Кваздапил. История одной любви. Окончание

Сзади обреченно хлопнула закрывшаяся за Хадей дверь.

Бежать вслед и уговаривать? А смысл? Чтобы как в анекдоте – «Это не то, что ты подумала»? После того, что Хадя видела собственными глазами, ее не вернуть.

Я не звал Дашу, она каким-то образом пришла сама. Но в предыдущей наявульной жизни, где сон не отличался от яви, когда мне было невыносимо плохо, именно Даша превратила «плохо» в «хорошо» – и разве я тогда возражал?

Судьба отплатила той же монетой. Девушка, которая по моему желанию в тот раз из «плохо» сделала мне «хорошо», теперь из небывалого «сказочно» сделала «отвратительно». Зеркальный ответ. За все в жизни надо платить.

– Ты откуда взялась?!!!

Я орал что есть мочи – в крик вложил всю горечь катастрофы. Кулаки сжимались, сердце рвалось на части.

Даша удивленно хлопнула ресницами:

– Ты чего? Я жду продолжения, а ты ушел. Кто там был? Соседка за солью приходила? А соседка красивая?

На полу валялись свидетельства бурного времяпровождения.

Ничего не понимаю. Явь и сон перемешались. Кажется, я действительно схожу с ума.

В дверь позвонили – долго и требовательно.

Хадя вернулась?!

Я не успел броситься в прихожую, меня пригвоздило на месте, а по спине пополз холодок: по роскошной фигуре Даши прошла рябь, она коряво растянулась сразу во все стороны и оплыла кляксами лица, грудей, живота и бедер. Комнату заволокло серым туманом.

Через миг непроглядную завесу пронзил яркий луч, и картинка превратилась в другую – в невыносимо привычную, от которой хотелось выть и лезть на стену. В нашей с Машкой комнате я был один и лежал в кровати, хватая ртом воздух. В груди мощно стучало сердце. Недавняя жуть оказалась очередной проделкой подсознания. В лицо било утреннее солнце.

Все опять оказалось сном. Все, кроме звонка. Он был настоящим, потому что повторился. Почти сразу его сменил резкий стук. Настойчивый стук, в свою очередь, сменился грохотом, от которого дверь дрожала и скрипела деревянным косяком.

Открывать не хотелось.

А если дверь сломают? И, собственно, какая мне разница, кто за дверью? Хадя мертва. Кроме как во сне, она не придет. Остальные люди меня не волновали.

Я машинально потянулся за халатом, но не стал его брать. К черту халат. Ничего не хочу. Никого не хочу. Хочу тишины и покоя.

Поправив на себе трусы, я прошел в прихожую. Трусы – тоже одежда. Пляжная и спортивная. Возможно же, что я только что загорал и занимался спортом? Ну а то, что мятый и сонный – значит, много занимался и настолько устал. В общем, плевать, что обо мне подумают.

Я распахнул дверь. За ней стоял Захар – в джинсах, рубашке поверх белой майки и надетой задом наперед бейсболки. Он глядел на меня умоляюще, как смертельно больной на врача:

– Маша не отвечает на звонки, и я решил узнать – вдруг что-то случилось?

Меня будто ледяной водой облило. Куда же тогда делась сестренка?

– Я думал, она с тобой.

– Обычно мы встречаемся утром и идем гулять. Сегодня я ждал, но она не пришла. Телефон выключен. Уже несколько дней с Машей что-то происходит. У нее появились тайны, иногда она куда-то исчезает, а потом ничего не рассказывает.

– Хорошо, попробую что-нибудь выяснить.

Подавленный Захар ушел, а едва я набрал номер Машки и убедился, что телефон действительно выключен – дверь родительской спальни приотворилась. В щель выглянула явно неодетая Машка:

– Прости, я не хотела тебя будить и выключила телефон. Сейчас включу. Мы тут с другом… В общем, не обращай на нас внимания, мы будем тихо.

Дверь закрылась.

