Кузнец
Шрифт:
– Артемий, я понимаю, что есть казна Хабаровых. Это деньги семьи. О них не волнуйся. Так они и останутся. Больше скажу, хорошо бы эти деньги переправить твоему отцу. Там они будут нужнее. Мне нужна только войсковая казна. Подумай и давай приходи с казной. Но только той, что на войско. Ты меня понял?
Парень покраснел, побледнел и молча уставился в пол. Видимо, на этот случай Хабаров ему инструкций не оставил, а он старался действовать по указу мудрого дяди.
– Подумай, Артемий! Если денег у нас не будет, то как мы сможем вооружить новых людей, как сможем победить богдойцев, да и ясачных людей держать в кулаке? Просто помрем. И ты вместе со всеми. Кубышка тогда не спасет. Просто подумай.
– Я принесу Кузнец. Погоди. – выдавил из себя Артемий.
Не прошло
– Тута те деньги, что Ерофей Павлович для войска считал.
– Сколько?
– Семьсот девяносто три рубли серебром.
Артемий поставил второй мешок. А здесь бабские серьги, кольца. Тоже из серебра. По весу здесь полпуда. Ежели в рублях, то оно выходит около трех тысяч. Только из них третью часть нужно в Якутск тоже, для Дмитрия Андреевича.
– Ну, удружил, брат. Оставляй тут. А про воеводу мы посмотрим. Дмитрия Андреевича уже нет. А с новым воеводой другие договоры будут. Нужно, чтобы ты тоже поехал, когда ясак повезут. Поговори с отцом. Нам нужна торговля не через воеводу. Такая торговля, чтобы и ему, и нам было выгодно. Мы ему меха будем и дальше везти, будет еще что хорошее, это тоже повезем. Ткани, серебро. Нам нужно порох, оружие, металл добрый. Хорошо бы хлеба прислать по не очень дорогой цене. Но это только на этот год. Бог даст, в следующем году будем со своим хлебом. Понял? Сделаешь?
– Сделаю, Кузнец – проникся паренек.
– Не бойся. Ерофей мне друг. И его семья мне не чужие люди. Сговоримся.
– Не боюсь я. Дядя сразу говорил, что за Кузнеца, за тебя то есть, держаться надо.
– И хорошо.
А теперь беги, собирайся в дорогу. До начала августа месяца нужно собрать караван.
Я остался в комнате один. Серебро убрал в дальний сундук под замком. Конечно, казаки у своих брать не будут даже под угрозой расстрела. Но береженного, как известно, берегут лучше. Сел подумать. Так, по любому, надо идти к Албазину.
Послал тетку-даурку позвать Макара и Клима. Сказал Макару оставаться за старшего. Чтобы народ не скучал, наказал начинать укреплять стену, да готовить караван с ясаком в Якутск. Дело оно, конечно, не особенно срочное, но от безделья могут дурные мысли появиться. А оно надо? Казаки Макара уважают. Но, опять же, про береженного. Климу же сказал собирать струг и десяток наших, да Третьяк и никанец Гришка. Толмач лишним не будет.
Шли седьмицу. Все же вверх идти не просто. И вертолет не вызовешь. Эк меня занесло. Дошли. Казаки в Албазине уже совсем обжились. Дома поставили добрые. Многие уже и жен местных взяли. С местными, что тунгусами, что с даурами вовсю торгуют, меняются. Живут по-соседски. Поначалу испугались, что ругать их стану. А по мне, так это очень даже здорово. Ничем крепче крови народы не свяжешь. А то, что детишки будут с чуть раскосыми глазами, да пожелтее, так все равно будут Петьками и Кольками. Воспитаем казаками, так и будут казаками.
Обжились и крестьяне. Слобода вышла большая. У многих уже коровенки, овцы да свинки. Ничего в этой живности не понимаю. Но смотреть на то, как стадо гонят, радостно. А поля какие? Гектаров, по-здешнему, десятин, наверное, полста. Где-то уже жатва шла. При домах огороды. Привычная капуста, лук, черемша, репа, брюква, горох, бобы. Эх, жалко до картошечки еще дело не дошло. Ничего, всему свое время. Для крестьян захватили из запасов серпы, гвозди, ножи. Конечно, оружие пока на первом месте. Но без крестьян ничего у нас не выйдет. Думаю, что и пролетел мой предшественник в той истории потому, что не успел он заселить Приамурье русским людом, не успел или не сумел местных и русских породнить.
