Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
Шрифт:
Относительно несчастных, презираемых Вами «дачников» я уже очень давно и писал, и говорил Вам. Поверьте, что среди дачевладельцев бездельников и жуиров было не меньше, чем среди тех, кто, работая в Питере, снимал у местных финнов верх или низ весьма скромной дачи для семьи. Насколько мне помнится, дачницей были и Вы — в годы раннего Люшиного детства! В Сестрорецке же снимал дачу, если не ошибаюсь, и К. И.
Вы предпочли остаться на своих высокомерных дачевладельческих позициях, — ну, что ж.
Но это частности. В целом же «ме» проглатываются в один присест, что и было сделано мною, несмотря на отсутствие аппетита и на не оставляющее меня нездоровье.
«Последнее» помешало мне написать Вам своевременно.
Дорогой Алексей Иванович.
Очень долго ждали мы, пока Видненский суд окончит
732
Датируется по п/шт.
Вот в такой канительной скуке мы живем. И это еще надолго.
_____________________
Насчет моих Куоккальских забав — я вовсе не забыла Ваших суждений, а спросила о них заново потому, что многое переменила. В частности, про дачников именно после Вашей их защиты сделала по-другому, но, видимо, недостаточно для того, чтоб стало ясно, каков был смысл для нас, детей, в этом слове тогда.Дачники были в наших глазах изнеженные барчуки, городские трусы, приезжавшие только на лето, а мы, местные, зимние, заодно с местными финскими ребятишками: босоногие, бегавшие, где хотели, лазившие через заборы, умевшие играть в камешки, в ножички, грести, плавать. А у них — гувернантки, пышные цветники с сияющими шарами, глиняными гномами, у них породистые собаки, носочки, туфельки… Ничего земле-дачевладельческого в нас не было, а в них барскоебыло. Помню: мне лет 6–7, я в одних трусиках плескаюсь в воде возле берега. Строгая седая дама зовет меня к себе. Выхожу. Она с ног до головы закована в «купальный костюм». «Как тебе не стыдно, девочка, — говорит она. — Ты купаешься голаявместе с мальчиками. Неприлично». Все, что мы делали, считалось для дачников — неприличным. К тому же они презирали финнов, а мы любили их (и они — нас); они нас землевладельцами не считали, мы были свои, местные — как Репин, у которого действительно было большое имение… Вот так.
Дорогая Лидочка!
Отвечаю на Ваше письмо, хотя после того, как я получил его, мы говорили с Вами по телефону. Я Герша Исааковича совсем не знал, видел его раза три, максимум — четыре, но сердечно разделяю Ваше горе и понимаю, что при всей сложности отношений между ними, горем явилось это событие и для Оли, и для Елены Феликсовны. Половина Вашего письма опять заполнена стрелами и молниями в адрес (по адресу!) дачников. Меня удивляют не столько сами эти стрелы и молнии, сколько та серьезность, с какой Вы пишете о своем детском зимогородском отношении к приезжим.
А Вы знаете, что у меня есть рассказ, который как будто написан в ответ на Ваши филиппики в адрес (по адресу!) дачников. Вы читали этот рассказ. Он и называется «Собственная дача». Там фигурируют отрицательный персонаж дачевладелец, супердачевладелец — наследник-цесаревич и — дачники, т. е. я и мои сверстники и родственники. У нас гувернантка(бонна), которая приучает нас ходить босиком, а дачевладелельца — дедушку это шокирует. Все, как видите, наоборот. И ничто не придумано. Однако обо всем говорится с легким налетом юмора. Гнев и презрение вызывает лишь холуй — придворный лакей.
Кстати. В 1914 году мы были с Вами соседями — снимали дачу в Келомяках. Между прочим, никаких гномов в саду у нас не было. А вообще — простите за откровенность — чем эти бедные гномы хуже всяких репинских Шехерезад, Озирисов и Олимпов [733] (за приблизительность тоже простите)?
О даче переделкинской не пишу. Поверьте, что это — рана. Не самая, конечно, большая и глубокая, и все-таки рана.
733
Названия построек в репинских «Пенатах».
Дорогой Алексей Иванович.
