Лабиринты времени

– Тот получит без выкупа Росу и станет вторым вождем племени, кто первый вернет Огонь семьям и поможет вернуться к священной пещере. Тогда все воины будут ему подчиняться!

Вепрь слушал речь вождя, не отрывая жадных взглядов от Росы. Его маленькие глазки вдруг сверкнули угрозой:

– Роса, дочь Зари, будет принадлежать сыну Зубра. Всякий другой, кто осмелится прикоснуться к ней, будет убит!

Эти слова задели Мелика. Принимая вызов, он возбужденно крикнул:

– Роса будет принадлежать тому, кто вернет Огонь и выгонит врагов из священной пещеры!

– Сын Зубра сделает это!

Мелик и Вепрь скрестили взгляды. До сих пор у этих людей не было повода для вражды. Каждый знал о силе другого и, не имея поводов для соперничества, его и не искал. Внезапное нападение людоедов, потеря огня и, наконец, речь Еноха, разозлили и зажгли в них ненависть друг к другу. Вепрь, еще вчера не обращавший внимания на Росу, вздрогнул всем телом, когда Енох стал восхвалять девушку. Он мгновенно загорелся к ней страстью, неутолимой и яростной. С этой минуты он обрекал смерти всякого соперника, и Мелик понимал это. Он крепче сжал топор левой рукой и палицу правой. Услышав ответ Мелика, братья Вепря встали рядом с ним, молчаливые и угрожающие. Все три брата были поразительно похожи один на другого: темнокожие, волосатые, с крохотными глазками, словно затянутыми пеленой, как надкрылья у жуков. Все трое подстерегали каждое движение Мелика, готовые броситься на него. Но люди подняли ропот. Даже те, кто осуждал Мелика за мягкость, не хотели его гибели, ведь он взялся вернуть им Огонь. Все знали, что он изобретателен и хитер, неутомим и искусен в обращении с Огнем. Наконец, многие верили в его удачливость. Вепрь также обладал силой, хитростью и упорством, и семьи могли только выиграть от того, что одновременно два лучших воина отправятся на поиски Огня. В сильном возбуждении все вскочили на ноги. Приверженцы Мелика сгрудились вокруг брата вождя, готовые защищать его от нападения косматых братьев. Сын Зубра не знал страха, но и осторожность не была чужда ему. Он решил отложить сведение счетов с Меликом. Ворон, самый старый из воинов, выразил словами неясные мысли, будоражившие толпу:

– Разве семьи хотят своей гибели? Неужели они забыли, сколько воинов вырвали из их рядов враги, волны моря и болото? Из четырех остался один! Все, кто способен держать в руке топор и палицу, должны жить. Мелик и Вепрь – сильнейшие из наших охотников; если один из них умрет, племя ослабеет так же, как если бы погибли четыре других воина. Роса будет служить тому, кто принесет Огонь. Такова воля семей!

– Такова воля семей! – сказали воины. И все женщины подхватили в один голос: – Роса будет принадлежать покорителю Огня!

Вепрь никого не боялся, но понимал, что спорить с семьями опасно и, сделав знак братьям, он повернулся и ушел к своему логовищу. Это происходило на заре следующего дня. Высоко в небе ветер быстро гнал тучи, но над самой землей воздух стоял, неподвижно раскаленный и душный, напоенный тысячами запахов, не дающими вздохнуть полной грудью. Раненые воины стонали – их томила жажда. Один из воинов ночью скончался. Окоченевший труп его лежал на траве, посинелый, с кровавым пятном вместо лица. Енох приказал похоронить труп. Жалобное бормотанье старого Ворона проводило воина в последний путь. После похорон все внимание племени сосредоточилось на охотниках за Огнем. Вепрь и Мелик уже начали собираться в поход: косматые братья вооружились палицами, топорами, рогатками, дротиками с кремневыми наконечниками; Мелик выбрал себе в спутники вместо зрелых воинов двух юношей, быстроногих и неутомимых в беге, у каждого из них было по рогатине, топору и дротику. Сын Леопарда сверх того захватил палицу – дубовую ветвь, конец которой был обожжен в огне костра. Он предпочитал это оружие всякому другому. С палицей в руках он привык сражаться один на один с самыми свирепыми хищниками. Енох обратился к косматым братьям с такой речью:

– Вепрь увидел свет позже Мелика, – сказал он. – Пусть он выбирает свой путь. Если он пойдет к реке, сын Леопарда пойдёт к Болотам. Если же сын Зубра решит пойти к болотам, Мелик направится к Большой реке.

