Лабиринт памяти

*

После разговора с Грейнджер, Драко чувствовал себя абсолютно опустошенным. В голове всё ещё вертелись её слова, которые полностью шокировали его, но вместе с тем породили в его душе соблазн остановить её, послать всё к черту и пойти следом, и он бы так и сделал, если бы не тупое осознание того, что у их отношений нет будущего. Хотя то, что между ними происходит и отношениями-то назвать трудно: скорее, это непонятно откуда взявшееся гребаное влечение, желание обладать, чувствовать, прикасаться. Желание постыдное и темное, порочное и разъедающее, желание из разряда тех, которые лучше хоронить на дне своих самых запретных мыслей при первом же проявлении, но от которых так сложно отказаться.

И Драко понимал — отказаться от Грейнджер в этот раз будет гораздо сложнее, чем когда-либо ранее. Намного сложнее. Ведь он почти познал, каково это, заниматься с ней сексом, заставлять извиваться под своим телом и полностью её контролировать с помощью натиска своих умелых пальцев. И хотя он мог подчинить себе в постели любую женщину, что и не раз делал, но всё-таки с Грейнджер всё было иначе. Она сводила его с ума, заставляла буквально дрожать от возбуждения, и за этот их короткий эпизод на пляже Драко пару раз чуть не кончил прямо в штаны, просто слыша, как она стонет, просто видя, как она извивается под ним. Она определенно реагировала на его ласки острее, тоньше, чувственнее, чем любая другая женщина, с которой он спал. И это заводило, возбуждало, будоражило. Это убивало.

Драко не хотел никого видеть, и уж тем более, разговаривать с кем-то, но так уж вышло, что по пути в бунгало он встретил Блейза, и ему всё же пришлось перекинуться с ним парой слов. К счастью, Забини хорошо его знал и быстро понял, что Драко, мягко говоря, не настроен на общение, а потому оставил его в покое, не забыв, при этом буднично бросить напоследок: «Не позволяй этой сучке Грейнджер крутить тобой. Какая б там ни была между вами херня, постарайся выкинуть это из головы. Ты же Малфой, в конце концов».

Одного взгляда Драко было достаточно, чтобы Блейз заткнулся и отправился восвояси с твердой уверенностью в том, что его советам тут «рады» едва ли меньше, чем воскрешению Волдеморта. Чертов Забини, как всегда всё знает, как всегда в курсе всех событий. Конечно, легко ему говорить, когда у самого самое длительное увлечение продолжалось не больше недели. Драко был уверен, что Блейз даже по-настоящему никогда не желал никого, так, чтобы хотелось наплевать на все запреты и с годами усвоенные правила, лишь бы обладать кем-то, лишь бы просто чувствовать. Хотя, он не мог его винить в этом. Ведь когда-то и ему самому казалось полным бредом иметь отношения с кем-то больше одной ночи. Окунувшись в воспоминания, Драко открыл дневник и начал писать:

Поразительно, как часто жизнь заставляет нас менять свой взгляд на те или иные вещи.

К примеру, женщины.

После школы, когда я бесцельно путешествовал по разным городам и странам, мне казалось, что все женщины делятся на два типа: безликие серые существа и женщины-вспышки. Первые встречались постоянно, вторые довольно часто, и именно их общество я предпочитал. Они были привлекательны, нередко обладали легким нравом, но почти всегда отличались отсутствием мозгов. Как правило, мы знакомились, весело проводили время, в эту же ночь спали, а дальше… Интерес пропадал. Красивые снаружи и пустые внутри, они были подобны куклам, стоящим в витринах магазинов на Диагон-Аллее. Бывает, задерживаешь на такой взгляд, мысленно восхищаешься, но тут же забываешь. Не женщина, а кратковременная вспышка, которая ослепляет, а через секунду уже ничего не остается. Поэтому, как вид, такие женщины довольно быстро мне надоели.

Примерно через год моего скитания я понял, что куда более интересно иметь дело с женщинами, разгорающимися медленно, словно уголь. С виду холодные и неприступные, они бросали вызов мужчинам, и, подозреваю, те зачастую трусили, боясь не справиться с задачей. А мне было наплевать. Я знал, что у меня всегда есть два надежных козыря в рукаве — деньги и власть, которые могли усмирить даже самую несговорчивую особу. Как же было сладостно наблюдать, как постепенно, не сразу, но всё же они начинали сдаваться, не в силах устоять пред материальными благами, которые им сулил возможный союз со мной. И когда уголек в их душах окончательно разгорался, когда они дарили мне себя, на этом вся игра заканчивалась: я терял интерес. Ведь это была просто очередная достигнутая цель, не более.

