Кушанское царство

В отличие от отцов-основателей Кушанского царства — Куджулы и Бимы Кадфизов, политиков и воинов, Канишка стал государем-духоустроителем. Он отказался от принятого до этого летоисчисления, которое велось от события уже почти никому в царстве неизвестного, и ввел новое, начинавшееся с года своего вступления на трон, названное исследователями «эрой Канишки». Зная, видимо, о недовольстве коренного населения Кушанского царства, жившего к северу от Амударьи, двуязычными монетами Бимы Кадфиза с изображением на оборотной стороне индуистского бога Шивы, Канишка стал чеканить свои монеты по типу монет Бимы Кадфиза, но с легендой на бактрийском языке кушанской письменностью, придав им тем самым общегосударственное значение. Но одновременно, демонстрируя уважение ко всем народам, населявшим его царство, он поместил на оборотной стороне монет изображения божеств различных верований, которые исповедовали эти народы.

Но прославился Канишка как покровитель буддизма, получившего во время его царствования широкое распространение в Индии — обширных и самых богатых владениях Кушанского царства.

Скорее всего, к тому времени, когда Канишка примерно в 40 лет стал царем, он, воспитанный под влиянием своей матери, хорошо изучил буддизм. В этом убеждает сообщение в буддийском предании, записанном Сюань-цзаном в царстве Цзяшимило (Кашмире), о том, что Канишка, став царем, в свободное от государственных дел время изучал сутры и ежедневно приглашал по одному монаху для разговора об учении (ДТСЮЦ, гл. 3, с. 116).

Убедившись, видимо, во время этих бесед в бескомпромиссной разности понимания буддийского учения представителями разных течений, Канишка решает созвать собор самых священномудрых буддистов, чтобы устранить эти противоречия. После многоэтапного отбора 500 человек прибыли в царство Цзяшимило (Кашмир). Но на соборе разгорелись горячие споры (ДТСЮЦ, гл. 3, с. 117–119).

После собора буддизм раскололся на два основных направления — махаяну (большая колесница) и хинаяну (малая колесница). Однако при под держке Канишки фактически победу одержала махаяна, согласно учению которой буддистом мог стать не только монах, отрекшийся от мира, но и любой смертный. А. Н. Зелинский, например, так определяет причины победы махаяны и ее итоги: «Связь кушан с махаяной была связью двух взаимозависимых систем. Поддерживая буддизм, Канишка сам нуждался в поддержке буддистов, которые, выйдя из монастырской общины к широкой общественной деятельности, стали мощной культурной и нравственной силой страны, не считаться с которой кушанские правители не могли, даже если бы и хотели этого. С другой стороны, махаяна как экстерриториальная религия, открывшая широкие двери прозелитизму, была чрезвычайно удобна в качестве культа, способного объединить значительную часть разноплеменного населения империи. Со своей стороны, махаянисты нуждались в сильной руке государства не только для борьбы со своими идейными противниками в лоне самого буддизма, но для противодействия всем чуждым ему религиозным культам кушанского царства. Образно говоря, именно этот союз «алтаря и трона» дал возможность махаяне прочно стать на ноги, а кушанам — расширить сферу своего политического и культурного влияния не только в собственной стране, но и далеко за ее пределами» (Зелинский, 1975, с. 231–232).

Однако некоторые исследователи считают сведения в преданиях о соборе при Канишке легендарными (Зеймаль, 1968, с. 70; Бонгард-Левин, 1969, с. 491). Вряд ли можно согласиться с этой точкой зрения. Созыв собора — событие конкретно-историческое, а не культовое действо, порождающее мифы и легенды о разных чудесах. Достоверность факта проведения Канишкой собора подтверждается, полагаем, тем, что кроме детального описания его подготовки и дискуссии на нем в предании, записанном Сюань-цзаном в царстве Цзяшимило, краткие сведения о нем есть и в предании, записанном Сюань-цзаном в царстве Цзяньтоло. А косвенным доказательством проведения собора и победы в результате его буддизма махаяны являются сведения, собранные разными исследователями, о том, что большинство буддистов-миссионеров, начавших прибывать в Китай примерно в 60–80-х годах II в. н.э, были махаянистами и выходцами из Кушанского царства (Васильев, 1975, с. 212–213).

