Куриный бульон для души. Чудо любви. 101 история о надежде, родственных душах и магии чувств

– Я не знаю, но он сказал, что это срочно. Он уже едет к нам.

Врач приехал через пятнадцать минут. Все вместе мы уселись в гостиной.

– Лизель, девочка моя, у меня плохие новости. Биопсия показала, что твой костный мозг перестал функционировать. У тебя тяжелая апластическая анемия, все очень серьезно.

Я изо всех сил пыталась понять смысл сказанных слов. То, что я услышала дальше, было похоже на ледяную воду, которой меня окатили с ног до головы:

– Девочка моя, ты должна отменить свадьбу. Мне очень жаль, но ты больна. Тебе нужна трансплантация костного мозга. Возможно, это единственный способ спасти твою жизнь. Без пересадки прогноз неутешителен – тебе останется жить не больше трех месяцев.

Мой мозг отключился. Мир рушился. Сквозь туман я слышала, как обсуждались общие договоренности: бронирование билетов на самолет, отмена свадебного торжества…

– Крейг. Я должна позвонить Крейгу! – прошептала я.

Я поднялась, но мое тело отказалось двигаться. Тогда папа встал и взял меня на руки. Я чувствовала себя сломленной.

Через несколько минут мне все же удалось набрать номер Крейга:

– Крейг, любимый, ты должен вернуться домой. Я очень больна. Свадьба отменяется. Я не могу выйти за тебя замуж.

Я рыдала.

– Лизель? Что происходит? Все хорошо, милая, все хорошо. Мы со всем разберемся.

Я едва могла дышать.

– Лизель? Я выезжаю! Я уже еду! Я люблю тебя!

Следующие два часа я провела в полном оцепенении. Семье и друзьям уже позвонили. Назначенные встречи были отменены, и вместо них в срочном порядке назначались новые, призванные решить вопрос моей жизни или смерти.

В глубине души я понимала, что не могу просить Крейга о свадьбе. Жениться на девушке, которая, возможно, не переживет следующие двенадцать недель? Нет, я не имею права так поступить с ним.

Крейг приехал поздно вечером, на его лице я прочитала следы крайней усталости. Он заключил меня в объятия, и я прижалась к нему в ответ. Крейг был моим якорем в самые сильные бури.

– Ты не можешь жениться на мне, Крейг, – прошептала я. Мое горло пересохло от рыданий. – Врач сказал, что мне, возможно, осталось жить всего три месяца. Двенадцать недель. Я не могу позволить тебе жениться на мне. Что, если я умру? Это нечестно по отношению к тебе.

Притянув меня ближе, он нежно поцеловал меня в лоб и ответил:

– Лучше я буду женат на тебе три месяца, чем вообще не буду. Наша свадьба не отменяется. Мы поженимся сегодня вечером. Я позвоню пастору, и мы проведем церемонию прямо здесь. Мне не нужна шикарная свадьба. Мне нужна только ты.

В тот момент я поняла, что такое любовь на самом деле. Это не цветы, не кольцо с бриллиантом и даже не свадебная церемония. Любовью был этот человек, который держал меня за руку так же сильно, как и я его. Единственное, что я могла ему дать, – это три месяца своей жизни, но даже этого ему было достаточно.

В тот вечер мы обменялись клятвами – одетые в джинсы и футболки, стоя босиком в гостиной моих родителей. «В горе и в радости, в болезни и в здравии». Внезапно эти слова обрели новый смысл.

На следующий день мы полетели в Кейптаун, где я начала лечение, растянувшееся на два долгих года. Мы часто шутим, что провели наш медовый месяц в изоляторе.

В конце концов, все это было необходимо, ведь я узнала, что такое настоящая любовь. И спустя девятнадцать лет эта любовь жива.

Лизель Грэм

Ты прекрасна

Одна любовь, одно сердце, одна судьба.

Боб Марли

Я сидела на кухонном табурете, а мой муж стоял сзади. Щелчок. Мягкое жужжание заполнило кухню, когда он включил машинку для стрижки волос.

– Ты готова?

– Погоди минутку.

Я спрыгнула с табурета и пошла в ванную.

– Ты прекрасно выглядишь! – крикнул он мне вслед.

Как обычно, я ему не поверила. Цифры на весах с каждым днем ползли вверх, седых волос и морщин становилось все больше. После двадцати двух лет брака и рождения троих детей наша жизнь текла в параллельных мирах: мы пытались лавировать между работой, общественной работой и вечно загруженными подростками. Мы двигались в разных направлениях, почти не проводя времени вместе. Если муж присоединялся ко мне, чтобы посмотреть, как один из детей участвует в соревнованиях по плаванию, значит, потом ему придется работать до поздней ночи, а я буду засыпать в одиночестве.

Наши отношения были натянуты, как резинка, до той памятной ночи в Банфе. Тогда, улегшись в кровать, я прошептала:

– Я нашла шишку.

И в этот момент натянутая резинка ослабила свое напряжение, и мы вновь вспомнили друг о друге. По возвращении домой наши жизни слились в одну общую колею, и состояли теперь из визитов по врачам, операций и химиотерапии.

Муж легонько постучал в дверь ванной:

– Ты там в порядке?

– Да, я выйду через минуту, – ответила я.

Лечение рака изменило мое тело, а теперь химиотерапия забирала и мои волосы. «Не плачь», – сказала я себе. Через несколько минут я буду позировать для фотографий на специальной вечеринке по случаю бритья головы, и мне не хотелось, чтобы на щеках были видны следы от слез.

Я глубоко вздохнула и посмотрела на свое отражение в зеркале. Может быть, я могла бы подождать еще несколько дней. Проведя по волосам, я обнаружила в ладони больше прядей, чем вчера. Даже больше, чем сегодня утром. Волосы выпадали, а кожа головы стала чувствительной. Что ж, пришло время.

Я взяла прядь волос и заплела ее в косу дрожащими пальцами. Закрепила конец резинкой и взяла в руки ножницы. Рак мог отнять у меня волосы, но я не позволю забрать у меня эту косу.

Я вспомнила о своем последнем визите в парикмахерскую. Парикмахер посоветовал мне не дожидаться, пока волосы будут выпадать клочьями и оставаться на подушке или в душе.

– Это довольно удручающее зрелище, – сказал он, – лучше приходите ко мне. Я сделаю это за вас, и вы будете выглядеть прекрасно. Бесплатно.

Я поблагодарила его, но подумала, что вернусь нескоро.

Я обрезала косу, и она осталась в моей руке. Ощутив сильное жжение в горле, я заставила себя улыбнуться и вышла из ванной. На кухне я передала ножницы мужу и вновь устроилась на табурете. Он закрепил накидку на моей шее.

– А мы можем сделать ирокез? – спросила я.

– Конечно, – ответил он, – хотя я никогда раньше его не делал.

Срезав большую часть волос ножницами и оставив примерно три дюйма, он включил машинку и стал брить мне голову по бокам. Куча волос на полу росла.

– Погляди-ка, – сказал муж.

Я вернулась в ванную, чтобы перед зеркалом уложить то, что осталось от моих волос.

– Волосы слишком мягкие, – заметила я, изучая ирокез. – Не думаю, что у нас есть гель для волос, достаточно крепкий, чтобы удерживать форму. Давай поторопимся с фотографиями, пока все не упало.

Мы щелкнули фотоаппаратом несколько раз, после чего стали рассматривать получившиеся снимки. На всех кадрах моя улыбка была робкой и неуверенной.