Лабиринт памяти

Какое-то время они шли молча, прогуливаясь по окрестностям Магнолии. На улице стояла прекрасная, свежая погода.

Казалось, что из-за вчерашнего дождя вся природа ещё больше расцвела, напившись живительной влагой. В воздухе чувствовался удивительный цветочный аромат, разбавленный приятными запахами дождя и моря.

Гермиона поразилась, как много она увидела счастливых волшебников, встречающихся ей на пути. Их лица излучали искреннюю радость, глаза светились от воодушевления и предвкушения чего-то хорошего. И именно это показалось Гермионе до жути нелепым. Она просто не могла поверить в то, что на этом курорте только на её долю выпадают такие по-настоящему ужасающие испытания. Создавалось впечатление, что с каждым днем Магнолия всё больше обнажает самые темные стороны её натуры, провоцируя делать такие вещи, от которых у неё, прежней Гермионы, просто волосы дыбом встали бы.

Но теперь – как бы ей не хотелось в этом признаваться – она понимала, что начала меняться, начала поступать так, как не смогла бы ни при каких обстоятельствах всего месяц назад. И больше всего пугало то, что в глубине души Гермионе нравились эти изменения. Терзаемая чувствами стыда и отчаяния, она чувствовала, как что-то внутри неё тихо ликует. Что-то, что так долго она пыталась подавить в себе.

Свобода.

На долю секунды Гермиона остановилась, ошеломленная этим открытием. Да, свобода. Свобода мысли, свобода слова, свобода действий.

Она всю жизнь себя ограничивала, стараясь оправдать чьи-то ожидания, стараясь быть такой, какой её хотели видеть родители, друзья, преподаватели. Она словно была скована по рукам и ногам теми устоями, которые ей были навязаны годами. Которые она навязала себе сама.

И вот теперь – как горько! – она понимает, что чувствует себя свободной, как никогда прежде, но, всё же, просто не может наслаждаться этим.

Просто не знает, как можно наслаждаться этим.

– Гермиона.

Голос Рона прозвучал неожиданно, и она вздрогнула.

– Да? – отозвалась девушка.

– Слушай, прости меня, пожалуйста, за всё, что я наговорил. Не знаю, что на меня нашло. – На одном дыхании выпалил Рон, резко остановившись. – Я понимаю, что ты в этом не виновата, ну, в том, что тебе приходится танцевать с Малфоем.

Гермиона слегка приоткрыла рот от изумления. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.

– Я понимаю, тебе было очень сложно принять это… - наконец, осторожно произнесла она, внимательно наблюдая за реакцией друга.

– Да, ты не представляешь, насколько сложно, - горячо откликнулся тот, нахмурившись. – Просто, знаешь, ещё в самый первый день, когда вы с ним танцевали, мне на какую-то долю секунды показалось, что…

Рон осекся и отвел взгляд. Было ясно, что слова даются ему с большим трудом.

Гермиона знала, что она не хочет этого слышать. Во рту моментально пересохло, а сердце почему-то отчаянно забилось. Она на секунду затаила дыхание, наблюдая за другом в мысленной мольбе прекратить говорить, озвучивать это.

– Мне показалось, что… - вновь начал Рон, не замечая её реакции, и перевел на неё тяжелый взгляд, - …вам это нравится, танцевать друг с другом.

Его слова оглушили Гермиону.

«Что?! Нет. Нет!» - пронеслось у неё в голове.

– Я знаю, что ты скажешь, - поспешно продолжил Рон.
– Ты наверняка думаешь, что я себя просто накручиваю, но, пожалуйста, пойми меня! Мне действительно очень сложно видеть тебя рядом с кем-то. Особенно с Малфоем. И когда я вижу, как он на тебя пялится, то еле сдерживаюсь, чтобы не оторвать его голову к чертовой матери!

Гермиона смотрела на Рона с широко открытыми глаза. Он тяжело дышал, мрачно нахмурившись. Через несколько секунд его взгляд смягчился, и он сделал шаг к ней навстречу.

– Я просто безумно беспокоюсь за тебя и хочу, чтобы ты знала: если с тобой что-то случится по его вине, то я… Убью его.

Последние его слова прозвучали спокойно, но стоило ему их произнести, как под кожу Гермионы закрался леденящий кровь страх. Она понимала, что Рон говорит всерьез.

А это означало, что если он узнает обо всем, что было между ней и Малфоем, то…

Передернувшись от ужасающей мысли, Гермиона быстро произнесла:

– Рон, со мной ничего не случится. Пожалуйста, не беспокойся за меня! Всё будет хорошо.

Конечно, она лгала. И, судя по тому, как недоверчиво посмотрел на неё Рон, он тоже понял это.

– Гермиона, ответь мне честно, он прикасался к тебе?

Его голос прозвучал неожиданно тихо, и Гермиона подняла на Рона ошеломленный взгляд.

– Что? – медленно переспросила она, отчаянно пытаясь унять подступающую панику.

– Малфой… Он прикасался к тебе? – мягко взял её за плечи Рон и твердо посмотрел ей прямо в глаза.

Судорожно вздохнув, Гермиона выпалила первое, что ей пришло в голову:

– Мы вместе танцуем, Рон, поэтому…

– Я не это имею в виду, ты же знаешь, - мрачно перебил он её, слегка повысив голос.

Стараясь собрать всю силу воли в кулак, Гермиона ответила Рону таким же твердым взглядом.

– Если бы Малфой попытался причинить мне какой-либо вред, сделать что-то против моей воли, то не сомневайся, ты бы об этом узнал первым.

Удивительно, но она почти сказала правду.

Всё, что было между ней и Драко, было – да, она признала это! – по обоюдному согласию.

Без сомнения.

Поэтому всё произошедшее пока что остается их общей, неправильной, грязной тайной. И впутывать сюда третьих лиц не хотелось никому из них двоих.

– Хорошо, - облегченно выдохнул Рон и убрал руки с её плеч, прикрыв глаза. – Хорошо.

Он выглядел таким родным, таким до боли знакомым с его нелепой, несколько грубоватой заботой, что внезапно к глазам Гермионы подступили непрошеные слезы. Ну почему, почему она не может любить Рона по-настоящему, любить так, как он того заслуживает, со своим добрым, горячим сердцем? Почему она не чувствует к нему и доли того трепета с безумным желанием, которое охватывает её, стоит лишь Малфою пристально на неё посмотреть?! Что за нелепая несправедливость, чувствовать пугающую страсть к человеку, которого большую часть своей жизни ты люто ненавидела, к человеку, испорченному дурным влиянием отца, окружением, воспитанием, к человеку, душа которого темна, словно ночь. И, с другой стороны, не чувствовать абсолютно ничего, кроме дружеской привязанности к тому, кто тебя искренне любит чистой, бескорыстной любовью, к тому, кто готов пойти ради тебя на все, готов сложить весь мир к твоим ногам, подарить счастье, тепло семейного очага и вечную уверенность в завтрашнем дне.

И что же в итоге она выбирает?

Что в итоге она уже выбрала?

Внезапно из глаз брызнули слезы, и Гермиона, судорожно всхлипнув, бросилась на шею к Рону. Она крепко прижалась к нему, оплакивая свою несостоявшуюся любовь к самому достойному для этого чувства человеку, его искреннюю, слепую преданность к ней, их общие несбывшиеся надежды на счастливое совместное будущее.

Теперь она понимала, это конец. Совершенно точно она уже не сможет вернуться к нему, начать всё сначала. Слишком многое изменилось. Она слишком изменилась.