Л 4

Худо ли, бедно ли, но ещё через полгода новая машина была собрана. А всего времени на её разработку и последующее воплощение в металле и дереве потребовалось чуть меньше года. Восемь месяцев и полторы недели, если быть совсем уж точным. Быстро, конечно, но так и народу сколько над новой машиной трудилось? Опять же стараниями Второва к делу подключили мастеров Обуховского и Путиловского заводов — именно там нам вытачивали детали для новых систем. А уж собирали мы их сами, осуществляя конечную доводку своими силами. У нас и свои станки имеются со своими не менее опытными кадрами. Но время сэкономили…

К испытаниям приступил в начале сентября. Лично. И уже в середине месяца приняли машину. И сразу же заложили ещё одну. А там и третью закажем…

Глава 14

Если рассказывать о самих испытаниях, то в них ничего особенного не было. Просто работа. Ну, довели машину до готовности, проверили в который раз узлы и агрегаты и выкатили её на старт.

Самое начало осени, сентябрь. Деньки стоят по-летнему тёплые, пригожие. Солнышко, правда, стало пригревать значительно мягче, нет уже того жёсткого калёного пекла в полдень. Отполыхали зарницами тёплые августовские грозы и утихли, а на смену им пришли первые, пока ещё короткие осенние дожди. Под такой дождик уже и не хочется лишний раз попадать, похолодал душик. Но до настоящей осени ещё далеко, и листья на деревьях даже не думают окраску менять, зеленеют в своё удовольствие.

Эх, была бы сейчас весна, когда погода так и шепчет, на деревьях во всю прыть нежные листочки растут, а по ночам соловьи свою нетлёнку выкладывают — вечные романсы о влюблённых высвистывают… Да…

Но, чего нет, того нет. Осень тоже неплохое время года. Только не поздняя с её затяжными холодными ливнями и ночными заморозками, а вот такая, мягкая, тёплая, только-только вступающая в свои права и постоянно оглядывающаяся на лето. Мол, а не рановато ли я пришла, не слишком ли поторопилась?

Вот в один из таких погожих сентябрьских дней мы и приступили к первым лётным испытаниям. На земле-то всё работает нормально, теперь будем смотреть, как оно себя в воздухе покажет. Опять же и с практической грузоподъёмностью определиться нужно, а также с реальной дальностью и продолжительностью полёта, с расходом топлива и так далее и тому подобное. У нас же не только планер новый, экспериментально-прорывной, но и оборудование точно такое же, со всеми системами и двигателями. Так что программа испытаний нам предстоит насыщенная. И, что самое важное, от того, как пойдут эти испытания, зависят все наши дальнейшие действия. Второв уже на иголках сидит — время уходит, зима впереди. С телеграфа практически не вылезает, руку на пульсе держит. Хочет быть в курсе подготовки площадок приземления по предстоящему маршруту перелёта, а так же баз технического снабжения на них. Всё же согласовывать нужно. Доверенные лица этим на местах занимаются, но постоянно какие-нибудь проблемы да возникают. С одними чиновниками сколько нервов пришлось потратить, сколько денег на подмазывание ушло. А ещё с людьми проблемы. Персонал основной и руководящий только-только подобрали, но и его пока держим при себе, никуда не отправляем. Вот когда с машиной начнёт что-то проясняться, тогда и пойдёт дальнейшая движуха. А это тоже деньги, и неплохие, между прочим. Поэтому нетерпение Второва понять можно. Можно, понимаю. Но и шибко торопиться не хочу. Не то, что не хочу, а просто права такого не имею. Мне же потом отвечать, случись что. Мне и Игорю…

Так что первого взлёта все ждали с вполне понятным нетерпением. Предварительные рулёжки на различных режимах мы уже провели, даже подлёты коротенькие выполнили — посмотрели, как машина себя ведёт, как на рули реагирует, управляется. Пока хорошо ведёт и управляется, вот поэтому решено приступить к следующему этапу испытаний — к практическим полётам.

Все испытания проводил сам. Ещё зимой, как я и упоминал, набрали небольшой штат, укомплектовали три экипажа. Это и наземные инженеры с механиками, и несколько авиационных специалистов — пилоты с инженерами, радисты. Предлагал Маяковскому поучаствовать в новом проекте, но тот отказался. Слишком много у него накопилось материала, который необходимо переработать и издать. Опять же фотографии никто за него делать не будет. А снимков за это время скопилось столько, что половина снимаемой им комнаты битком завалена. Договорились с ним предварительно, что вот как только дела разгребёт, освободится немного, так сразу и поступит в моё полное распоряжение. Потому как прекрасно понимает перспективы этого дела и упускать возможность увидеть что-то новое, доселе неизведанное ему не хочется. Как не хочется и упускать прекрасную возможность хорошо заработать…

Ладно, отвлёкся… Так вот, о первом настоящем подъёме самолёта в воздух… Те подпрыгивания и подлёты я за настоящие полёты не считаю. Запустились, проверили системы, вырулили со стоянки на грунтовую рулёжку — механизация во взлётном положении, ну и покатились потихонечку к полосе. У меня под левой рукой на горизонтальной приборной панели небольшое колёсико стоит. Вот я им и рулю, как на автомобиле. Тоже новшество и патент на него на моё имя оформлен. В соавторах Игорь, отчисления на нас обоих пойдут. Когда-нибудь. На перспективу работаем.

Связь с командно-диспетчерской службой установили, запросились на старт. Стоим носом на северо-запад, готовимся к взлёту. Карту читаем, системы проверяем, контроль проводим. Триммер пока не трогаю, колесо в нейтральное положение установил. Сначала так слетаем, а уже потом будем проверять управляемость, в последующих полётах. Моторы прогреты, работают нормально, все стрелочки стоят на положенных делениях. Высотомеры на ноль выставили по аэродромному давлению, можно взлетать. Переглянулись с помощником и инженером, кивнули друг другу и скомандовал увеличить обороты до взлётного режима.