И, наконец, последний тип женщин, о существовании которых я узнал, лишь встретив Элису — женщину-пламя. Она была завораживающая, непредсказуемая, яркая, интересная. Она умела не просто увлечь, она умела заставить думать о себе, гадать, что же в следующий раз принесет общение с ней. К тому же, Эл была, что называется, девушка «моего круга». Она обладала утонченными манерами, природной аристократичностью и изяществом, которое было видно невооруженным глазом. И да, она была чистокровной, что само по себе являлось уже неплохим бонусом. Поэтому, устав от бессмысленности коротких случайных связей и приняв во внимание все эти многочисленные плюсы, я осмелился попробовать построить с ней «серьезные отношения», которых избегал раньше.

Это не было ошибкой. Мне было хорошо с Эл, она подходила мне, а я — ей. Можно сказать, мы вытащили друг друга из дерьма, в котором, казалось, оба глубоко погрязли. Она помогла мне отвлечься от ужаса войны, а я ей — вылезти из долговой ямы, которая практически её разорила. Да, мне было хорошо с ней. До тех пор, пока на горизонте не появилась Грейнджер.

Драко перестал писать, почувствовав внезапно проснувшуюся в нем злобу. Он скрипнул зубами, в очередной раз мысленно проклиная тот день, когда согласился прибыть на этот гребаный курорт, испоганивший его размеренную жизнь абсолютно неуправляемыми, неконтролируемыми событиями, курорт, вселивший в него дикие желания, абсолютно противоречащие его естеству.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Драко все же продолжил изливать свои мысли на тонкие страницы дневника.

Гермиона Грейнджер, маглорожденная волшебница, а иными словами просто грязнокровка, ставшая моим школьным врагом наравне со своим золотым дружком Поттером ещё черт знает сколько лет назад. Я бы предпочел не встречаться с ней никогда в жизни, но волею судьбы она очутилась на том же курорте, в то же самое время, что и я. Хуже этого обстоятельства было лишь то, что от гребаной заучки, лохматого книжного червя и в целом скучной чопорной отличницы не осталось и следа. Грейнджер повзрослела, похорошела, изменилась, в конце концов, и одетая в нечто более открытое, чем в школьную бесформенную робу, оказалась куда сексуальнее, чем я мог представить. И потом, эти танцы, вынуждающие прикасаться к ней, чувствовать её тело, двигающиеся в такт музыки и порождающее самые порочные мысли, которые я не в силах выкинуть из головы, всё это начало медленно сводить меня с ума. Я не знал наверняка, в чем причина этого гребаного помешательства — в магии курорта, которая вынуждала делать абсолютно несвойственные для нас двоих вещи или же дело было в чем-то другом, в чем-то пострашнее магии.

Драко замер, внезапно осознав, что теперь он ни черта не понимает. Быстро сменяющимися кадрами перед ним пронеслись воспоминания о днях, проведенных на курорте, и он почувствовал тошноту от того, что понял — чувства к Грейнджер далеко не ограничивались простым вожделением, а вернее сказать, тупым желанием её трахнуть. Какая-то неведомая сила толкала его оберегать её, спасать, вытаскивать из передряг, в которые та попадала с определенной периодичностью, очевидно, позаимствовав эту способность у своего дружка Поттера. Ещё на самом первом занятии танцами, когда Грейнджер упала, Драко по непонятной причине почувствовал беспокойство, и прежде чем успел осознать, что делает, подал ей руку, чтобы помочь подняться. И ведь это было ещё до того, как он начал бесстыдно хотеть её. До того, как окончательно сошел с ума.

От этих мыслей Драко стало дурно и он, отбросив дневник в сторону, поднялся с кресла и плеснул себе в бокал щедрую дозу огневиски. Он не хотел сейчас заниматься самокопанием, как и не хотел пытаться сложить в единую картину абсолютно разные и нелогичные частицы пазла под названием «отношения с Гермионой Грейнджер». В глубине души он чувствовал, что если решит выяснить правду, если всерьез попытается это сделать, то последствия будут необратимыми, пугающими и абсолютно разрушающими. Бывает истина, которая не несет свет, а лишь погружает во тьму, с холодной жестокостью оставляя за собой лишь боль, отчаяние и бесконечное страдание, а потому лучше держаться от неё подальше, лучше оставаться в неведении.