Лабиринт памяти

— Ладно, чтобы там ни было, вам нужно это прекратить.

— Почему? — вопрос вылетел из уст Гермионы прежде, чем она смогла подумать, и она тут же пожалела об этом, увидев, как Джинни резко распахнула глаза и в ужасе уставилась на неё.

— Почему? Ты ещё спрашиваешь «почему»?! Гермиона, это же Малфой, пожиратель смерти, убийца, предатель, человек, в котором нет ничего святого! Да, вы проводили много времени вместе, зажимались в танце, и я допускаю, что между вами могло что-то вспыхнуть, но ты же должна понимать, что это ни к чему хорошему не приведет, что эти отношения — прямой путь в ад!

Джинни уже почти кричала, и Гермиона, ошарашенная её реакцией, вмиг почувствовала, как к ней подкрадывается злость.

— Ты думаешь, я не понимаю, думаешь, я не знаю, в каком дерьме я оказалась? Джинни, поверь мне, я каждый день пытаюсь с этим справиться, борюсь сама с собой, морально полностью уничтожаю себя за это! Я не говорила тебе, не говорила Гарри и Рону именно потому, что знала, какова будет ваша реакция! Но если в отношении них я была уверена на сто процентов, что они не поймут, не простят мне этой слабости, то я всё же надеялась, что хотя бы ты сможешь меня понять! Что ты поможешь мне!

Её голос прозвучал отчаянно, а последняя фраза повисла между ними. Джинни смотрела на неё, широко раскрыв глаза, в то время, как Гермиона едва справлялась с собой, чтобы не дать волю слезам.

Наконец, лицо подруги смягчилось, и она шумно выдохнула.

— Хорошо. Я… понимаю. Я знаю, каково тебе, — придвинулась она поближе и взяла руку Гермионы в свои ладони. — Прости, что накричала на тебя. Просто это так…

— Неправильно? — с горечью подсказала Гермиона, и Джинни кивнула.

— Да, неправильно.

Какое-то время они молчали: каждая думала о своем. За окном завывал ветер, печально шелестя листьями, на стекла начал накрапывать легкий дождик, а где-то в соседней комнате настойчиво тикали часы.

— Ты знаешь, мне его даже жаль, — очень тихо произнесла Гермиона.

Джинни подняла на неё усталый взгляд, но ничего не сказала, давая понять, что слушает.

— Слишком много людей судят его лишь по поверхностному облику, лишь по внешней оболочке. Все воспринимают его как «пожирателя смерти», и никто не задумывается, был ли это его собственный выбор, носить метку или нет, — продолжила Гермиона, смотря куда-то перед собой. — И я была такой же, не вникала в суть, судила поверхностно по тому, что выставлялось напоказ, что бросалось в глаза, но… Всё изменилось. Теперь я знаю о нём гораздо больше, чем раньше, и в какой-то степени больше, чем он сам. — На несколько секунд она замолчала, после чего перевела несмелый взгляд на подругу. — И то, что происходит между нами, Джинни, это что-то другое, чем просто внезапно возникшее влечение. Такое ощущение, что я начала понимать его, а он начал понимать меня, и, при этом, для нас обоих это что-то вопиющее, практически противоестественное и абсолютно губительное. Ведь, так или иначе, он все равно остается Драко Малфоем, со всеми своими пороками и темными пятнами в прошлом. Пусть он не настолько ужасен, как кажется, но все равно, его поступки порой полностью выбивают у меня почву из-под ног. Я никогда не знаю, чего от него ожидать, этот человек слишком сложный для меня. Именно поэтому я хочу всё прекратить. Кажется, я уже все прекратила.

Она замолчала, смотря прямо на Джинни, которая, казалось, полностью оцепенела от её слов. Невозможно было сказать, о чем она думает.

— Ох, Гермиона… Я и предположить не могла, как далеко всё зайдет, — наконец, вздохнула она, и в её глазах отразилась боль. — Но я знаю одно: тебе не стоит жалеть Малфоя. Он сам виноват в том, что отталкивает людей, показывая только самые темные стороны своей натуры.

