Курзал

— Я не буду мешать. Можно?

Пошла. И мешала. Тем, что Губин все время видел ее через окно почты. Поэтому говорил с Машей не так. Не так, как если бы Лиза догадалась хотя бы не маячить перед глазами.

Конечно, в конце концов он забыл о ней, отвернулся от окна и слушал Машин голос — обычный, как всегда теплый — и успокоился. Все было хорошо, дома его ждали, перечитывали открытки, радовались, что он здоров и вообще все нормально.

— Вот видишь, не хотел ехать, а поехал и доволен. Во всяком случае, отдохнул.

— Домой охота, — пожаловался Губин, — сил уже нет.

— Ничего, теперь время быстро пойдет!

По дороге до кафе, где они просидели около часа, пережидая опять начавшийся дождь, Лиза молчала, понурившись, и Губину опять сделалось ее жалко. Ну в чем она, бедняга, виновата? В своем бескультурье и одиночестве? В конце концов, им осталось быть вместе… сколько там? Ого! Еще целых одиннадцать дней…

Он подумал, что все-таки надо произнести что-нибудь сердечное. И, подняв бокал, сказал, что очень хочет, чтобы Лиза была счастлива. Не только сегодня, здесь, а всю жизнь. Не Бог весть какой изысканный тост, но Александр Николаевич произнес его вполне искренне. И Лиза это почувствовала, в глазах появились слезы, но через минуту она уже улыбалась. Обведя глазами зал, сказала, что здесь — ну, ужас, до чего красиво, прямо шикарно! И что Александр Николаевич даже сам не понимает, что он ей сейчас сказал! И вообще, что сделал для нее.

— Вот знаешь, — говорила она, как в прежние времена, округлив глаза, — помнишь, ты тогда, в первый раз, нам с девочками велел задумать желание? Помнишь? Так вот, что я задумала, все и сбылось. Правда-правда!..

Потом они ходили по улицам, зашли в магазин «Сувениры», где Губин подарил Лизе маленькую смешную собачку из уральского камня.

— Теперь я — дама с собачкой! Как в кино! — она поцеловала собачку в нос.

— Я должен еще выбрать подарки для домашних, — сказал Губин, и Лиза, сразу став серьезной, отошла в сторону.

Выбирать, по сути дела, было не нужно. Губин, как только переступил порог магазина, знал уже, что купит здесь Маше, а купит он большого серого каменного кота, очень мордастого, с хитрющими узкими глазами. Что и сделал, к некоторому изумлению Лизы, заметившей, что тут есть вещи много богаче и солиднее, например вон тот мраморный лебедь. Губин хмыкнул и попросил завернуть ему еще прозрачную желтую лягушку из селенита, для Юльки.

До Ленинграда оставалось немногим больше трех суток. Нужно пойти к Лизе и поговорить. Откровенно, без недомолвок, начистоту. Пора, перед смертью не надышишься…

Нужно? А может, вовсе не нужно? Не только не нужно — глупо, бестактно, жестоко! Лиза, конечно же, все прекрасно понимает и ни на что не рассчитывает.

Больше того, дома у нее наверняка кто-то есть. Простой, хороший человек. Надежный. И как только она окажется в привычной обстановке, все здешние переживания насчет Большой Любви мгновенно испарятся, наступят будни. А пока — еще отпуск, целых три дня отдыха, которые он, Губин, зачем-то решил ей испортить. Старый, самодовольный, мнительный болван! Завтра утром Петрозаводск, потом Кижи. Погода отличная! Такой жары, как в этом филиале ада — Ветрове, больше не будет… И дом с каждым часом все ближе.

Лизу Александр Николаевич застал, как и думал, в каюте. Сидела на обычном месте в углу дивана и вязала. Губина встретила улыбкой, на которую он щедро ответил и отправился в душ, а когда вернулся свежий, в чистой наглаженной рубашке (она же и стирала и гладила), вдруг сказала:

— Ты так долго, я соскучилась. Все ждала, ждала…

— А я как раз взял да и пришел! — бодро откликнулся Губин, открывая бутылку лимонада. — Хочешь пить?