Спасибо за слова участия. Смерть Г. И. (в которую не умею поверить) тяжелый
удар. Не знаю, оправлюсь ли. Я дружна с ним 50 лет — с той минуты, как Митя сказал: «Вот, Лидочка, познакомься — это мой лучший друг, Геша Егудин».Особенно подружились мы за работой (работа — прочный клей). В последние годы мы много работали над воскрешением Матвея Петровича — в науке и в жизни. Работа эта без участия Г. И. вообще была бы невозможна: почти все сверстники М. П. умерли, а те, кто остался (напр., я или брат М. П., Исидор Петрович) ничего не могли бы сделать одни, ибо чужды науке. (В особенности — я!) А сейчас, благодаря консультациям Г. И., вышли уже две большие статьи о М. П. — одна в очень почетном месте: в «Эйнштейновском сборнике» [734] . Кроме того, готовится целая книга об М. П. — она тоже без Г. И. не могла бы быть осуществлена [735] . И, наконец, я сама написала о Мите книгу (плохую), но и плохую могла написать только благодаря Г. И. [736]
734
Имеется в виду статья Г. Е. Горелика «Первые шаги квантовой гравитации и планковские величины» (Эйнштейновский сборник, 1978–1979. М.: Наука, 1983). Вторая статья о М. П. Бронштейне — это разделы в книгах Г. Е. Горелика «Почему пространство трехмерно?» (М.: Наука, 1982) и «Размерность пространства: историко-методологический анализ» (М.: Изд-во МГУ, 1983).
735
Упомянута работа над книгой, вышедшей через шесть лет. См.: Г. Е. Горелик, В. Я. Френкель.Матвей Петрович Бронштейн (1906–1938). М.: Наука, 1990.
736
Речь идет о «Прочерке». Рукопись своей книги Л. К. с оказией, через Г. Е. Горелика, переправила в Ленинград Г. И. Егудину, сделавшему множество важных дополнений и замечаний.
Спасти его еще лет на 5 можно было бы, но в других условиях.
В последний свой приезд в Москву приезжал он прощаться. Жил у своей сестры, но был у нас в городе дважды, и на даче полдня — и мы побыли вместе в кабинете К. И. и на костровой площадке.
_____________________
С дачей все неясно, но не безнадежно.
Получили ли Вы книжку стихов М. Петровых? Что о ней думаете?
Дорогая Лидочка!
Я ведь не только очень бегло и плохо знал Герша Исааковича, но и встречался с ним всего 3–4 раза. Мне было известно, что он — Ваш давнишний друг, но что эта дружба возникла через Матвея Петровича — этого я не знал. Не знал даже, что они работали в одной области науки.
Спасибо большое за стихи М. Петровых [737] . Они доставили много чистой радости и мне, и Маше.
Не убежден твердо, но, мне кажется, я видел Марию Сергеевну один раз у Маршака. Могло быть такое? Стихов я ее тогда не читал. С. Я. сказал: — Очень талантливая.
737
Упомянута книга: Мария Петровых.Предназначенье. М., 1983.
В Вашем письме согрели меня слова, касающиеся дачи: НЕ безнадежно. Что может сделать с душой человека — одно короткое — даже не слово, а частичка: не…
Хорошо ли Вы знали М. С. Петровых? Буду благодарен, если напишете о ней — то, на что хватит сил и охоты. Я знал (с Вашей помощью) ее стихи, но эта книга меня взволновала больше, чем «Дальнее дерево» [738] .
738
«Дальнее дерево» — название предыдущего сборника стихотворений М. Петровых.
Дорогой Алексей Иванович.
…прежде всего поздравляю себя и Вас с выходом 2-го тома Ваших сочинений, с милой «Республикой Шкид» — поздравляю Вас и всех читателей Ваших. Когда этот подарок пришел к нам, я была больна, лежала в темной комнате (больно от света, больно от звука), и Люша шепотом сказала мне об этой радости…
Разглядела — в лупу — Вашу и Гришину фотографии. Поздоровалась с Вами и с ним — Боже! какие вы оба молодые. В особенности — Вы. Вас я помню чуть постарше, но именно таким. Гришу я знала очень поверхностно — встречались мы только в редакции (даже у Маршака я его не видела), а Вас — кроме редакции — видела еще и у Маршака, и у Т. Г. (Помню, спросила один раз с завистью у Т. Г.: «Как это Вы умудряетесь говорить с Пантелеевым? По-моему, он умеет только щелкать каблуками — ну и писать». Она ответила: «Что вы! Он чудесный рассказчик!»)