Куриный бульон для души. Чудо любви. 101 история о надежде, родственных душах и магии чувств
Шрифт:
– Что это было? – спросила подруга.
– Я не знаю, – неуверенно ответила я.
– Ты его знаешь?
– Нет, никогда раньше его не видела.
Он катался для меня остаток вечера, и я знала это. Когда он рассекал по катку, я думала, что он – самый красивый парень, которого я когда-либо встречала.
Незадолго до полуночи диджей объявил о последнем катании под луной только для пар. Парень наконец подошел ко мне:
– Привет, я Брюс. Хочешь покататься?
Взяв его за руку, я ответила:
– Долго же ты собирался.
Мы влюбились друг в друга. Быстро, сильно, безоговорочно. Он катался
Я стала приходить на каток пораньше – в половине седьмого начинались занятия. Вскоре он научил меня танцевать вальс, и это было волшебно. Огни гасли, и тогда он вместе с Элвисом напевал мне на ухо:
– Мудрецы говорят… спешат лишь дураки.
Это было такое блаженство, подобного которому я никогда не испытывала. На нас все смотрели, мы были прекрасны и безумно влюблены друг в друга.
В мае мы провели неделю в Ванкувере. Катались на роликах по девятикилометровой дорожке вдоль набережной, наслаждаясь лучами весеннего солнца и танцуя, если появлялось настроение. Мы отправились в Саншайн-Кост, а оттуда – в Халф Мун Бэй, где остановились в замечательной гостинице. Это было похоже на медовый месяц, и мы старались не обращать внимания на глубокие раны, которые каждый из нас носил в своем сердце. Я уже не горевала о потере брака, но к Рождеству внезапно вновь погрузилась в черную депрессию. Что до Брюса, то в свои двадцать два он находился на другом жизненном этапе и тащил за собой целый вагон невидимых демонов.
Проходили месяцы, наша страсть друг к другу не ослабевала, хотя нам обоим было трудно. В конце концов я все же обратилась за помощью к психологу.
Все полностью развалилось весной 1981 года. Мое сердце было разбито – я была уверена, что никогда больше не буду прежней.
В сентябре я уехала в Ванкувер залечивать раны. А вернувшись домой на Рождество, узнала, что Брюс помолвлен. В следующем году он женился и переехал за пределы Торонто. Я же заполняла свою жизнь новыми отношениями и испытаниями. Время от времени Брюс звонил мне.
В начале 1990-х годов у него начались припадки. Причина была неясна. Когда он сказал мне, что ему предстоит операция на головном мозге, я пришла в ужас. Теперь у Брюса была нарушена как долговременная, так и кратковременная память. Хуже всего было то, что припадки продолжали преследовать его. Однако Брюс помнил всех, кого любил. Свою семью, своих детей… И еще он помнил меня. Время от времени я получала от него весточки, но с годами звонки становились все реже и в конце концов прекратились.
В 2007 году мы обменялись парой фраз в соцсетях. Написали друг другу в 2009-м, когда умер мой отец, – тогда же выяснилось, что Брюс уже некоторое время живет один со своими двумя детьми.
16 января 2016 года
«Иногда мне бывает трудно вспомнить, что я делал до обеда, – писал Брюс, – но я так ясно помню, как катался с тобой на роликах». Я скинула ему песню Элвиса со словами «Я не могу не любить тебя». Он ответил: «Моя любимая песня для вальса…»
Мы продолжали переписываться. Каждое сообщение было все более интимным, пока не стало казаться, что мы действительно вальсируем на роликах вместе – выражаем таким образом свою любовь, совершенно не заботясь о том, что у этой любви есть зрители. Так же как это
было раньше.Проснувшись утром, я все еще чувствовала себя потрясенной и растерянной. Затем зазвонил телефон. Как только я услышала его голос, мое сердце сделало сальто. Прошло тридцать семь лет, но мы открыли новую главу. Теперь мы часами разговаривали по телефону, пытаясь заполнить пробелы потерянных лет, в том числе – разобраться с тем, что с нами произошло. В конце концов мы списали все на его болезнь и некую кармическую предопределенность. Мы простили себя и друг друга, но с его припадками и связанными с этим ограничениями и проблемами могли ли мы действительно двигаться вперед? Было ли это возможно, если между нами – девяносто минут езды на машине, а я – единственный водитель?
В следующее воскресенье я поехала в Китченер, где Брюс снимал квартиру вместе со своим сыном. Мы провели день вместе, перебирая коробки с фотографиями. Держались за руки, как подростки, и быстро обнаружили, что наша любовь все еще жива. Тем вечером я возвращалась домой – небо было усыпано зимними звездами, а в моем сердце открывался невиданный простор, наполненный благодатью и покоем.
Когда я привела Брюса к себе домой в первый раз, мы включали песню за песней – те, под которые когда-то танцевали вальс, и просто обнимали друг друга в благоговении. Мы танцевали, и наши сердца были так преисполнены любви и благодарности, что мы едва могли говорить.
В нашем городе остался лишь один роликовый каток, и нам трудно до него добраться. Но все же мы катались там несколько раз, а однажды даже смогли станцевать вальс! На Рождество Брюс приехал ко мне домой со своей взрослой дочерью и сыном – мы провели удивительный семейный вечер.
Любовь существует вне времени и пространства. Мы знаем, что она всегда будет с нами.
Ты должна жить, пока жива
Любовь заставляет вашу душу выползать из своего укрытия.
Перед смертью мой муж Марк дал мне четкие инструкции о том, как я должна жить дальше без него. Диагноз был страшным – неизлечимая опухоль головного мозга, но у нас оставалось еще немного времени, чтобы обсудить такие вопросы, как деньги, работа и семейные обязанности. Мы говорили о том, как справляться с упрямством нашего старшего сына и как поддерживать огонь мечтательной, творческой стороны младшего.
– Пообещай мне, что снова будешь с кем-нибудь встречаться, – сказал Марк, – тебе необходим кто-то, кто водил бы тебя на свидания и баловал. Тебе нужно немного веселья в жизни. Это самое главное, чего я хочу для тебя. Пожалуйста, не закрывайся от любви. Обещаешь?
– Обещаю, – ответила я.
Умирающему нужно говорить все, что он хочет услышать.
У меня и мысли не было о том, чтобы вновь искать любовь. Недели, предшествовавшие смерти Марка, и долгий, опустошающий период горевания не оставили места для романтических мыслей. Но Марк знал, что так и будет. Знал, что его смерть оставит зияющую дыру в моем сердце и парализует меня; знал, что я буду придумывать оправдания.