Инженер плавно РУДы вперёд толкнул, взревели моторы на максимальных оборотах, качнулся вперёд самолёт, заскрипели тормоза, потянули вперёд машину винты, взрывая колёсами грунт…

— Взлетаем! — показания приборов в норме, ждать больше нечего, а портить полосу колеями не нужно. Вот и отдал команду, ну и штурвал от себя отжал.

Короткий разбег, потому как самолёт пустой, даже топлива заправили совсем немного, из расчёта на один круг, скорость быстро растёт, амортизаторы стоек колёс отрабатывают неровности грунта, оттого и катимся почти мягко. Потихонечку отпускаю штурвал, краем глаза фиксирую скорость. Пора! Плавно тяну на себя штурвал… А не получается, сильнее тянуть нужно — и самолёт тяжёлый, и триммер в нейтральном положении. Напрягаюсь, и машина как-то очень уж легко отрывается от земли. Мгновение выдерживаю её над полосой и перевожу в набор высоты. А вот дальше с набором скорости становится легче — приходится ослаблять тянущие усилия на штурвале. Но это и хорошо. Значит, всё мы правильно посчитали. Когда начну использовать триммер, усилия на взлёте станут нормальными. А пока так. Поэтому можно и нужно чуть прибрать обороты, чтобы эти усилия снизить…

Колёса, то есть шасси, как и механизацию крыла пока не убираем, первый полёт выполняю так. Придётся попотеть, но недолго. Вверх тоже не стремлюсь, плавно разворачиваюсь на сто восемьдесят, выдерживаю по прямой несколько минут и завершаю круг выходом на посадочную прямую. Подходим к нашей полосе, прибираем обороты до малого газа и почти сразу же приземляемся — сопротивление воздуха большое и скорость практически сразу падает, только и успеваю приподнять нос и коснуться земли основными стойками. И здесь приходится прикладывать значительные силы — вытягивать с усилием штурвал на себя. Нет, без триммера явно не обойтись…

Катимся спокойно, тормозить не требуется — лишь бы с направления не сбиться. А потом можно и на стоянку отрулить, на послеполётный осмотр и проверку. Остыть за это время, пот высушить. И ещё один вылет, если всё будет в порядке.

А, вообще, это я уже на свой страх и риск сразу в небо рванулся. Так бы, по идее-то, нужно было бы ещё по земле денёк-другой покататься, порулить на разных режимах работы двигателей, а ещё лучше поподлётывать-поподскакивать на полметра-метр от земли с последующим приземлением, но, увы, нет такой возможности. Полосишка-то у нас недостаточной длины — так разок подскочишь, сразу же прижать машину к земле не успеешь, и выскочишь за пределы лётного поля разом. А там… У-у, что там! С одной стороны окраины городские начинаются, те самые, в которых меня как-то осенней ночной порой пытались непонятные личности ограбить. Или жизни лишить, я так и не разобрался с этим.

Но я не об этом сейчас, а о том, что и с другой стороны поля полно препятствий — начинаются овраги. За ними, если каким-то чудом удастся неудачливому пилоту перескочить через них, рельеф постепенно повышается, поднимается в гору и зарастает лесом. Так что ни туда, ни сюда лучше не выскакивать, а оставаться в пределах полосы.

Короче, сколько мог, погонял машину на земле, покатался немного, а там и рванул в небесную синь, на практике проверить-подтвердить заявленные лётные характеристики нового самолёта вкупе с манёвренностью и управляемостью. И не ошибся в своих утверждениях, а, скорее, в таланте конструкторов той моей эпохи. Машина-то слизанная один в один с успешно и повсеместно используемой там, у нас… Оттого и был в ней так уверен, поэтому и спокойно поднялся в небо. Не подвела, родимая. Конечно, нет того обилия приборов и систем, к которому когда-то привык, но и то, что есть сейчас в новой кабине пилотов — весьма ощутимый прорыв в авиации этого времени. И я всеми силами постарался часть эффекта от этого прорыва перевести в свою личную пользу — наряду с оформлением технических патентов на изобретения по новому самолёту, часть из них оформил на своё имя. С помощью юриста, само собой. Один бы я с подобным делом не справился, это-то точно. А так и на наше новое акционерное общество какая-то их часть пришлась, и на моё не меньшая. Потому что бежит времечко, не останавливается, и всё ближе и ближе тревожная для меня дата семнадцатого года. Хотя, правду сказать, вижу, что дата эта может и отодвинуться на неопределённый срок, потому как в обществе значительно понизился градус недовольства властью. Но не погас окончательно и вряд ли погаснет, потому как газеты подробно освещают то, что сейчас происходит с революционным движением в Европе. К чести немцев, такой кровавой вакханалии, как когда-то у нас, они не допустили. Слишком уж уважают организованность и порядок. Поэтому и революция там проходит чинно и благородно. Рабочие сначала работают на заводах и фабриках свою производственную норму, а потом переодеваются, ужинают и только после этого выходят на улицы. Проводят митинги и демонстрации. Проведут и вновь по домам расходятся. Отдыхают перед очередным рабочим днём. И длится всё это у них уже больше года. Во Франции несколько поживее, но там и темперамент у людей совершенно другой. А в Англии докеры побухтели-побухтели, выдвинули какие-то требования, парламент их и принял самым спешным образом, всем на удивление. Сейчас в Королевстве установилось зыбкое равновесие — ни рабочие не желают ломать установившийся строй, удовольствовавшись повышением заработной платы, снижением цен и улучшением качества продовольствия в лавках, ни кто-либо ещё.