Курсант. Назад в СССР 14
Шрифт:
– Не с того жизнь начинаешь, дорогая, – тихо сказал я. – Сверни, пока не поздно. Пока ты ещё не стала той, кем… однажды можешь стать.
– А если уже стала? – прошептала она, уселась рядом, игриво обвив мою шею руками, и попыталась поцеловать.
Я мягко отстранил ее, показывая, что у нас всего лишь беседа, пусть и по душам.
– Нет. Поверь мне, я бы почувствовал. В людях я немного разбираюсь.
В банной комнате повисла на миг тишина. Лишь тикали настенные деревянные часы да чайник с травами посапывал на краю стола.
Она сидела, закутавшись в простыню, босая, опустив плечи, будто не
– Не все так просто, Андрей Григорьевич, – проговорила всё-таки собеседница, и теперь напускная её игривость уже улетучилась.
Я знал про ее проблемы. Знал, почему так все с ней обернулось.
– А у тебя с отцом, значит, не ладилось? – спросил я негромко, будто в никуда.
Лиза подняла на меня глаза. В них что-то дрогнуло – обида, смешанная со скрытой злостью на родителей.
– Ты откуда знаешь? – голос её чуть дёрнулся, но не сорвался.
– Бывает, угадываю, – пожал я плечами. – А иногда просто знаю – я много знаю. Работа такая. Ну так что, расскажешь?
Она отвернулась, глядя в стену, на медвежью шкуру, прибитую к брёвнам.
– Он… бил. Не всегда. Но так, что не забыть. А мама… – она сглотнула. – Мама делала вид, что ничего не происходит. Боялась, что он её тоже начнёт. Я уходила из дома ночами. Потом – на недели. А потом и вовсе не вернулась. И знаешь… никто не искал.
Она замолчала. Я налил ей в глиняную кружку тёплого чаю, подал.
– Спасибо… – сказала она тихо, не глядя.
– Сначала ты искала, где теплее. Потом – где проще. А потом оказалось, что назад не вернуться, да?
Она кивнула. Слёзы стояли в глазах, но Лиза не плакала. Только губы чуть дрожали, как у ребёнка, потерявшегося на вокзале.
– А сейчас? – спросил я. – Чего ты хочешь сейчас, Лиза?
Она впервые посмотрела прямо, в упор. Я теперь не был её клиентом, но кем я для неё был? Сочтёт другом – или только случайной «жилеткой»?
Я слушал.
– Устала, – выдохнула она. – Я не шлюха, понимаешь? Я просто… Я с ними потому, что думаю: может, кто заметит, может, вытащит… А никто не тянет. Только берут. И платят. Как за вещь.
И тут уже не сдержалась. Закрыла лицо ладонями, зарыдала. Беззвучно, только вздрагивали острые плечи.
Я сел ближе, не касаясь, но рядом. Тихо, почти шепотом, сказал:
– Лиза, уезжай отсюда. Здесь тебе жизни не будет. Поступай в техникум, на заочное. Устройся на работу. Есть заводы, фабрики – дают общежитие. Ничего, обживёшься. Найдёшь парня, заведешь семью, ребёнка родишь. Всё у тебя будет.
– У меня?.. – она вскинула голову. – С чего ты взял?
Я усмехнулся, подбирая слова:
– Ну-у… у меня просто чуйка. Сильная. Ты же сама сказала, я знаменитый сыщик.
Я провоцировал её – буквально толкал на то, чтобы она мне поверила. А для неё это было сложнее всего – и одновременно так просто.
– Ты так говоришь, будто знаешь, как всё будет… – помотала головой Лиза.
– А ты будто не подозреваешь? – прищурился я. – Куда может привести такая дорожка.
– А что? Я хуже других? Я, может, тоже красиво жить хочу, – с некоторым вызовом проговорила она, выгнув спину, отчего простынка спала, обнажая налитую грудь. Но она ничуть не смутилась
и совсем не торопилась поправлять этот покров, а поглядывала на меня, всем видом говоря, мол, посмотри, какая я.– Это всё так, да только пока ты молодая… А потом?
Она задержала на мне взгляд, нахмурилась.
– А ты… Кто ты, Андрей Григорьевич? Ты же не просто милиционер, да?
Я усмехнулся.
– А кто у нас сейчас просто милиционер? В наше-то время. Так что обещай подумать над моими словами, договорились?
Она кивнула, медленно, понимающе. Тихо сказала:
– Спасибо. За всё. За чай… и за правду.
– Уезжай, пока не поздно.
И в этот момент я увидел её совсем другой. Какой она могла быть. Какой она уже была когда-то – и как могла бы стать снова. Только бы повернула. А я… я знал, что должен что-то сделать, чтобы на этот раз она выжила.
Мы сидели и пили чай, как давние друзья, Лиза успокоилась и даже повеселела, чувствуя неведомую ранее для нее поддержку. А я решил поспрашивать ее о мутных делах, что творятся в городе.
– Ты знаешь, Лиза, что в Нижнем Лесовске пропадают люди? – спросил я, глядя ей прямо в глаза.
Она отвела взгляд, скользнула им по полу, выдохнула медленно, будто внутри какая-то тяжесть её давила.
– Что молчишь? – подбодрил я. – Мне можешь довериться. Всё, что скажешь – останется между нами.
– Знаю, что пропадают… Все знают, – сказала она негромко. – Только никто об этом сильно не говорит. Боятся чего-то, опасаются. Власти – молчат. Милиция делает вид, что всё в порядке. А люди… они исчезают, и все, в основном, в районе Чёрного озера. Всегда там.
Такого ответа я и ждал, а потому бровью не повёл и продолжил.
– Ты откуда это знаешь?
– Да кто же не знает? Только вот недавно на одном из этих… вечеров. Ну, ты понял. – Лиза покосилась на меня, а затем кивнула на маленькое занавешенное оконце, за котрым раздавлись звуки гулянки, и щеки у неё чуть покраснели. – Когда они там выпивают, обсуждают всякое между собой, откровенничают… Я сидела рядом, молча. А у женщин-то ухо острое.
– Кто – они?
– Шамба, Мещерский. Ещё один был, не знаю кто. В тени сидел, только голос помню – грубый такой, прокуренный… как будто камнями по стеклу скребёт. Они говорили как раз про озеро. Смеялись. Радовались, что народ туда носа не суёт. Словно так и надо.
– Вот как? – удивленно кивнул. – А что именно обсуждали?
– Не разобрала. Они шептались, бокалами звенели, да всё с подколками. Только один сказал: «Главное – чтобы туда никто не совался. Остальное само решится». А другой ответил: «Так народ и не сунется. Само место отпугивает.»
– Значит, они знают, что там творится?
– Наверное… – Лиза поёжилась. – Ты, пожалуйста, Андрей Григорьевич, не говори, что это я сказала. Они улыбаются, шутят, водку пью… но я видела, как Шамба смотрит, когда кто-то ему перечит. Я их боюсь. А Мещерский… Он может улыбаться тебе в лицо, а потом…
– Убить? – спросил я, глядя на неё в упор. – Может, пропавшие люди как-то связаны с ними?
Она вздрогнула.
– Нет-нет. Я не знаю. Может, и связаны, утверждать не буду. Но то, что в нашем городе могут просто исчезнуть некоторые, такие как я, это запросто. И никто искать не будет. Ни семьи же, ни связей, ни привилегий.