Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Никуда своей души не денем, Трудно с ней, а все-таки душа. [277]

Трудно с ней, трудно с ней, а когда с ней трудно — переписка не клеится. Особенно если, как у Вас, все кругом хворают — и Вы сами.

И особенно, если все кругом крутится, вертится — не успеваешь запечатлевать.

Что сказать Вам о себе?

Мне за последние месяцы вернули «Софью» из «Знамени», потом из «Москвы». Потом «Москва» попросила снова. В это же время телеграмма из «Сибирских Огней»: «Повесть печатается в феврале». Затем «Москва» снова вернула ее мне, сообщив, что будет печатать «на ту же тему» не меня, а Овалова. Затем — пакет из «Сибирских Огней» с извещением, что «Софья» уже две недели в наборе — и с копией сданной в набор рукописи. Три дня друзья сличали этот экземпляр с моим, вылавливая «правку». (Я не могу — глаза.) Выловили; восстановили; я написала большое письмо. Затем — вчера утром! — меня вызвали в «Советский Писатель» и дали подписать договор на «Софью» — «рукопись одобрена», «300 р.» за лист, и пр. и т. п. Я подписала. А сегодня — звонок от Лаврентьева, редактора «Сибирских Огней», что он прилетел в Москву на встречу с Н. С. Хрущевым и хотел бы со мной повидаться. «В вашей повести не хватает фона общенародной жизни. Подумайте об этом».

277

Из цикла «Алиса».

Мне-то думать не о чем. Но о чем он три месяца думал, посылая мне телеграмму и сдавая повесть в набор — неясно.

Впрочем, ясно и это. И от этой ясности тошнит и не хочется писать писем.

К. И. вчера зацепился за телефонный шнур и со всего размаху ударился боком о печку. Думали, трещина ребра, но нет, слава богу, только ушиб… Из-за этого он не был на приеме [278] .

Письмо, которое Вс. Иванов, он, Фаворский, Шостакович и Эренбург написали Н. С. о художниках, — там огласил Эренбург [279] .

278

То есть на встрече Н. С. Хрущева с интеллигенцией, которая состоялась 17 декабря в Доме приемов ЦК КПСС. На этой встрече Хрущев кричал на поэта Вознесенского, художника Голицына, скульптора Неизвестного.

279

Письмо датировано 10 декабря 1962 г. и кончалось словами:

«Мы видим теперь, как начинают толковать Ваши слова на выставке художники того самого направления, которое единственно процветало при Сталине, не давая другим работать и даже жить.

Мы глубоко верим, что Вы не хотели этого и что Вы против этого. Мы обращаемся к Вам с просьбой остановить в области изобразительного искусства поворот к прошлым методам, которые противны всему духу нашего времени».

Под письмом, кроме названных Л. К. лиц, еще несколько подписей.

Кажется, успеха у адресата оно не имело.

_____________________

Вчера я все утро была у С. Я. Он уже сидит. Скоро уедет в Крым в сопровождении Вали Берестова. Он очень печален, несчастлив. Жалуется на слабость. В мрачном свете пересматривает свою жизнь.

Вышла книжечка его стихов, очень изящно изданная [280] . Пока — 1 экземпляр.

Ну вот, кажется, обо мне — все.

Не думайте, что я уж очень огорчаюсь «Софьей». В этуудачу я никогда не верила. И то хорошо, что — в редакциях — ее прочли десятки людей.

280

С. Маршак.Избранная лирика. М., 1962. Книга подарена Л. К. с надписью: «Дорогой Лидочке с любовью. С. Маршак. 27–1-1963».

А с «Лабораторией» у меня все в порядке, в январе 2-ое издание идет в набор.

Между прочим, Мильчин, мой редактор, мечтает о том, чтобы Вы написали для сборника «Редактор и книга» статью о губительности редактирования, изымающего «грубости», об уничтожении ритма и т. д. Если Вы склонны — он напишет Вам сам.

195. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

 Ленинград, 26.XII.62.

Дорогая Лидочка.

Рад был Вашему письму, порадовались — и позавидовали — Вашей бодрости, энергии.

