хотя выбирал для этого другие слова. Он думал, что люди, неспособные увидеть человека в другом, потеряют на этой дороге и себя. И никакие красивые слова про местные традиции и возможность вернуться на Путь, однажды заблудившись, их уже не спасут. Особенно обидно ему было знать, что нормальная торговля в крае есть, просто она есть не для саалан. А им приходится довольствоваться общением с местным отребьем. Но последней каплей для чаши его терпения, казавшегося Вейлину безграничным и бездонным, стало явление женщины, приведшей свою пострадавшую дочь в его приемную с требованием "найти этого поганца и принудить на ней жениться, чтобы покрыть позор". Он молча снял трубку местного проводного телефона, сказал в нее: "Зайдите, четверо", - и прокомментировал гвардейцам про посетительницу с дочерью, так и не сказавшей ни слова:

– К достопочтенному. Немедленно. Пусть решает он.

Вейлин, тоже задерганный бесконечным потоком историй, каждая из которых тянула по меньшей мере на публичную порку, выслушав женщину, устало распорядился:

– Эту даму отвезите в лечебницу, она не в себе. А барышню - за звезды, в замок Золотых Лилий, там сейчас есть места. Такой родни ей, пожалуй, не нужно.

Замок Золотых Лилий был самым укрепленным и спокойным монастырем южной части Аль Ас Саалан. Через пять сааланских лет эта самая барышня покинула его стены и вступила в цех художников в одном из приморских городов. Беспроцентный кредит на взнос и оплату лицензии был предоставлен ей Академией. Но об этом ее родня и соседи никогда не узнали, как и о том, куда она исчезла. А болезнь матери списали на несчастье, случившееся с ее девочкой.

Разумеется, со всеми, кто был замечен на месте событий в числе зрителей, сааланцы дружно прекратили деловые отношения. Для них это было само собой разумеющимся следствием из произошедшего. Некоторые из пойманных на месте зрителей были опознаны букмекером как сделавшие ставки на бои. Этих еще и выпороли, засняв процесс наказания на видео и опубликовав ролики на портале администрации. Новости обсуждал весь город, делясь мнениями и не приходя к общим выводам.

Тем временем в край уверенно пришли белые ночи, и штаб оппозиции на Некрасова стал из обитаемого густонаселенным. Гости были в доме практически круглосуточно. Набор продуктов в холодильнике Марины Лейшиной приобретал все более сюрреалистичный вид. В тот день хозяйка достала из кухонного шкафа банку сгущенки, вылила в миску, задумчиво посолила. Поразмыслив, она достала два яйца, разбила одно в чашку, придирчиво осмотрела и вылила в ту же миску. За первым яйцом тот же путь прошло и второе. Посмотрев на желтки, плавающие в сгущенке, хозяйка вынула из шкафчика пакет с содой, зачерпнула из него кончиком ножа и стряхнула к остальному содержимому. После этого она переставила поближе банку с мукой и начала постепенно добавлять ее, методично перемешивая смесь. За ее действиями с интересом наблюдали Алена и Коля, время от времени косясь друг на друга с какими-то подчеркнуто нейтральными выражениями на лицах. Некоторое время она терпела это молча, потом сказала:

– Так, вот что. Не сидели бы вы у меня над душой. Идите конференц-зал готовьте.

Катая из теста шарики размером с лесной орех, она услышала через коридор нечто, что ей совершенно не понравилось.

– Колька, ты с ума сошел, отстань немедленно!

– Аленка, ну ты же обещала уже...

– Я все помню, но не сейчас же!

– Почему? Полчаса у нас есть точно...

– Нету у нас полчаса, я этот рецепт знаю, это печенье не пекут, а жарят, и вообще сейчас все приедут...

– Ну Алена, ну имей совесть, ты меня уже месяц кормишь завтраками...

Дослушав до этой фразы, Марина ровно и громко сказала:

– Николай! Подойди на пару слов.

Минуты через три невнятной возни в комнате он действительно появился.

– И давно ты у нее так близость вымогаешь? Месяц, я верно услышала?
– тихо спросила взбешенная Марина.

Николай пожал плечами:

– Почему вымогаю-то? Нормальный процесс.

– Этот нормальный процесс, к твоему сведению, называется "принуждение". И в моем доме я этого не потерплю, ты понял?

Марина Лейшина не была крупной или даже просто высокой. В ней не было и ста семидесяти сантиметров роста, и весила она хорошо если шестьдесят килограммов. Но в своей кухне, с деревянной лопаточкой в руках и спиной к плите она выглядела так грозно, что Коля попятился и жалобно пробормотал: