Курсант: Назад в СССР 14
Шрифт:
— А ты не спи на посту. А то, кроме жуликов, и тебя самого однажды вынесут — не заметишь.
— Да у нас тут тихо, — зевнул он, отставляя телефон, так что шнур его змеёй полез обратно за стол. — Скука. Что у нас тут может случиться?
— Ну, раз всё так тихо, — я достал свою записную книжку, вырвал из нее листок и разложил перед ним, — вот тебе сообщение о возможном преступлении. Регистрируй, как положено. Валентин Ефимович Мельников, кандидат наук. Прибыл в Нижний Лесовск из Москвы для проведения исследований. Сутки назад ушёл к Чёрному озеру и не вернулся.
— А… ну… времени
— Я тебе русским языком сказал — пропал. А если я сказал — значит, пиши.
— Да не, я не против… — он замялся, — Может, сначала участкового послать? Он по месту его пребывания соседей опросит, справки наведет, а потом уже…
— Отставить, — я шагнул ближе. — Регистрируйся и поднимай участкового, а на место я сам поеду. Но мне нужна машина. Срочно. Где водила ночной?
— А водитель наш… — он сжался, снова как школьник, только теперь у доски, — … на ужине. Домой отбыл.
— Бардак, — сквозь зубы процедил я. — Зови его по рации.
Он мигом подскочил и отстегнул от корпуса радиостанции трубку-гарнитуру, клацнул кнопкой, прижал к губам и заговорил, не глядя на меня:
— Двенадцатый, двенадцатый, приём… — дежурный уткнулся в рацию, как в молитвенник. — Двенадцатый, ответь Чертополоху.
В динамике — шипение, хриплый щелчок. Тишина. Потом ещё один щелчок, как от старой зажигалки.
— Приём… — голос дежурного стал тонким.
— Ну что там? — я прищурился, хотя ответ уже знал
— Тишина… — дежурный сглотнул. — Но — это, он скоро будет… Надо подождать.
Я уже чувствовал, как внутри поднимается негодование. Молча шагнул к нему, выдернул трубку из рук. Сам позвал неуловимого двенадцатого. Прислушался. Только шипение, щелчки, мёртвый эфир.
— Бардак… — процедил я. — А если убийство? А у тебя водитель разгуливает неизвестно где. Не поздновато для ужина?
Дежурный развёл руками, глядя в пол.
— Да отъехал он, Андрей Григорьевич… Минут на сорок. Обещал — скоро вернётся.
— У меня нет сорока минут. Мне ехать надо. Давай машину. Пусть без водителя. Сам справлюсь.
— Так… — он замялся, глядя в сторону. — У нас одна… Вторая — на ремонте. А эта… на ней водитель уехал. Она одна и есть. Все смены на ней. А у начальства «Волга» — в боксе. Под ключом. Без распоряжения никак…
Я медленно развернулся к нему:
— Как — одна?
— Ну… Вот так… Одна.
Я подошёл к дежурному вплотную, чуть наклонился к нему и сказал негромко, но так, чтобы каждое слово врезалось в уши, как удар резиновой дубинки:
— Слушай сюда. У меня особые полномочия. Хочешь — проверяй. Хочешь — не проверяй. Но если ты мне не поможешь сейчас, через полчаса я подниму по тревоге весь отдел. И поверь, ты первым будешь писать объяснительную, почему дежурный проспал возможное ЧП на озере, где, возможно, гибнут люди. Ты меня понял?
Он сглотнул и медленно кивнул.
— Да, да… Я понял… — дежурный сейчас напоминал кролика, взгляд его растерянно заметался по стене, но вдруг на чем-то сфокусировался, став более осмысленным. — Есть мотоцикл… «Урал». С коляской. ГАИшный, у нас на подхвате стоит. Ключи — вот висят.
Я подошёл
к крюку с пучком ключей, взял нужный — маленький и плоский на веревочке. Когда-то, в юности, я уже имел дело с такой техникой, как-нибудь справлюсь.— Пойдёт, — кивнул я.
— Только… только вы осторожнее, товарищ майор, — пробормотал дежурный. — Говорят, туда лучше ночью не ездить.
Я усмехнулся.
— Говорят, что в озере черти сидят.
Он замолчал, будто хотел что-то сказать, но передумал. Я посмотрел на часы — время за полночь.
«Урал» стоял в тени гаражей, пыльный, видно было, что им давно никто не пользовался… Надеюсь, хотя бы заведется. Я открыл кран бензобака, повернул ключ зажигания. Потянул на себя рычажок воздушной заслонки, проверил нейтраль. Один вдох — и резкий удар ногой по кикстартеру. Рык, щелчок — не завёлся. Второй удар — и двигатель с хрипом ожил, заурчал. Я убрал заслонку, дал мотору немного прогреться. Из трубы вырвалось облако сизого дыма, как будто воскрешали спящего дракона. Сцепление тугое, руль широкий. Поехали! Я тронулся с места, и улица заскрипела под колёсами.
Мотоцикл пробивался сквозь ночную пустоту. Фары «Урала» выхватывали из темноты деревянные дома, торчащие на перекрестках одинокие деревья и клумбы с пересохшими от летней жары стеблями.
Проехал квартал — и вдруг впереди, с воем сирены, мимо пронесся пожарный ЗИЛ. Где-то в ночи горел дом.
Я хмыкнул, не сбавляя скорости.
— Тихо у них, значит, в городе… — сказал вслух, перекрывая шум двигателя. — Тишь да благодать… а дома горят.
А в груди сжалось что-то нехорошее. Интуиция давала собственную пульсацию, как жилка в виске: что бы ни пылало — это не случайно. И я повернул обратно, за ЗИЛом. Нужно проверить, что там горит.
Впереди, у перекрёстка, пожарная машина резко свернула влево — знакомый маршрут. Я крутанул руль, прибавил газу. Сердце сжалось: с каждой секундой становилось яснее — горит именно её дом.
Огненное зарево било в небо, окрашивая ночной небосвод в медно-кровавый цвет. Искры сыпались столпом, танцуя в воздухе. Чёрный дым медленно стелился по крыше, заворачиваясь в спирали, словно змея.
Я затормозил у обочины, бросил мотоцикл, и через несколько шагов врезался в толпу. Крики, хлопанье вёдер, суета. Кто-то тащил воду от колонки, кто-то лопатой ковырял землю. Кто-то просто стоял — молча, наблюдая за суетой и пожаром. А дом уже вспыхнул весь, сразу, будто кто-то окатил его горючим. Почему же дом Марфы так споро воспламенился?
Машина только-только остановилась. Пожарные медленно — слишком медленно — начали стягивать рукава. Один, видно, старший, усатый, с чёрным налётом сажи на лице, мрачно сказал:
— Бесполезно. Тут нашей бочкой не обойдёшься. Главное — не дать соседним домам загореться. Остальное уже поздно.
Я подскочил:
— Вы что, спите?! Там человек был!
— Кто сказал? — нахмурился он.
— Я час назад разговаривал с хозяйкой. Старуха. Здесь жила.
Не дожидаясь ответа, я схватил ведро у колонки, плеснул на себя, сорвал с верёвки наволочку от подушки, обмотал ею голову и бросился к крыльцу. Позади закричал пожарный: