Кыся в Америке (Кыся - 3)

Ходят они вокруг желтовато-серого квадратного каменного пьедестала, на котором стоит жутко неудобное, с моей точки зрения, каменное кресло. А вокруг пьедестала - квадратная клумбочка с коротенькими цветочками...

– Шурик!!!
– кричу я.
– Шурочка!.. Господи! Да как же ты здесь оказался?!!

Шура удивленно оглядывается, останавливает своего бронзового старика, видит меня и - без особого восторга, но так симпатично, говорит мне:

– Мартынчик!.. Как хорошо, что ты, наконец, отыскался. Познакомься, пожалуйста. Это сеньор Аарон Маймонидес, великий еврейско-испанский ученый, философ и врач. Ты не смотри, что он такой бронзовый, он доктор Божьей милостью! Если бы не он, я бы... Ему знаешь сколько лет?

– Возраст-то явно пенсионный, - говорю.

– Глупенький ты мой Мартынчик, - так ласково говорит мне Шура.
– Ему больше пятисот лет!

– Вот никогда не дал бы!
– вежливо говорю я.
– Как, ты сказал, его зовут?

– Аарон (через два "а") Маймонидес из еврейского квартала Худерия.

– У меня теперь тоже есть один знакомый Собак Арон. Только с одним "а". Тоже из еврейского квартала. Бруклин называется...

– Боже мой, Мартын! Ну как ты можешь сравнивать?!..

– А чего?
– говорю.
– Тоже вполне приличный старикан.

А этот Маймонидес на меня даже не смотрит. И ни словечка. "Да наплевать мне на его стариковские причуды, - думаю. Важно, что он Шурика вылечил!.."

Смотрю, старик начинает вскарабкиваться на пьедестал, а Шура его подсаживает. А в старичке весу - как в двух автомобилях. Сплошная же бронза!..

Я давай Шуре помогать. Но старик Маймонидес довольно ловко влез туда к себе в кресло, уселся там и застыл. Будто и не он только что ходил по дворику с Шурой под ручку.

Пока я пялился, как бронзовый Аарон застывал на своем пьедестале, Шура куда-то исчез!

Мечусь по дворику, выскакиваю на кривые Кордобские улочки, опять во дворик заглядываю - нету! Нету моего Шуры Плоткина!..

А жарища - несусветная, дышать нечем, лапы совсем отказываются служить, что-то на меня такое тяжелое наваливается... Неужто это Маймонидес валится на меня с пьедестала?!.. Чувствую - погибаю под этой тяжестью, задыхаюсь, теряю сознание...

А бронзовый Маймонидес сверху шепчет мне в ухо: "Зяма!.. Зямочка!.."

В последнем усилии, в уже угасающем сознании рванулся я было из-под этой дикой бронзовой тяжести...

...и проснулся!..

Никакого Аарона Маймонидеса.

Навалился на меня во сне этот засранец Сокс и в сонном состоянии лезет на меня, болван, как на КОШКУ! А я под ним задыхаюсь! Еле-еле из-под него выдрался, врезал ему пару раз по рылу, разбудил таким образом и говорю:

– Ты, половой психопат, маньяк сексуальный, террорист херов! Ты в своем уме?!! Ты чего на меня взгромоздился? Какой я тебе "Зяма"?! Ну-ка, брысь в тот конец комнаты! И чтоб не приближался! А то не посмотрю, что ты Первый Кот Америки, накидаю пиздюлей, как Последнему Коту Сестрорецка! Завтра придет твоя Зяма, вот и будешь на нее напрыгивать... А пока вали отсюда! Надо же, раздухарился, раздолбай... А я тоже хорош, научил на свою голову!..

Утром у Сокса разбинтовали морду - ничего страшного. Опухоль малость спала, хотя глаз все еще оставался прищуренным, что придавало Соксу выражение постоянной и надменной ироничности, целиком соответствующей его положению.

Во всяком случае, если бы я был Первым Котом Америки естественно, при условии, что Президентской парой были бы Шура и Рут, - то я ходил бы только с такой мордой!

У меня тоже сняли лангетку с задней левой лапы. Я, слава Богу, перестал нелепо выглядеть - Кот на костыле, - только чуть чуть еще прихрамывал...

Короче, обошлось. Мы пожрали чего-то ужасно вкусного и, как сказал доктор, очень полезного и ускоряющего процессы заживления. Даже молоко было с какими-то специальными целебными добавками!

К концу нашего завтрака примчалась Челси, внимательно осмотрела нас и сказала:

– Вы оба превосходно выглядите! Но у меня сегодня с утра ощущение, что вокруг вас витает какаято тайна, которую знают все и все же скрывают ее именно от меня! Вы сами можете мне что-нибудь объяснить?

Я вовремя наступил передней лапой на хвост Сокса, потому что он уже разинул пасть, чтобы немедленно поведать Челси обо всех своих вчерашних половых подвигах.

Ему, дурачку, казалось, что раз они с Челси вместе выросли и одновременно взрослели, то Челси вправе знать обо всем, что он делал вчера ночью с Зямой!..

Он почему-то не учитывал, что при общем взрослении вместе с Челси, он, Сокс, из Котенка превратился в обычного черно-белого Кота без яиц, а Челси стала молоденькой шестнадцатилетней девушкой. А даже в шестнадцать лет девочкам совершенно не обязательно все знать про чью-то половуху.

Про себя - Бога ради! Про себя ты обязана знать какие-то элементарные вещи из этой области - ну, хотя бы из гигиенических соображений. Или чтобы не "влететь" раньше времени.

Но про Сокса ты можешь чего-то и не знать. Совершенно не обязательно Соксу посвящать Челси в свои сексуальные кувыркания с Зямой.

И вот странная штука: посторонние это прекрасно понимали и не расщеперивались перед дочкой Президента, чтобы сообщить ей подробности НАШЕЙ ПОБЕДЫ над половым бессилием Сокса. А свой, близкий, этого понимать не хочет! Он не соображает, что перед ним молоденькая девушка, которой не хрена слушать про все ЭТО. Придет время - наслушается, насмотрится, напробуется. А сейчас еще рановато...

Короче, я стою лапой на конце хвоста Сокса, чтобы он чего-нибудь лишнего не ляпнул, и говорю Челси:

– Никакой тайны тут нет, Челси. Просто Сокс влюбился в Зяму.

– Тоже мне секрет!
– рассмеялась Челси.
– Эта Зяма крутится около Сокса уже полгода. Я, правда, не знаю, на что она рассчитывает...

Тут рассвирепевший Сокс вырывает у меня изпод лапы свой хвост и оскорбленным тоном заявляет Челси:

– Да будет тебе известно, дорогая моя, что сегодня ночью я...

Тут я поспешно наступаю снова на хвост Сокса, но уже с выпущенными когтями. И быстро говорю Челси, чтобы помешать беспардонному хвастовству Сокса:

– А сегодня ночью Зяма и Сокс признались друг другу в любви!

И еще глубже запускаю когти в хвост Сокса, чтобы он и не вякнул. Тут до него наконец доходит, о чем можно говорить с молоденькими девушками, а о чем не следует, и сдавленным от боли голосом Сокс подтверждает:

– Да... Мартын говорит правду...

– Ладно, - сказала Челси.
– В таком случае, Сокс, я тебя поздравляю! Привет Зяме... Но по-моему, ребята, вы оба что-то темните... До вечера!