– Вепрь еще не знает, куда он пойдет! – возразил сын Зубра. – Он будет искать Огонь повсюду: утром он может пойти к озеру, вечером – к морю. Разве может знать преследующий оленя охотник, где удастся убить его?

– Вепрь должен сказать, какой путь он выбирает, – ответил старый Ворон, и одобрительный ропот толпы поддержал его. – Он не может одновременно идти и на закат, и на восход. Пусть Вепрь скажет, куда он пойдет!

Кинув злой взгляд на толпу, сын Зубра крикнул:

– Вепрь пойдет на закат!

И, сделав знак братьям, он решительно зашагал по направлению к степи. Мелик не сразу последовал его примеру. Ему хотелось повидать на прощанье Росу. Она стояла под ясенем среди стариков. Мелик направился к ней; она не тронулась с места; взгляд ее блуждал по степи. Подняв топор к небу, Мелик воскликнул:

– Слушай, Роса, дочь Зари! Мелик никогда не вернется к своей семье, если не сможет добыть Огонь. Мелик найдет смерть на дне пропасти, утонет в болоте или море, будет съеден саблезубым или вернется победителем и принесет Росе ракушки, синие камни, зубы мамонта и рога зубра!

Девушка подняла на воина глаза, в которых сверкала детская радость. Но Енох нетерпеливо оборвал речь Мелика:

– Сыны Зубра уже скрылись за лесом! – сказал он. – Почему Мелик еще здесь? – И Мелик, кликнув своих спутников, не оглядываясь, зашагал на восток.

– Енох, я хочу рассказать тебе о людоедах, чтобы ты представлял себе, с кем нам придется воевать. Оставшихся в живых нужно подготовить к обороне, продумать способ войны с ними. Представь, что ты вышел на охоту, которая принесет смерть либо тебе и всем семьям, либо дикому и кровожадному врагу.

– Рассказывай, учитель.

– Я расскажу, как они относятся к своим детям – и ты все поймешь. Ребенка купают в отваре коры самого крепкого дерева, чтобы он вырос сильным и живучим, как оно, перед таким деревом бессильны ураганы, засухи и ледники. Лишь огонь опасен такому дереву: он поедает его – и дерево гибнет.

Младенца, который с виду был самым большим, назвали Мамонтенком. Я расскажу об этом мальчике и его судьбе. Недостойных и слабых новорожденных толстошкурые людоеды съедают сразу. Мамонтенок понравился воинам, и они не стали ему вредить, так что теперь мальчик мог ничего не опасаться под солнцем и луной.

– Этот малыш должен стать наследником вождя, он единственный дожил до своих десяти лет, – сказал шаман. – Племя считает, что этот ребенок обладает колдовской силой и требует подвергнуть его испытаниям. И так как идут споры среди воинов, а я считаю мальчугана колдуном, о колдовской силе Мамонтенка не прекращаются разговоры, так что вождь, чтобы пресечь раздоры в племени раз и навсегда и, чтобы определить судьбу наследника, объявил испытание ядом.

Пока знахарь готовил отраву, Мамонтенка заперли на сутки в тесную хижину для испытания характера. Наутро каждый воин, который был за наследника или против него, выпил по чаше настойки из коры говорящего дерева. Содержащийся в ней яд сильно действовал на сердце, и колдун легонько ударял испытуемых по голове, приговаривая:

– Ложь улетучивается, как роса при восходе солнца. Говорящее дерево, останься в нем и разорви желудок его, если он виноват в клевете, или защити, если воин прав, пусть его вырвет – и он останется жив.

Толпа вокруг кричала:

– Клеветник – как поле с короткой травой, которое не может укрыться и тем более укрыть другого! Ложь расцветает, но никогда не плодоносит!