Я тупо изображал столб посреди коридора. Машка дома. С другом. И, можно быть уверенным на сто процентов, это не Захар, поскольку он только что ушел.

Или мои глюки продолжаются? Может быть, все это мне тоже снится? Войду к Машке – а там Захар. Почему нет? Даша же оказалась в моей постели, когда пришла Хадя?

Неправильно. Даша оказалась в моей постели, поскольку я хотел ее там видеть, и подсознание с удовольствием пошло навстречу. Я стыдился факта, что хочу видеть Дашу в своей постели, поэтому она приснилась вместе с Хадей, которую я хотел видеть больше, чем кого бы то ни было. Объяснение простое. И если сейчас, хотя я, конечно, в это не верю, сон продолжается, то за дверью родительской спальни с Машкой привычно окажется Захар. Блаженно раскинувшись на диване, он прикроется простыней, а Машка, витая с приятелем в запахе плотских утех, сморозит какую-нибудь чушь по поводу своей взрослости и моего тупого неприятия этого казавшегося ей незыблемым факта. В то, что Машка притащила домой случайного партнера, не верилось – пусть она и легкомысленная, но не настолько.

Я резко распахнул дверь. Машка без признаков одежды сидела на краю разложенного дивана и ждала загрузки телефона, а остальную часть двуспального сексодрома занимал…

Это оказался не сон.

Лучше бы сон.

На диване с Машкой был Гарун, его одежда валялась на полу.

– Ты чего?! – взвопила Машка, с визгом прыгая за Гаруна.

Находившийся в ступоре мозг все же сделал из произошедшего два заключения: она меня стесняется, и это хорошо, но она не стесняется Гаруна и считает его защитой от меня. Это плохо.

Выглядывая из-за широких плеч моего приятеля, сестренка затараторила:

– Выйди отсюда, извращенец, я же к тебе не вламываюсь, когда… Впрочем, ты хитрый, тебя на этом не поймаешь. Но я постараюсь, я поймаю и тоже вломлюсь! Или еще что-нибудь придумаю, обещаю!

В первой части речи Машка была права, своим поступком я выставил себя не в лучшем свете. Во второй части тоже права – как сказала, так и сделает, и меня ждут веселенькие деньки. Скорее всего, чтобы не портить себе жизнь, придется договариваться и «возмещать моральный ущерб» – выполнить очередной каприз или пойти на уступки там, где обычно граница дозволенного проходила твердо. Обидно. Но – сам виноват. Нечего верить в сны.

Гарун обернулся к Машке:

– Зайка, погуляй, пока большие дяди разговаривать будут.

«Зайка». Как-нибудь припомню своей дурехе, когда опять начнет права качать. Как все возомнившие о себе мелковозрастные, кто вопреки мнению действительно взрослых считает себя взрослыми и от этой несправедливости страдает комплексом неполноценности, сестренка ненавидела ласкательно-уменьшительные прозвища. Любое «Солнышко», «Котик» или «Рыбка» и им подобные (не говоря про смертельно обидную «Крошку») вызывало у нее аллергию, а у того, кто осмелится ляпнуть такое – синяк или вызванную более изощренными способами идиосинкразию на уменьшительные суффиксы до конца жизни. А на этот раз – ничего подобного. Сразу как бы забыв, что брата нужно стесняться (или не как бы, а чтобы снова обозвать извращенцем), сестренка вскочила исполнять высказанное мягким, но непререкаемым тоном распоряжение «друга».

Я отвернулся, но, когда она спрыгивала с дивана, успел заметить, как Гарун поводил ее нежным шлепком по заднице. Вышло у него это мило, любовно-ласково, почти по-родственному, словно они сто лет знакомы. А я точно знал, что никогда сестру и друга не знакомил, и пересечься они никак не могли – жили в разных городах, а когда Гарун приезжал сюда ко мне, Машка всегда находилась где-то в другом месте. Зная Гаруна заочно, как спасителя своей репутации и героя-защитника на «стрелке» с соседним двором, Машка никогда не видела его и не знала в лицо. И вот…