Л. Н. Толстой в последний год его жизни
Шрифт:
За обедом, между прочим, Лев Николаевич удивился, что опять подают лишнее блюдо. Софья Андреевна отстаивала это блюдо, ссылаясь на то, что вегетарианский стол должен быть разнообразнее. Как странны эти маленькие несогласия! Ведь я убежден, что Софья Андреевна действует главным образом в интересах самого же Льва Николаевича, отстаивая более взыскательный стол, между тем очевидно, что Лев Николаевич требует как раз обратного — умеренности и упрощения.
Вечером Лев Николаевич опять читал «Culte Апtoiniste. Rйvйlation»… Говорил:
— Странная и замечательная книга! В подробностях— путаница, но основные мысли самые глубокие. Конечно, интеллигентный философ пройдет мимо этой книги!..
И Лев Николаевич прочел, переводя для меня по-
— В бога нельзя верить. Его можно сознавать в самом себе. Надо признать, что бог — это мы. Признать, что мы хотим, значит — мы можем.
Лев Николаевич обернулся ко мне.
— Достаточно вам этого, чтобы убедиться в глубине книги?
Лев Николаевич снова стал читать и, между прочим, прочел одно место о любви к врагам.
— Это притворство! — заметила присутствовавшая тут же Софья Андреевна. — Я этого не понимаю!
— Непонимание предмета еще не опровергает его, — сказал в ответ на это замечание Лев Николаевич.
Он привел в пример композитора Чайковского и еще одного музыканта, которые никак не могли понять значения дифференциального исчисления. Чайковский, по мнению Льва Николаевича, очень остроумно сказал по этому поводу: «Или оно глупо, или я глуп».
Потом Лев Николаевич принес книжку русских народных пословиц и читал вслух лучшие из них [284] .
Лев Николаевич написал довольно резкое письмо гимназистке 6–го класса.
Говорил:
— Это одна из тех, которые ищут ответа на вопрос о смысле жизни у Андреева, Чехова. А у них — каша. И вот если у таких передовых людей — каша, то что же нам— делать? Обычное рассуждение. Ужасно жаль!
284
Иллюстров И. И. Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках (СПб., 1910). Была выписана Толстым из книжного магазина. После «ухода» книга осталась лежать в кабинете писателя, на его письменном столе
Вечером поздно Лев Николаевич пришел в «ремингтонную» из спальни, уже без пояса, стал извиняться и искать глазами на столе.
— Вам письмо барышне? — спросил я, думая, что Лев Николаевич хочет в этом письме, которое он только что подписал и немножко дополнил, сделать новые дополнения или изменить в нем что-нибудь.
— Да, барышне… Совсем его не нужно… не нужно посылать. Я сейчас серьезно об этом подумал… бог с ней, еще обидишь ее.
Лев Николаевич просил только послать гимназистке книжки «На каждый день» и написать, что в них она найдет ответы на ее вопросы.
— А это письмо бросьте!..
Сконфуженный, улыбающийся, но, должно быть, довольный собой, Лев Николаевич опять с извинениями, что пропала даром моя работа по переписке письма на машинке, скрылся за дверь в свою спальню.
Написал еще сегодня Лев Николаевич, кроме всего другого, очень. интересное письмо Молочникову. В письме он благодарит Молочникова за сообщение сведений о заключенных в тюрьмах Соловьеве и Смирнове и потом пишет:
«Какая сила! И как радостно — все-таки радостно за них и стыдно за себя. Напишите, к кому писать о том, чтобы их перевели? От кого зависит? Одно остается, сидя за кофеем, который мне подают и готовят, писать, писать. Какая гадость! Как бы хотелось набраться этих святых вшей. И сколько таких вшивых учителей, и сколько сейчас готовится» [285] .
285
См. прим. 3 к гл. «Январь». Ф. А. Абрамов в течение многих лет был фиктивным редактором прогрессивной газеты «Симбирские
новости», и его многочисленные аресты были вызваны ее изданиемБыл Белинький, который рассказал, что на Брюссельской всемирной выставке устроено было, между прочим, «шествие мудрецов». Мудрецов изображали загримированные и одетые в соответствующие костюмы люди. Среди них были Конфуций, Будда, был и Толстой. Изображавшие знали учения изображаемых и отвечали на вопросы.
— Знамение времени, — сказал Душан, — обращают внимание на религию.
— Ну! — возразил Лев Николаевич, — Напротив, из религии делают комедию.
Говорил еще Белинький о редакторе симбирской газеты Абрамове, в ответ на письмо которого Лев Николаевич написал статью «О ложной науке». Абрамов не успевает отсиживать в тюрьме сроки налагаемых на него за «преступления в печати» взысканий. Он очень оригинальный человек: кроме газеты, которую он редактирует из тюрьмы, занимается еще разными ремеслами, прекрасно зная их [286] .
286
Молочников описывал проводы отъезжавших в ссылку осужденных крестьян А. Н. Соловьева и С. И. Смирнова. Полностью письмо Толстого см. т. 82, № 226.
— Нет, — сказал Лев Николаевич, — удивительно то, что для отсиживания в тюрьме ему необходимо двойное время! Обыкновенного уже не хватает, а нужно двуствольное.
О своем здоровье сегодня говорил:
— Я слаб и туг, только читал, целый день ничего не делал.
Вечером он читал статью П. А. Сергеенко о своем детстве и говорил, что воспоминания ему очень приятны [287] .
Оживил его очень приезд Александры Львовны и рассказ ее о «Марке Аврелии».
287
Вероятно, первый выпуск книги Н. Г. Молоствова и П. А. Сергеенко «Лев Толстой. Критико-биографическое исследование»
Дело в следующем. Александра Львовна и Варвара Михайловна сидели в своих Телятинках и горевали: как там Лев Николаевич, как грустно, что они не знают, что с ним. А Аннушка, крестьянка, помогавшая им устроиться на новом месте, и говорит:
— А вы бы почитали Марка Аврелия, вот и вся бы ваша печаль прошла.
Тех как громом поразило: какого Марка Аврелия? Почему Марка Аврелия?
— Да так, — отвечает Аннушка. — Книжка такая есть, мне граф дал. Там и говорится, что все мы помирать будем. А коли смерть вспомнишь, так и полегчает. Я всегда, как горе какое на душе: эй, ребята! читай Марка Аврелия!.. Послушаешь, и все горе пройдет.
Этот рассказ умилил Льва Николаевича, и он все вспоминал его, повторяя, смеясь, Аннушкино: «Эй, ребята! читай Марка Аврелия!»
— Вот, никогда не знаешь последствий своей деятельности! — говорил он.
Между прочим, сегодня я списал все надписи, сделанные посетителями Ясной Поляны на столбах легкой садовой беседки в парке. Многие стерлись, привожу здесь те, которые сохранились.
1. Долой смертную казнь!
2. Да продлится жизнь Льва Николаевича еще столько же.
3. В знак посещения гр. Льва Толстого, как льва ума большого, я руку приложил.
4. Придите сюда все, в борьбе уставшие, и здесь найдете вы успокоение.
5. Сию святую хижину посетил ученик Московского землемерного училища (имя).
6. Смиренный пилигрим заявляет тебе свое почтение.
7. Новый посетитель беседки с почтением к Л. Толстому (имя).