— Я тут сидела, думала… — продолжала Лиза, не взглянув на лимонад, — знаешь, иногда так грустно бывает… А ведь это неправильно, правда?

— Ясно, неправильно! Грустить вообще глупо. Где-то сказано: нет греха больше, чем уныние. Так налить тебе? А то я ведь живо всю бутылку уничтожу, спохватишься, поздно будет.

— Пей, пей, я не хочу. Я… вот о чем: это, наверное, только сейчас так тяжело? Потому что я все время жду… Конца. Все представляю… А потом, наверное, станет легче? Когда… ну, когда — уже… И ведь три дня это еще много, правда? Я посчитала: три дня это седьмая часть от… от всего. Вот, например, перед праздниками: если, допустим, октябрьские, а к ним еще выходной, так пока ждешь, кажется — как много! Да?

…Пошло-поехало! Только человек успокоился, принял решение, хотел жить оставшееся время по-хорошему…

— Лиза, — обреченно начал Губин, — я тебе давно хотел…

— Ой, да не надо! Я же просто так, не бери в голову! — Она даже руками замахала. — Сказала, и все. Ты мне лучше — про город. Про Ветров этот. Как там? Что тебе понравилось? Я ведь даже на палубу не выходила, жарища такая, в каюте и то… Ну, я и раскисла, больше не буду, честно-честно. Так что ты там видел?

— Что видел? — с облегчением переспросил Губин. — Да как тебе сказать… Захолустье. Ты абсолютно ничего не потеряла, смотреть практически не на что. Есть, правда, собор, но изуродован. Современные постройки — страшное дело. Деревянные дома?.. Ну, домишки и домишки… Главное, жара. Я давно заметил, на севере жара невыносима, потому что противоестественна. По-моему, в этом городе жить вообще противоестественно, сюда разве что ссылать за особо опасные преступления. Просто не понимаю, чего ради эти головотяпы устроили здесь стоянку! В качестве продуманного издевательства, не иначе.

— Ну хоть что-нибудь тебе понравилось?

— «Хы», как говорит наша Аллочка Сергеевна, и еще раз «хы»! Иногда бывает, заедешь вот в такую оставленную Богом местность, просто оторопь возьмет: ведь кто-то же здесь живет? Родился и умрет среди этого убожества… Потом подумаешь: везде можно жить… Особенно если не знать, что где-то есть другое. Так и тут, привыкли к своей дыре… и процент счастливых людей наверняка не меньше, чем в том же Ленин граде, вообще — в любой точке земного шара.

Лиза сидела вся подавшись вперед, внимательно слушая.

Радио пригласило на ужин.

— Вот что, — сказал Губин, — у меня на сегодня потрясающий план: после ужина идем в бар прожигать жизнь. Так и быть, угощу тебя коктейлем «Снежный шар», мороженым и шоколадом. Однова живем!

В этот вечер Лиза была такая, какой Губин хотел бы видеть ее всегда, — спокойная. Надела свое знаменитое белое платье с вышивкой, разложила по плечам локоны, а ноги втиснула в туфли на каблуках, хотя Губин и убеждал: здесь это вовсе не обязательно, все равно сидеть, а под столом вообще не видно, в туфлях ты или босиком.

Свободного столика в баре не обнаружилось, нашлись два места, и, слава Богу, не с чужими, а с Ириной и Катей, чему Губин обрадовался, а Лиза… непонятно. Во всяком случае, пока те не ушли, не проронила ни слова.

Катя сразу сказала, что они торопятся, их ждут на верхней палубе играть в «кинга».

— Ничего, перетопчутся! — возразила Ирина и обаятельно улыбнулась Александру Николаевичу. — Рано еще, Кать, закажи еще по кофе! Я свой кошелек в каюте забыла.

— А у меня в кошельке двадцать копеек, — ответила Катя не без злорадства, — так что давай, подруга, собирайся, может, в карты выиграем на кофе.