Как хорошо, что «Софья Петровна» пробила наконец дорогу к читателю! Книга-то ведь все-таки выйдет? Может быть, немножко и подержат ее, помурыжат, но все-таки она будет, мы ее увидим, будем держать в руках!

О Московских делах и событиях я почти ничего не знаю. О том, что было и говорилось на совещании 17-го, узнал из пятых рук [281] . И не все, вероятно, услышанное достоверно.

Работается туго. Все время отвлекаюсь от главного — ради хлеба насущного и скорого. Пишу диафильмы, рецензии и тому подобное.

281

То есть на встрече Н. С. Хрущева с интеллигенцией.

Относительно Мильчина — не надо сейчас. Если выберу время и захочется написать — сообщу ему, если разрешите, через Вас.

196. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

 29/I 63. Переделкино.

Дорогой Алексей Иванович!

Вы спрашиваете про «Софью». Ее давно уже отвергли «Новый Мир», «Знамя», «Москва» и недавно — «Сибирские Огни», уже после того, как рукопись была сдана ими для № 2, 1963… Предлог? Мой отказ дополнить повесть изображением наших успехов — т. е. челюскинцами, выплавкой чугуна и пр.

В «Сов. Писателе» покавсе благополучно. Договор заключен, деньги — 60 % — получены; сегодня у меня даже попросили 2-й экземпляр для художника… Когда кончится эта идиллия — не знаю.

Всегда готова!

197. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

 Комарово. 11.III.63 г.

Дорогая Лидочка!

Опять давно не писал Вам.

На днях приехала сюда А. А. Ахматова. И я и все, кто видел ее, тягостно поражены — тем, что сделали с нею как-то вдруг (для нас вдруг) старость и болезни.

Будогоская говорит, что не спала ночь после этого.

Кстати, я обещал Лидии Анатольевне узнать у Вас о судьбе ее рукописи в «Детском мире»: с нею должны были заключить договор и — ничего, молчат. А она, как Вы знаете, нажимать, узнавать, подталкивать — умеет меньше, чем кто-либо.

Лидочка, напишите! Как здоровьице Ваше? Как «С. П.» в «С. П.»? [282] Как Герцен? И обо всех близких друзьях напишите!

198. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

282

То есть «Софья Петровна» в «Советском писателе».

 22/III 63.

Дорогой Алексей Иванович.

Насчет Анны Андреевны. Вы тягостно поражены ее видом — а мне как раз казалось, что она в последнее время бодрее и физически и душевно. Однако я не судья, потому что я в Москве ее часто вижу, в неделю раза два. Она вела здесь «бедуинский образ жизни» — кочевала по друзьям — и при всей сложности этого кочевья, все-таки, мне кажется, ей это легче, чем Ленинградская оседлая, но неустроенная жизнь.

Слушаете ли Вы ее стихи? Теперешние — и — тридцатых годов?

Поклонитесь ей. Она ведь очень плохо переносит поезд, переезд. Может быть, потому, она в первые дни была плохая, а теперь на воздухе немного отошла.

Большой отрадой был для меня в Переделкине целый месяц Паустовский. Человек обворожительный, словно с волшебной дудочкой в кармане. Но тоже болен: астма постоянная и не так давно был инфаркт.

Еще одна отрада — Фрида. Но с нею видимся не часто, потому что она сверхзанята. Статьи, книги, внучка Наташенька, больная мама, депутатство, тысячи хлопот. И во всем этом я любуюсь ею — так она всегда сильна и добра. Но здоровье и ей изменяет.

У меня на душе невесело, потому что Герцена мне не поднять. Семь месяцев не пишу, а читаю Белинского.

К «Софье» сделана обложка. Я ее держала в руках. Но в набор книга еще не пошла и когда пойдет и пойдет ли вообще — кто знает? А хотелось бы дожить.

Выяснять сейчас по этому поводу что-нибудь бессмысленно, потому что ведь она в плане 64 г. Вот я и молчу. И они молчат. Может быть, лучше, чтобы именно сейчас они ее не перечитывали.

На днях я должна получить верстку 2 издания «Лаборатории».