Но ведь это означает, что широкое проникновение буддизма махаяны в царства Восточного Туркестана и затем в Китай началось в тот период, когда правителем Шулэ (Кашгара) был Чэньпань (ок. 123–168 гг.), проживший до этого несколько лет в Кушанском царстве. Согласно преданиям, Канишка построил по монастырю в трех местах его проживания. Он, должно быть, хотел, чтобы Чэньпань, находясь в них, мог серьезно изучать буддизм — и именно буддизм махаяны. Неудивительно поэтому, что возвратившись в Шулэ и став его правителем, Чэньпань широко открыл двери проповедникам буддизма, в основном махаяны, в Восточный Туркестан и через него в Китай. Так что есть основание предположить, что собор в Кашмире Канишка созвал около 110 г. до прибытия к нему Чэньпаня на рубеже 116–117 гг.

Итак, исследователи согласны в том, что буддизм получил особенно широкое распространение в Кушанском царстве при Канишке. Однако буддийские предания, изложенные Сюань-цзаном, и археологические данные свидетельствуют о разной интенсивности его распространения в отдельных регионах этого огромного царства. Так, буддийские предания, записанные Сюань-цзаном, сохранили сведения, подтверждаемые археологическими данными, только о строительстве при Канишке множества буддийских монастырей и прочих святилищ в царствах Северной Индии, лежавшей, по сообщению Сюань-цзана, к востоку от царства Ланьпо (Кабула). А широкие археологические исследования в Средней Азии (Северной Бактрии), где и возникло Кушанское царство, и в отдельных районах Северного Афганистана, где находилось царство Гаофу, первым включенное в Кушанское царство, выявили пока существование здесь в кушанское время лишь нескольких крупных буддийских культовых центров (у Балха, Термеза, Айртама), ступ и мелких памятников вокруг них. Большие размеры этих центров и ступ дали основание предположить, что строились они при поддержке царского двора и его местных представителей (Ставиский, 1977, с. 183–186, 190). В основном же, как показали эти исследования, в бактрийских землях Кушанского царства сохраняли прочные позиции издавна укоренившиеся здесь разные местные культы и созданный и поддерживаемый царским двором династийный культ кушан (сооружения Халчаяна, Сурх-Котала). Так что насильственной буддизации населения всего царства не было.

Но массовое строительство буддийских храмов, монастырей, ступ, инициируемое Канишкой и его представителями на местах, требовало, надо полагать, крупных расходов государственных и частных средств, что подрывало экономику страны. Особенно ощутимо это должно было сказаться на менее богатых, чем Индия, регионах царства, в частности на Северной Бактрии, утратившей после переноса Канишкой столицы из Ланьши в Пурушапур статус метрополии. Подтверждение данному предположению находим в исследовании Е. В. Зеймаля, отметившего сокращение притока кушанских медных монет к северу от Амударьи, начиная с времени Канишки (Зеймаль, 1983, с. 232). Так как этот процесс начинается с времени Канишки и, следовательно, в какой-то мере позволяет ретроспективно оценить его правление, кратко остановимся на нем. Но прежде скажем кратко о кушанских царях, правивших после Канишки, основываясь на составленной Е. В. Зеймалем таблице надписей, относимых к «эре Канишки» (Зеймаль, 1968, с. 32–47). Абсолютные даты их правления даем по хронологии А. К. Нарайна и нашим расчетам.