Проведали дела. Старшему в Албазине, Ваське Пану, показал я грамоту Сибирского приказа. Повелел с крестьян больше десятины не брать. Половину оставить в Албазине, а другую отправить в Банбулаев городок, так пока наш острог по имени даурского князца называли. Кстати, пора его в Благовещенск перекрещивать. И запоминать проще. Хвалил, что мирно с туземцами живут. Проведал и отрезы камчатых тканей. Все целы были. Оставил казакам два отреза на рубахи и сарафаны. Остальное
загрузил на струг. С тем и отбыл.Вниз прошли меньше, чем за неделю, хотя и не торопились. К приезду стена была еще далеко не закончена, но та часть, что выходила к Амуру уже была двойной с башнями и воротами. У башни на раскате стояла пушка. А дела идут. У пристани стояли два струга, готовых к долгому плаванию. Ясак еще не загружен. Ну, да это дело недолгое. Сбор растянулись на три дня.
Я писал письма. Длинное и велеречивое письмо воеводе, которого звали Михаил Семенович Лодыженский. Был тот царским рындою, почетным телохранителем, был и стольником. Теперь вот был назначен воеводою в Ленский край и Якутское воеводство. Поскольку был он только одним из пяти воевод, непосредственно подчиняющихся главе Сибирского приказа оспорить мое положение приказного даурской земли он не мог. Но, как любой чиновник от возникновения Руси до моего XXI века, гадостей наделать мог. Потому ссориться с ним мне было не с руки. Писал я со всеми примочками того времени. И челом бил, и просил не оставить своими благодеяниями. Жаловался я на тяжкую долю, бедность и скорбь. Впрочем, все это было аналогом современного обращения «Глубокоуважаемый Иван Иванович». Из конкретики было только про жалование и пороховое довольствие, да разрешение переселять пашенных крестьян. Просил я, чтобы тот обратился к Тобольскому Владыке, архиепископу Симеону, чтобы прислать попа. Не то, чтобы люди наши были сильно религиозны. Как-то я и в Илиме не помню, чтобы кто-то особо усердствовал на почве веры. Но свадьбы, похороны, крестины. Все это важно. А без попа выходило как-то не кошерно. Обязался поставить церковь.
Гораздо более деловые письма были к Никифору Хабарову. Там просто предложение о сотрудничестве, цены, сроки и объемы. Нормальный такой бизнес-план. Вполне просты письма были и моим людям в Усть-Куте и Илиме, Якутске и Киренге. Там речь шла о переселении. О том, что ждет переселенцев, про вольную землю, про то, что кроме десятины никаких податей не будет. А за ту десятину будут серпы и сошники, всякие другие нужные в хозяйстве штуки. Звал я и мастеровых людей, обещая щедрую оплату их услуг, кузнецов, плотников, рудознатцев.
За то время на струги загрузили ясак с поминками для воеводы, товары для Никифора Хабарова, подарки дьякам и прочие нужные штуки. Старшим пошел Артемий Петриловский, сын Никифора. С ним отправился Степан и три десятка казаков. Степану я вручил мешочек с монетами для моих людей и письма. Артемий вез семейную казну Хабаровых.
Наконец, все собрались и отправились. Шли по Зее быстрым путем, которым шел некогда злополучный Василий Поярков. До границы страны дауров мы вышли в сопровождение на еще четырех стругах с полутора сотнями казаков. Не то, что я чего-то сильно опасался. Дауры по рекам не ходили. Но это была необходимая, как мне казалось, демонстрация силы. Как только попадалось то или стойбище или городок, мы шли к берегу. Спрашивали о делах, требовали подтвердить шерть. Получали подарки. Не большие. Это не для богатства, но для понимания, кто в доме хозяин, чьи тут тапки. Конфликтов не было. Я приглашал князцев к себе в город на пир. Перед отъездом в Албазин отправил я гонцов с тем же предложением к хамниганам, солонам и бирарам – нашим союзникам. Пир назначили на начало осени. У зейского волока распрощались. Мы вернулись обратно, а отряд Артемия продолжил путь на Якутск.
По возвращению, в отличие от прошлого варианта истории, я продолжил заниматься хозяйственными делами. Стена уже полностью опоясывала город. Настоящая, двойная, с земляной засыпкой. Хорошо бы ров, как в Гуйгударовой крепости. Но пока с этим не стал затеваться. Высота стены была четыре косых сажени, где-то пять человеческих ростов. Две башни смотрели в сторону Амура, две в сторону Зеи, еще две на лес. Всякую растительность на пару сотен шагов свели на нет. Вполне себе выходила крепость. Внутри крепости построили три бани, чтобы могли помыться казаки. И не «черные», как тогда было принято, а с нормальными финскими примочками, каменкой, трубой. Построили и большой барак, если будут вновь прибывшие. Потом сами себе избы мастерят, а зиму пережить можно.