Кваздапил. Наявули 2

– «Вам кофе в постель? – Нет, в чашку». – Я выдавил улыбку. – Конечно, сюда.

– Хочу. – Мадина с нарастающим восхищением кивнула.

Мне удалось ее удивить.

Я обтерся полотенцем и, как есть, не одеваясь, босиком прошлепал на кухню.

Всегда, даже сегодня утром, я стеснялся своего грузноватого неспортивного тела. Сейчас – нет. С Мадиной я ощущал себя просто и естественно, я был собой и устраивал ее таким, какой есть. Прелесть этого ощущения не передать словами.

У нас все знали, что у Игоря на верхней полочке шкафчика имелась особая коробочка. Без каких-либо угрызений совести я достал оттуда турку и пакет молотого кофе. Позже извинюсь и восстановлю запас – Игорь держал его на экстренный случай, и за год, в течение которого коробка лежала на полке, содержимое не понадобилась ни разу. А у меня случай именно экстренный, ко мне девушка пришла, в нашей квартире это приравнивалось к форс-мажору.

Мадина не выдержала одиночества. Как и я, она лишь слегка обтерлась, чтобы не капало, и красивым шагом от бедра продефилировала ко мне на кухню.

– Составлю тебе компанию.

– Если ждешь возражений, их не будет.

– Ответ правильный.

Мадина плюхнулась на табурет и положила ногу на ногу. Ее взгляд пробежался по кухне – аскетично-спартанской, заваленно-грязной, типично холостяцкой (в нашем случае – шестижды). Одну стену подпирали древний холодильник и колченогий стол с тремя табуретами, по другую кучковались плита, мойка и неряшливые шкафчики, стальную раковину заполняла немытая посуда. Угол заполняли пакеты с мусором, выносимые обитателем квартиры с самыми нежными запаховыми рецепторами. Обычно им оказывался Филька, но случались и варианты. Филька мог заупрямиться и ради принципов терпеть откровенную вонь, в которой ни поешь, ни даже воды не попьешь. Мусор выносил тот, кого запах достал окончательно, либо, если народу в квартире на тот момент находилось много, бросали жребий. Сейчас мешков было всего четыре, органических отходов внутри, видимо, не было, отчего в проветренной с утра кухне можно было находиться без проблем для здоровья.

Я налил в турку воды и поставил на плиту. Мадина следила за моими действиями. Я следил за ней. На приготовлении кофе это не сказывалось. Кофе – не главное, убежит так убежит, сделаю еще. Хорошо быть непрофессионалом и готовить для непрофессионала, не давит груз ответственности. На обнаженную женскую натуру смотреть приятнее, чем на поднимавшуюся пену. Наша кухня и женская грудь во всей красе – сочетание аховое, до сегодняшнего дня непредставимое. Теперь понимаю любителей лофта. Игра на контрастах бодрит и возбуждает.

Иногда меня отвлекала входная дверь, каждый шорох и лишний звук напрягали.

– Почему бы не вставить ключ в замок, чтобы снаружи не открыли? – не выдержала Мадина.

Ее это тоже нервировало.

– У нас так не принято, – объяснил я. – Нельзя запираться, если не предупредил всех заранее.

– И часто вы, гм, всех предупреждаете?

– Только не говори никому, а то засмеют: не было ни разу.

– Не скажу, а то обязательно засмеют.

Пена вылилась на огонь, я резко сдвинул турку на соседнюю конфорку. Внутри оставалось половина напитка. На одну чашку хватит.

– С сахаром? – спросил я, выбрав в мойке чашку почище, отмыв ее и перелив туда ароматную жижу.

Мадина поднялась.

– На брудершафт? – Она шагнула ко мне.

– Кофе получилось мало, на одну чашку, только тебе. Разлить на две?

– Не надо. Не суетись, все хорошо. Все просто отлично.

Мадина приблизилась вплотную. Ее грудь встретилась с моим животом. Касание обожгло и воспламенило во всех переносных смыслах, а в отношении нервов и инстинктов – буквально. Чашка в моей руке дрогнула, мы едва не остались без кофе.