Согласно двум надписям, датированным 24 и 28 годами этой эры, кушанским царем в 126–130 гг. был Васишка. Но 28 годом датирована и первая надпись царя Хувишки, а последняя — 60 г. Однако исследователи считают, что он правил в 28–62 гг. «эры Канишки» (130–162), хотя в надписях 61 и 62 г. имя царя не указано. Надписи же 63 г. вообще нет. В восьми надписях, датированных от 64 (или 67?) по 98 г. назван царь Васудева. И хотя есть сомнения в чтении первой даты — 64 г. или 67 — его правление принято датировать 64–98 гг. «эры Канишки» (166–200). Кроме того, в надписи, датированной 41 г., царем назван Канишка, сын Васишки, монеты которого неизвестны. Его принято называть Канишкой II. А значительные различия золотых монет Васудевы дали основание многим нумизматам предполагать, что их выпускали несколько царей: Васудева I, Васудева II и даже Васудева III. С нашей точки зрения, факт правления в течение всех 34 лет непосредственно друг за другом двух и тем более трех царей с одинаковым именем в древней истории Востока что-то не припоминается и потому вызывает сомнения. Но кроме гипотезы о нескольких Васудевах высказана гипотеза о существовании одного Васудевы, на каком-то этапе правившего одновременно с Канишкой III, и о возможном разделе Кушанского царства.

О сокращении притока монет этих кушанских царей в их владения к северу от Амударьи свидетельствуют составленные Е. В. Зеймалем таблицы находок их в Южном Таджикистане. Медных монет «сотера мегаса», выпускавшихся, как мы выяснили выше, Куджулой Кадфизом и, по-видимому, Вимой Кадфизом до проведения им денежной реформы, т. е. всего примерно в течение 60 лет, обнаружено около 500 экземпляров (Зеймаль, 1983, с. 160, прим. 27а). Собственных медных монет Вимы Кадфиза, правившего примерно в 80–102 гг., т. е. около 23 лет, и выпускавшего их после денежной реформы в течение, полагаем, примерно 13 лет, найдено тоже немало — 104 экземпляра (там же, с. 187–189). А медных монет Канишки, чеканившихся в течение всех 23 лет его правления, найдено лишь 71 (там же, с. 199–203), всего 31 монета Хувишки, правившего 32 года (там же, с. 212–213) и 36 монет последнего кушанского царя Васудевы, правившего 34 года (там же, с. 219–221). Кроме того, известны 37 монет Канишки III (там же, с. 227–228), которые часть нумизматов считает монетами Васудевы II.

Более того, как выяснил Е. В. Зеймаль, сокращение притока монет в этот регион происходило при одновременном уменьшении их веса, хотя это позволяло из того же количества металла выпускать больше монет (там же, с. 232). Но этого, как ясно из вышеизложенного, не происходило.

Причины сокращения притока монет в коренные земли кушан Е. В. Зеймаль объясняет во введении к разделу «Монеты посткушанского периода» так: «Территории к северу от Амударьи, где кушанские медные монеты имели широкое хождение, видимо, стали испытывать недостаток в монете, когда прекратился ее приток — в результате отпадения этих областей от Кушанского царства в правление Хувишки или позднее, уже после того, как Кушанское царство перестало вообще существовать. Подражания монетам кушанских царей должны были восполнить нехватку собственно кушанских монет в обращении и, видимо, вполне соответствовали этому назначению» (Зеймаль, 1983, с. 232). А далее в четырех главах этого раздела он рассматривает подражания монетам Хувишки, Васудевы, Канишки III и монеты сасанидских кушаншахов.

Но если, как он допускает, области к северу от Амударьи отпали от Кушанского царства при Хувишке, то почему сюда продолжали поступать его поздние монеты и монеты его преемника Васудевы? Если же подражания монетам этих кушанских царей были «посткушанскими», т. е. выпускались после того, как Кушанское царство прекратило существование, то кто их выпускал? Тем более что сам Е. В. Зеймаль считает: эти подражания, вес которых был еще ниже, чем монет-прототипов, «не отличаясь от своих монет-прототипов по металлу, по существу, продолжают кушанскую медную чеканку, хотя и на несравненно более низком техническом и художественном уровне», что они «выпускались с целью сохранить и продолжить традиции и нормы обращения кушанской меди» (там же, с. 232). И при этом, в то время как подражания монетам Хувишки найдены в большинстве своем (37 экз.) в землях к северу от Амударьи и вроде бы выявлены в небольшом числе и в других регионах царства (там же, с. 240), обильные (163 экз.) подражания монетам Васудевы вообще выявлены пока только к северу от Амударьи, как и сравнительно немногочисленные (37 экз.) подражания монетам Канишки III.