Кузнец
Шрифт:
Но не только вернувшиеся из похода рассказывали. После того, как я коротко поведал сначала всему кругу, а потом, чуть подробнее, ближним людям, про наш поход, рассказывать начали уже они. Как-никак меня почти месяц не было. Уходил, когда река едва очистилась от остатков льда, а вернулся только к зениту лета. Новостей было немало. Начали с хороших.
Прибыли еще отряды бойцов. Их распределили по сотням, учили. Как и всех, снабдили кирасами, шлемами. Разделили на стрелков и пикинеров. Выдали оружие. Теперь у нас полных семь сотен воинов. Сила. Пришли и тридцать крестьянских семей. Семьи большие. Всего около полутора сотен людей обоего пола. Теперь крестьян в «даурския землицы» больше двух сотен. Пять семей даурских и тунгусских, что
Обо всем этом рассказывал Третьяк Ермолаев. Потом слово взял Артемий, которого я оставил главным. По его словам, со сбором ясака и торговлей тоже все благополучно. Есть и меха, которых хватит и на отправку в столицу, и на торговлю с его отцом. Инородцы не бузят. Охотно покупают за серебро, еще оставшееся от богдойцев, и ценные меха соль и железные изделия. Однако с тканями стало хуже. Богдойцы теперь ездят меньше. Только на торг пребывают. Тоже берут соль и пушнину. Пришли и бирары. Не все, но с несколько сотен людишек есть. Поселок свой поставили на Амуре, недалеко от Кумарского острога, в паре часов хода по реке от Благовещенской крепости.
Недавно стали прибывать мастеровые. Пришли пять плотников, корабельных дел мастеров, сапожник, ученик кузнеца, печник. Пока их поселили в городе. Дел для них особых не назначено. Но сапожник уже работает. Казаки и крестьяне заказами завалили. Он уже света белого не видит. Но, работает. Бизнес есть бизнес, подумал я про себя.
Прибыл купец из Тобольска. Просит разрешения лавку открыть, оставить приказчика. Тоже дело хорошее. Конечно, Хабаровы – наши главные партнеры. Но еще один купец с его товаром лишним не будет.
Хорошего было много. Но было и не очень хорошее. Пришло письмо от Ерофея. Суд идет, конца ему не видно. Кого-то из судей удалось умаслить дарами, а кого-то и нет. Против него давят важные люди. Все дела на кривую сторону поворачивают. Собирался государь войско отправить в Приамурье. Но теперь войска не будет. Просил Хабаров посылать больше товаров Никифору, а ему отправить серебро для мзды судейским. Подумав, решили выделить триста рублей, с гонцом отправить Никифору. Войсковая казна стерпит. Теперь в ней уже пять тысяч серебром, да и просто белого металла немало. Хватит и воеводе отправить, и казакам жалование раздать, и на бублики останется.
Было совсем нехорошее и неожиданное. Вести о богатом и хлебородном Приамурье привлекали не только казаков, пашенных крестьян и мастеровых. Пришли и лихие люди. На большие караваны с охраной не нападали. Зато налетали на наши деревеньки, даурские улусы, грабили и убивали охотников. При появлении вооруженного отряда сразу сбегали. Бой не принимали. Найти их пока не выходило. Это было очень нехорошо. Дауры, да и крестьяне платили за защиту. Мы же пока им ее обеспечить не могли. Так дело не пойдет.
Бандиты меня встревожили больше всего. Так, что даже веселье после того в жилу не шло. Даже весть, что Клим с помощниками смог сверлильный и шлифовальный станок на реке поставить, к новому колесу приспособить. Кое как досидел до ночи. Потом долго метался по кровати. Эти гады даже не понимают, что не просто кого-то грабят, что, конечно, плохо само по себе, но рушат всю мою идею создания земли свободной и безопасной. Тут еще Макар отчудил. Сразу после прибытия куда-то пропал. Потом прибежал весь одуревший. Повел меня за него девку-крестьянку сватать. И что, пришлось идти. Потом еще сидеть пить, веселиться. А в голове только эти бандиты и сидели.
