Курсант. Назад в СССР 14

– Опять? – присвистнул Федя. – Да у нас уже второе дело будет из-за писем. Люди бы ещё Брежневу писали… На тот свет.

– Федор! – осадил его Горохов, цокнув языком. – Ты бы хоть раз подумал, прежде чем что-то ляпнуть. Ильича-то хоть не трожь, правильный был мужик, не то что этот сейчас, чую, доведет страну…

Последние слова он пробормотал себе под нос, и никто, кроме меня, их толком не расслышал. Я, как обычно, стоял ближе всех к шефу, поэтому уловил каждую букву. Федя виновато замолк, глядя в пол.

– Значит, жалоба? – уточнила Света.

– Именно, – кивнул Горохов, скривив лицо, словно только что откусил кислого лимона. – Письмо написала учительница. Прямо на имя самого Горбачёва. Мол, местные власти бездействуют, милиция в носу ковыряется, а люди исчезают.

Он почти беззвучно сказал «тьфу» в сторону, будто сам вкус этих слов был ему противен.

– Конечно, письмо бы спустили обратно в область, чтоб кто-то из местных чиновников его подшил, так сказать, в дальний ящик, но нет… Наш дорогой Михаил Сергеевич решил показать себя в выгодном свете. Какой он, понимаешь, чуткий, всевидящий руководитель, мол, даже простые граждане могут до него достучаться. Вот и поручили нам теперь это дело. Вернее, даже не дело, а чёрт знает что. Оно, скорее всего, вообще не возбуждено, а есть отдельные, не связанные между собой материалы о без вести пропавших. И далеко не по всем этим случаям заведены дела, – Горохов нахмурился, пробормотал что-то себе под нос, потом выдохнул: – Да что там. Бардак, а разгребать его нам. Перестройка, мать их так…

– Так. Кто именно исчезает? – уточнил Катков.

– Копия письма учительницы ещё не дошла, но, судя по имеющейся информации, пропавшие – далеко не почётные жители области. Какие-то… я бы даже сказал, маргиналы, Алексей. Люди без семьи, без связей. Алкоголики, рабочие-одиночки, бывшие заключённые. В общем, те, кого искать никто особо и не будет. Кому они нужны, кроме нас?

Шеф говорил спокойно, но в голосе его так и сквозил скепсис. Видно, он и сам не слишком верит в криминальный характер исчезновений. Ну потерялись и потерялись. Перекати-поле, ни родины, ни флага, для таких раствориться на просторах Союза – раз плюнуть. Кто-то спился и канул в небытие, кто-то махнул в другую область, кто-то сгинул в заброшенной хибаре. Не исключено, что через пару лет всплывут где-нибудь. Или не всплывут.

Вопрос в другом – почему этим заинтересовались в Москве?

– Ага, и за столько лет ни одного трупа? – заметила Света, глядя на телефонограмму.

– Именно, – кивнул Горохов. – Ни тел, ни следов. Просто исчезли – и всё.

Я постучал пальцами по столу.

– МВД РСФСР проверяло?

– Нет, – ответил он. – Никого туда не отправляли, сразу вот, видишь, с козырей решили зайти, нас снарядить. А это всё куда? Растуды в качель? – Горохов, процитировав Ильфа и Петрова, махнул рукой на папки с томами дела.

– Так что теперь? – наконец спросил Катков. – Здесь заканчиваем и сразу в этот… Верхний Лесовск?

– Нижний, – хмыкнул следователь. – Но, как говорится, хрен редьки не слаще…

Все окончательно поняли: лето накрылось. Работать придётся без остановки, и никакого тебе отпуска, никакого моря. Я снова представил ведомственный санаторий, белоснежные корпуса на фоне волн, и вздохнул, прощаясь с этими мечтами на пока. Ну, значит, не судьба.

– Слушайте, а давайте я туда смотаюсь первым? – предложил я. – Гляну, что к чему.

Горохов посмотрел на меня с лёгким удивлением. И одновременно с надеждой.

