Лабиринты угроз
Шрифт:
Он присел за их столик, даже не спрашиваясь.
– Денек добрый, граждане, – сказал он и улыбнулся Софье.
Дело, казавшееся таким верным, мигом покачнулось. Апанасов был из тех людей, которые могут опошлить ситуацию одним фактом своего появления. И тревожно глядя на него, Георгий пробормотал:
– Привет. Знакомьтесь, – и прочие формальности.
Апанасов увлеченно листал меню.
– А вот это для нас написано! – сказал он и указал Софье страницу с прейскурантом на бой посуды. – Вот оно, прибежище глупости! Так, стакан, тарелка… ложка! – с восхищением промолвил он. – Как можно разбить ложку? Холодильник! Юбка на столе? Это еще
Он заказал себе водки. И Софья, сначала недоступная, серьезно внимавшая его словам, расслабилась, начала смеяться его шуткам. И уже Георгий смотрел на нее во все глаза. Только сейчас рассмотрел, что она сменила прическу… Как раньше не заметил? Ей так было лучше, и ее карие глаза, и фигура, и губы предстали в каком-то новом озарении, как в свете волшебного фонаря. Все в ней показалось прекрасным. Он цедил вино и злился на Апанасова. В кафе между тем набилось море людей.
– Ты меня обескураживаешь своей трезвостью, – сказал Апанасов Георгию. – Пойдем покурим…
Оживленный этой шуткой, Цыплухин пошел, мимо барной стойки, к выходу.
На воздухе они закурили. Кисло нависали тучи, полные осеннего дождя. Назойливо крутилась возле ног бездомная серая собачонка.
– Отдай ее мне, – попросил Апанасов. – Нравится, отдай…
Дыхание захолонуло. Но словно по чародейству он не мог отказать Апанасову, чего бы тот ни просил. Унимая дрожь в руках, изображая беспечность, выпустил струю дыма.
– Забирай…
И когда шагал домой, гулкой пустотой, бессильным беспамятством полнилась его душа. У подъезда алкоголики рьяно ругались из-за полутора литров. Все было пришибленно и пусто. Дождь так и не начался.
4
– Дзинькает смс!
– Мило…
Они опять сидели, нога на ногу, в зале на пуфиках. На диване, напротив них, разнежился кот, узил глаза, распушившись в клубок.
– Кто пишет? – лениво спросил Апанасов.
– Да Ирина опять…
– Мои обостренные чувства художника не дают мне покоя… Согласиться, что ли? Она мне предлагает натурщиком поработать. Говорит, у меня редкий славянский типаж… Но нет, лень меня победила. Такая разноголосица. И Хочется, и Колется… все с большой буквы!
Цыплухин, когда пребывает в квартире Апанасова, исполняет роль читателя смс. Сидит с телефоном хозяина.
– Пирожные есть еще? – спрашивает Апанасов.
– Нет, пряники…
– Пряниками сыт не будешь… Сходи, сделай доброе дело! А то на горизонте бытия как-то совсем тускло…
Пока Цыплухин послушно спускался по лестнице, услышал, как ожил рояль. Странные, бесформенные звуки понеслись по подъезду. Мелодии он так и не услышал.
В кафе девочка, стоявшая перед ним в очереди, теребила маму:
– Мам, купи мне графические развалины…
– Графские развалины, ты хочешь сказать?
– Да! Мне самый большой! – говорила девочка, наблюдая, как продавщица поддевает пирожное.
– А может, мне? – спросила мама.
– Нет, мне! – возопила дочь.
– Так, а вы мне деньги дали? – уточнила продавщица.
В голосе матери сразу появились базарные, агрессивные нотки.
– Девушка, я вам пятьсот рублей дала!
Медленно выложила на ладонь сдачу, которую нехотя, еле-еле оставила на блюдечке продавщица.
– Ну вот, девушка, теперь и вы будете сомневаться, и я…
Георгий подошел к прилавку, спросил эклеры и трубочки.
Продавщица, грустная и задумчивая, доставала для него пирожные из стеклянного холодильника. Видимо, не знала, как упустила момент, когда ей передали деньги, сомневалась, не обманули ли ее…– Не расстраивайтесь, – сказал Цыплухин. – Она, похоже, честная женщина!
Девушка промолчала, и Георгий, вздохнув, аккуратно собрал сдачу.
На кухне у Апанасова, куда его отправил хозяин готовить чай, Георгий вымыл две чашки, отрезал Апанасову длинную дольку лимона, себе же бросил отрезанный вершок лимона, похожий на куриную гузку. Выложил пирожные на тарелку. Принес на подносе в зал.
– Почему без сахара? – сморщился Апанасов.
– Так с пирожными же!
– Нет, моим мозгам нужно работать, бухни-ка сахарку!
Цыплухин снова поплелся на кухню.
– И что ты решил насчет Ирины?
Ирина Вынос была местной художницей сорока двух лет. С Апанасовым они познакомились на выставке, о которой тот сохранил весьма смутные воспоминания. Помнил, как усаживали за банкетный стол. Как налили полную рюмку. Он пить особо не стремился, были планы ехать за город на чью-то дружескую дачу… После нескольких тостов планы отменились. Компания подобралась дружная. Настал момент, когда он осознал, что художница к нему пристает. Под вполне благовидным предлогом – предлагает стать моделью для очередного шедевра. Мол, твой благородный образ так и просится на полотно. Апанасов был не против ни полотна, ни позирования, но такие чересчур рьяные усилия охладили его. Вечер закончился тем, что он отправился ее провожать. Она спотыкалась, но каждый раз, раскидывая руки, кричала:
– Все нормально! Не трогай меня! Все нормально!
А на остановке случилось непредвиденное – ее автобус подошел настолько быстро, что она даже не успела уцепиться за куртку Апанасова, когда он ее усаживал.
И теперь писала смс, предлагала творческое сотрудничество с обоюдной пользой…
– Что пишет-то?
– Выставка вроде завтра. Выставляется ее дядя, знаменитый художник Рататуев. Предлагает прийти и поддержать их род. Поясняет, что в чисто платоническом смысле…
– А пойдем, дядя Жорж! Пойдем!
5
Апанасов в творческих кругах города считался художником. А также поэтом, философом, артистической натурой… Собственно говоря, всего несколько картин авангардистского толка вышли из его мастерской, однако слава новатора приклеилась накрепко. Даже было художественное объединение «Бессмертные сурки», которое он вел не особо регулярно, зато неизменно весело. Пользуясь этим ранним успехом, он странствовал по презентациям и вернисажам, везде принимаемый как желанный гость. Еще пять лет назад он считался молодым художником, и с тех пор ничуть не изменился – в этом же статусе пребывал и теперь.
– Как радостно земное время! – воскликнул Апанасов, когда переступил порог выставочного зала. К нему сразу кинулись несколько слегка потрепанных господ.
– Знакомьтесь, знакомьтесь, – милостиво говорил Апанасов, – дядя Жорж, известный блогер… Это Валентин Бруй – указал он на худощавого мужичка в поношенном пиджачке, – это Хорошеньков, – ткнул пальцем в парня с виноватой челкой, который ее ежеминутно смахивал. – Мастера, мастера!
Георгий ходил по залу, задерживаясь возле особо затейливых картин. На одной из них череп, выкрашенный в красное, с серпом и молотом на лбу пожирал российский триколор. На другом счастливый комиссар целился в икону…