Хотя заснул поздно, встал с первыми
петухами. Наскоро умылся, оделся и позвал Гришку. Попросил найти даура из тех, что с нашими сроднились. Искал долго. Видимо, бегал по деревням. Не самый ближний путь. Но вернулся с даурским мужиком. Звали того Ерден. На их языке – драгоценный. Ну, поглядим, что тут у нас за бриллиант прячется. Как положено, осведомился о здоровье, о благополучии семьи и рода, потом и к делу перешел.– Пришли – говорю – в наши земли худые люди. Нападают на наших и на ваших людей, убивают, а потом сбегают. Поймать их не можем. Вы здесь местные. Каждую тропку знаете, каждый ручей. Скажи всем своим, что в деревне живут, и тем, кто ясак платит, что тот, кто укажет, где враги прячутся, получит лучший меч, который сам выкую, золотую монету и семья его год ясак платить не будем. Мне же он станет близким другом.
Даур помолчал. Не прилично у них сразу отвечать, тем более, сразу соглашаться. Серьезный человек подумать должен.
– Хорошо, – говорит – Я передам. Этих людей мы найдем. А ты их убьешь. Ты сильный. Тебя дух Амура любит.
Ну, за духа отдельное спасибо. А в остальном, будем надеяться. На том и распрощались. Оставалось только ждать. Вот уж, что я не люблю, так это ждать впустую. Походил по комнате. Легче не стало.
Пошел к Макару. Благо его дом был недалеко. Впрочем, городишко маленький. Здесь все недалеко. Он едва встал, сидел пил никанскую настойку, так казаки называли чай. Отходил от вчерашних посиделок. Вот молодец парень. И в походы все вместе ходим, и бойцов своих, теперь уже целую сотню учит. А успел среди переселенцев невесту найти. Не Венера Милосская, но вполне справная баба. Хозяйка, говорят, ладная. Его явно любит и гордится им. Не то, что я – головка от пылесоса. Ладно. Хватит завидовать чужому счастью. По делу шел.
Ох, вчера погуляли. Дружки-то сразу за чарочку. А я с отрезом шелковым, да колечком заветным к Глашеньке. Отвел ее в сторонку, за руку взял, колечко на палец одел. Нету, говорю, мочи моей терпеть. Походы мои никак не кончаются, а сердце болит. Пойдешь, говорю, за меня замуж? Она глазки в землю. Покраснела так, все платок теребит. Говорит, ежели батюшка дозволит, то пойду. Говорю, а люб я тебе? Она совсем красная стала. Говорит, люб, да обняла так, что я аж отрез шелковый, что для нее нес, выронил.
Тут меня и совсем проняло. Подхватился я, и бегом в городок. Там наши все в приказной избе сидят, думу думают. Мне бы с ними думать, а сил нет. Взял я Кузнеца за грудки, да и говорю:
– Ты, – говорю, – мне друг?
Он глаза выпучил.
– Друг, – говорит. Ты чего такой? Садись, тут дело есть важное.
А я ему говорю:
– Завтра, говорю, все дела. А сейчас пойдете мне невесту сватать.
И пошли. Глашин отец от чести прослезился. Сам приказной к нему сватом. За друга своего просит. Согласился со всем вежеством.
– Вот, – говорит, – Как с хозяйством закончим по осени, так и свадьбу сыграем.
Потом долго пили, ели. Заснул, считай, только утром. Проснулся уже поздно. Не успел и рассолом поправиться, как опять Онуфрий пришел. Все ему неймется. Опять у него поход. Теперь на татей. Ох, грехи мои тяжкие.
Рассказал я Макару про задумку с даурами. И ведь найдут, следопыты они хорошие. И место знают не только по рекам, а все урочища кругом знают. Но потом нужно будет быстро собраться, пока разбойнички наши на месте, да прихлопнуть их. Для этого лучше всего подойдет его сотня. Вот и хорошо было бы, чтобы те к вечеру были готовы в любой момент рвануть. Понимаю, что после похода, устали, да и пораненные есть. Нужно отобрать самых крепких и здоровых. Остальные пусть поправляются. Одеваются пусть в кирасы. Кто этих татей знает, есть у них ружья или нет? Не могу сказать, что перспектива ломиться через лес и биться с разбойниками моего друга сильно обрадовала. Но… спорить не стал. И на том спасибо.