– А что? – продолжил я. – Оперативное сопровождение Федя здесь легко потянет, фигуранты по грузинскому делу у нас под арестом, никто никуда не денется. Документы под охраной, – я кивнул на дверь гостиничного номера, за которой дежурили наши московские постовые. – Так что я свободен. Могу раньше начать наводить оперативные позиции, прощупать почву. Может, информация вообще не подтвердится, и этот Лесовск тогда нам не сдался.

– Андрей Григорьевич дело говорит, – довольно крякнул Горохов, а коллеги, явно благодарные за шанс не мчаться в глушь, сломя голову, дружно закивали.

И только Света надула губки. Она не привыкла, что её муж отдельно от жены по командировкам мотается. Но спорить не стала – понимала, что под угрозой не только наша с ней поездка в Крым, а летний отпуск для всей нашей дружной команды.

– А! Андрей Григорьевич, ты поедешь туда, – шеф подскочил и стал ходить взад-вперед, утыкаясь то в гостиничный встроенный шкаф, то в свою кровать, а мы чуть посторонились к стеночке, знали, что от ходьбы у Никиты Егоровича полушария лучше работают, видимо, кровь от ног разгонялась и к голове шла усиленно. – Оформим на тебя командировку, как на проверяющего… Ага… Мол, нужно проверить информацию, то да сё… Отличная идея, товарищ майор! Хе…

– Сделаем, Никита Егорович, – подбодрил я шефа.

– Так… Выясни, действительно ли там есть, чем нам заняться. Если правда творится что-то неладное – звони, здесь закончим, приедем и разберёмся. Если нет – разруливай там всё на месте, пиши рапорт и подробную докладную да и возвращайся в Москву. Надеюсь, мы тоже скоро в столице будем.

Я задумчиво вздохнул, потёр переносицу.

– Никита Егорович, а если это реально серьёзно? В этом подлеске.

– Ты человек умный, Андрей Григорьевич. Лучший в своём деле. Потому тебя туда и отправляю. Если это пустяк – ты разберёшься быстрее, чем я бумагу с подписью составлю. Если там что-то серьёзное – мы подтянемся и дожмём как надо. Как раньше… Но надеюсь, что это письмо писала полоумная. Хоть и учительница, но полоумная.

А в моей голове уже начала складываться картина. Город на болотах, пропавшие люди, жалоба на имя Горбачёва, как крик души…

– А если это какая-то местная самодеятельность? – тихо сказала Света. – Может, местные власти что-то замалчивают.

– Ну так закроем дело и уедем, – пожал плечами Горохов. – Но чую я, что эта вся бодяга с Нижним Лесовском выеденного яйца не стоит.

Я усмехнулся.

– Чуйка у вас, Никита Егорович, как правило, не подводит.

Он криво улыбнулся.

– Ну так чего? Готов к поездке на край света?

Я поправил галстук.

– Как в пионерском лагере, Никита Егорович. Всегда готов.

Горохов смотрел на меня с одобрением.

– Вот и славно, – а потом еле слышно добавил: – Только вот лагерь этот тебе точно не покажется весёлым. Говорю же, дружок у меня там жил. Тоже нет в живых его уже, кстати.

* * *

Советские аэропорты были везде, даже в таких городишках, как Нижний Лесовск, где самолёты садились редко, а улетали ещё реже.

АН-2, он же «Аннушка», он же кукурузник, плюхнулся на узкую асфальтовую полосу, едва не подпрыгнув обратно в небо от удара. В салоне было трое пассажиров, и, когда машину перед посадкой знатно тряхнуло, сердце тоже ухнуло вниз вместе с воздушной ямой.

Но всё обошлось. Мы выбрались наружу, ловя ртом свежий воздух. Земля! Твёрдая, надёжная, родная…

Я вдохнул полной грудью, но вместе с ним в лёгкие тут же проникла тяжёлая смесь запахов – сырость болот, горячий асфальт и что-то сладковато-тухлое, словно где-то вдалеке тлела гнилушка.