— Нет, Джинни, ты не понимаешь, — мягко покачала головой Гермиона. — Он отталкивает людей, потому что теперь никому не доверяет. Единственный человек, которому он искренне верил и доверял, был отец, и именно он искалечил его детство, заставляя следовать тем идеям, которые, в конце концов, почти разрушили его жизнь.

— Откуда ты знаешь? — почти шепотом, произнесла Джинни, и Гермиона внезапно осознала, что понятия не имеет, откуда в ней взялась эта уверенность в своих словах. Было ощущение, что она просто знает.

Вместо ответа, Гермиона взяла свой бокал с вином и, слегка повертев его, нахмурилась:

— Малфой бесконечно одинок, Джинни. И я думаю в этом и есть причина того, что он ведет дневник.

Она сделала глоток и перевела взгляд на подругу. Та выглядела… Испуганной?

Гермиона нахмурилась.

— Что с тобой?

Казалось, только после её слов, Джинни вышла из временного оцепенения.

— Он ведет дневник? — очень медленно произнесла она дрожащим голосом.

— Да, по всей видимости… — начала Гермиона, но её тут же перебила Джинни.

— Давно?

— Что, прости?

— Давно он ведет дневник?

Джинни выглядела жутко взволнованной, хоть и пыталась это скрыть. Гермиона, озадаченная её реакцией, пыталась найти причину этого, но тщетно.

— Я не знаю… В чем дело? Почему ты так разволновалась? — подозрительно спросила она.

Джинни, услышав её слова, моментально отвела взгляд и разлила вино по бокалам, стараясь говорить как можно беспечнее:

— Просто это странно, дорогая. Никогда бы не подумала, что Малфой ведет дневник. Давай выпьем?

Гермиона ясно понимала, что Джинни пытается перевести тему разговора, и с каждой секундой у неё все яснее возникало чувство, что подруга что-то не договаривает.

— Ты уверена, что дело только в этом? — хмуро произнесла Гермиона. — Ты так странно отреагировала на мои слова…

В глазах Джинни снова мелькнула тень страха, но она тут же взяла себя в руки и натянуто улыбнулась.

— Какая, по-твоему, у меня должна быть реакция после всего того, что ты сказала мне? Я просто до сих пор перевариваю услышанную информацию, ведь если бы не вино, тебе бы пришлось откачивать меня нюхательными солями как мою двоюродную тетушку после известия о том, что мы с Гарри женимся.

И хотя её до сих пор не покидало чувство недоговоренности, Гермиона предпочла не развивать эту тему. В конце концов, она была благодарна Джинни за то, что та в свое время не стала задавать ей лишних вопросов, а потому сейчас считала своим долгом отплатить подруге той же монетой.

Прошло немало минут, в течение которых они пили вино, разговаривали на нейтральные темы и даже смеялись, прежде чем Джинни засобиралась домой. Уже стоя у двери, Гермиона, наконец, решила закончить тему, которую они так ловко избегали в последний час.

— Знаешь, мне было гораздо легче его просто ненавидеть, думая, что он сам себе выбрал кривую дорожку.

— Значит, ты его больше не ненавидишь?

Гермиона на миг задумалась, прежде чем ответить:

— Ненавижу, но вместе с тем вижу в нем обычного человека, такого, как я и ты. Ни хуже, ни лучше. Просто с другим прошлым.

Джинни пристально посмотрела на неё и горько улыбнулась.

— Гермиона, даже если он обычный человек, ты не для него, а он не для тебя. Ты понимаешь это?

— Да, — открывая входную дверь и чмокнув подругу на прощание, легко согласилась она.

В комнату порхнуло свежестью после только что прошедшего дождя. Джинни быстро выскочила за порог; пройдя пару метров, неловко помахала Гермионе и скрылась в темноте наступающей ночи, оставив за собой шлейф недосказанности.

Они обе понимали, что ответ Гермионы был почти правдой. Почти. Но всё ещё ложью.