В комнате мой телефон булькнул пришедшим сообщением. Мадина оглянулась на звук.

– Посмотрю позже, – сказал я, глядя на нее сверху, с высоты своего роста.

Мягкие груди растеклись по животу, словно хотели взять в плен. Собственно, и взяли.

Только бы не пролить кофе. Если план Мадины – воспользоваться тем, что у меня руки заняты, то она прогадала, занята лишь одна рука. Второй я обнял ее и привлек к себе, чтобы точки соприкосновения переросли в сплошную поверхность.

Мадина отстранилась и кивнула на телефон:

– А если что-то важное?

– Все важное в моей жизни либо уже произошло, либо как раз собирается произойти. Никакое сообщение на это не повлияет.

От кого бы сообщение ни пришло – все равно, поскольку оно не от Хади.

Но кто-то оказался очень настойчив. Телефон затрезвонил вызовом, установленный рингтон сказал, что номер мне неизвестен. Наверняка, очередной спам: бесплатная проверка пластиковых окон с последующим разведением на деньги, кредиты на лучших условиях, приглашения в открытые в моем регионе клиники и автосервисы… Или сотовый оператор опять предложит экономичный индивидуальный тариф, при котором я стану платить больше, чем раньше. Плевать на всех. Мне ничего не нужно.

Мадина направила мою руку с чашкой к своему рту, для чего ей пришлось прогнуться назад – отойти не давала моя вторая рука. После быстрого глотка чашка оказалась у моих губ. Я пригубил, отхлебнув совсем чуть-чуть.

На меня в упор глядели серьезные глаза. Жадные. Откровенные. В них – упоительный смертельный капкан, колдовская песня сирены. Такой взгляд въедается в память и становится мечтой, грезами, желанием, целью. Если глаза глядят так, они скрывают тайны, дышат приключениями. Сладкая мука быть в их власти и повелевать ими, не замечая, как одно перетекает в другое. Раньше я видел такой взгляд только в кино.

Мадина отодвинула руку с чашкой в сторону, мягкие объятия сомкнулись на моей шее, и то, ради чего пьют на брудершафт, произошло.

Прохладные сухие губы Мадины по внутренней кромке превращались в свою противоположность, становились влажным и горячими и высасывали меня, отправляя в путешествие за край желаний. Оказывается, я не умел целоваться. Мадина вела, я подстраивался. Языки встречались и перекрещивались, как при фехтовальной дуэли. Губы липли к губам и кусали их, впитывая вкусную мякоть.

Сознание не уследило за рукой с чашкой, та непроизвольно сместилась, и остатки кофе пролились на пол. Отлетевшие от линолеума мелкие брызги попали на ноги.

– Ой, это из-за меня, прости. – Мадина отшатнулась и мутными, с поволокой, не понимающими, что видят, глазами новорожденного щенка огляделась. – Сейчас уберу. Чем можно вытереть?

Я указал на отопительную батарею, часть чугунных ребер которой накрывала серая тряпка. Погруженная в недавние ощущения, Мадина взяла ее машинально, как запрограммированный на определенное действие робот, и столь же бездумно стала возить тряпкой по полу. Делала она это привычным для себя образом, как привыкла дома – нагнувшись, что при отсутствии одежды било по глазам сильнее лазерной указки. Совершать такое при обнаженном мужчине – однозначно толкать его на неразумные поступки.

Передо мной раскачивалось в такт движениям тряпки выставленное навстречу самое сокровенное. Я сделал шаг вперед, ладони огладили подмигивающие танцующие дюны.

Мадина словно очнулась.

– Я собиралась тебя побрить. – Ее пальцы сомкнулась на выпиравшей у меня части. – Пойдем.

И таким способом – со мной на поводу – восхитительно поигрывая ягодицами Мадина вернула меня в ванную.

– Давно мечтала сделать так однажды. Не возражаешь?

– Поздновато спрашиваешь.

– А вдруг ты не разрешил бы? – Мы перешагнули бортик ванной, Мадина опустилась на колени. – Встань смирно.