Все противники Мамонтенка умерли и были похоронены тихо и скромно. После особенно сурового испытания ядом, в котором участвовало почти все племя, умерло больше половины мальчиков. Оставшиеся были ослаблены и не могли оказать Мамонтенку достойное сопротивление. Вождь приказал воинам, чтобы они забили и съели всех пленных мужчин и женщин, обременявших племя вот уже несколько ночей, а также их маленьких и слабых детей. Безвкусных костлявых стариков и старух просто прикончили. В свои десять лет Мамонтенок силой и ростом не уступал молодым воинам племени. Племя провело обряд заново рожденного, и Мамонтенок стал сыном вождя. Обновление племени и появление нового наследника потребовало провести обряд очищения племени, который завершился торжественным пиром, на котором выживших после испытаний ядом детей принудили есть убитых родственников. Мамонтенок рыдал над телом брата, которого отложили в сторону от общей кучи. Он не дал себя просто так убить и сражался с взрослыми воинами героически, а они такого замечательного воина, к тому же брата наследника вождя, хотели отравить без борьбы, ноне получилось. Поглотить, съесть его плоть – значит, впитать в себя часть героизма брата, значит, перенять его силу, храбрость, ум и одновременно сохранить его самого, ведь съеденный как бы продолжает жить в тебе. Тем самым смывается осквернение убийством. Из уважения к законам племени, к вечному и детскому горю воины старались накормить новых членов племени мясом именно их родственников. Во многих случаях это оказывалось невозможным: отыскать нужные тела мешало оцепенение, охватившее подростков. А вот с Мамонтенком все было ясно. Утешая его, вождь на пиру оказал ему честь: самолично поднес к губам сердце его брата. Ребенок чести не оценил, он выхватил кровавый кусок и метнулся в лес. Следопыты во главе с вождем быстро отыскали мальчишку, однако тот успел уже похоронить родное мясо. Воины, оскорбленные в лучших чувствах, откопали зарытое – этот кусок кровавого сердца с землей пополам – и втолкнули в рот юному глупцу, отказывающемуся от своего счастья и не желающему продлить жизнь собственного брата. Мальчик сцепил зубы, тогда его отвели в лагерь, побили древками копий, чтобы поумнел, и в третий раз поднесли кусок. Красная ярость охватила Мамонтенка, он выхватил ветку из костра и сунул горящим концом прямо в лицо одному из мучителей. Дерзкого измолотили до полусмерти за неблагодарность, глупость и непокорство законам племени. Потом приложили к рубцам и ранам целебные травы, поили магическим отваром, заботливо выхаживали. Такого смельчака нельзя терять. Больше всего на свете людоеды почитали в людях стойкость, презрение к боли, упорство и храбрость. А завтрашний бык находится среди сегодняшних телят. Воин не боится ни убивать, ни умирать, ни мучить, ни страдать – так учили их духи.

Женщина – тоже воин, однако слабее мужчины телом и духом; ей мешают сеять смерть беременность, младенец и глупая жалость. Беременность – неизбежное зло, ее прерывать опасно, женщина может погибнуть или ослабеть. От младенцев же и от жалости избавиться нетрудно. Лишь от извечной игры между полами не отказались людоеды, а вот ее последствий научились избегать. Даже собственных детей они уничтожали, чтобы не обременять себя в походах лишней обузой. Свои ряды людоеды пополняли, принимая в племя пленных подростков обоего пола, родителей которых воины убили и съели. Мальчишек и девчонок приучали к своим обычаям. Таким образом, не имелось среди людоедов никого, кто был бы связан между собой кровными родственными узами, разве что сестры и братья, вместе взятые в плен, да и те с течением времени переставали испытывать друг к другу хоть какие-то теплые чувства. И наследников после себя они оставляли только духовных. Самые сильные связи рождались при обряде усыновления заново рожденного: на приемышей изливались те капельки доброты и нежности, что еще оставались в желчных мешках, служивших воинам вместо сердец. Где, в каких колодцах времени почерпнуло это племя свои страшные нравы и взгляды? Какие враги, какие бури и невзгоды заставили их так ужесточить собственные души? Кто ведает?