Ладья света
Шрифт:
— Нет! Ни за что! — прохрипела Улита, хватая ребенка и прижимая его к себе так крепко, что его не отняла бы у нее никакая сила.
— Как «нет»? Ты же сказала «да»? — удивился Джаф.
Молодой страж медленно обернулся и увидел свою тень. Он заскрежетал зубами и, крикнув: «Ты согласилась! У мрака своих слов назад не берут!» — махнул рукой. Улиту осыпало стеклом лопнувшей лампы.
Когда ранним утром в комнату заглянула остроносая медсестра, Улита сидела на кровати, раскачиваясь и по-прежнему не выпуская младенца. На ее рассеченной стеклом
— Мамочка! Вы чего, мамуля? — ошеломленно спросила сестра, начиная с крика и голосом обретая человечность.
Улита подняла голову, с усилием пытаясь понять, чего от нес хотят.
— Мне надо уехать!
— Вас не выписали. В девять обход! Вот доктор посмотрит, и тогда… — тревожно косясь на лампу, заспешила медсестра.
— Машину! Я не хочу телепортироваться с ребенком! — коротко и страшно повторила Улита.
Синеватые губы раздвинулись, выпуская не помещавшиеся во рту глазные зубы. Пять минут спустя по пустым еще бульварам неслась белая «Шкода» с буквой «У» на заднем стекле и разбитой передней фарой. За рулем тряслась от страха медсестра, а сзади в наброшенном поверх ночнушки плаще сидела Улита и кормила ребенка.
Глава 7
Стук по дереву
Человек, потерявший веру, погибает. Человек, никогда не имевший веры, может жить долго и сравнительно благополучно.
Эссиорх
Ирка сидела у Бабани. Она теперь почти всегда сидела у Бабани, проводя у нее всякий свободный час. Бабаня щебетала, как птица. Можно было подумать — ее ожидает не операция, а бесплатный полег на Луну или что-нибудь в этом духе.
Багров с Иркой не ездил, отговариваясь тем, что пахнет у Бабани в квартире несколько альтернативно. И правда, помешанная на экологии, неугомонная Бабаня додумалась, что можно не покупать перегной для цветов в магазине, а готовить его дома. Ее сподвигла на это подруга, работавшая главной умелой рукой в кружке «Сделай сам».
Несколько месяцев назад Бабаня приобрела плотный черный мешок, выставила его на балкон и, выбрасывая туда кухонные отходы, увлеченно поливала их раствором для ускорения гниения. В мешке что-то булькало и вздувалось. Как-то Ирка заглянула в него и долго потом ходила бледная. Образование перегноя — вещь глубоко интимная, требующая от зрителя особой подготовки.
Ирка уже несколько раз порывалась выбросить этот мешок, но ей становилось жалко усилий Бабани. К тому же цветы на Бабанином перегное и правда росли как на дрожжах.
Комнатные растения были вторым после изготовления кукол увлечением Бабани. Еще во времена скитаний по учреждениям и выпрашивания денег на Иркино лечение Бабаня постоянно таскала с собой маникюрные ножнички для мгновенного умыкания ростков. На ее заботливых окнах они быстро превращались в пышущие здоровьем растения.
— Этот я в мэрии стырила! Мэр небось до сих пор слезы льет! Этот из бухгалтерии Минздрава, белый цветущий — из собеса, а вот тот лысенький — из инвалидной комиссии! — хвасталась Бабаня.
И радовалась великой радостью капусты, которую поливают.
— Ты боишься? Ну скажи правду! — спросила Ирка после того, как Бабаня ухитрилась скормить ей вторую за вечер говяжью котлету. Котлета была таких
размеров, что, если пришить к ней лапки, получилась бы приличная крыса.— Нет, это ты боишься! Ты всего боишься! — задиристо ответила Бабаня.
— А ты?
— А я всего не боюсь и просто надеюсь. На лучшее или хоть на что-нибудь!
Ирка подумала, что отныне это будет ее девизом. Просидев у Бабани до десяти, она поцеловала ее, вернулась в «Сокольники» и легла спать. Ночь прошла нормально, но вот под утро…
…Багров вскрикнул. Чьи-то зубы впились ему в руку выше локтя.
— Кто это? Что ты делаешь? Ира! Больно же!
Он оттолкнул ее. С секунду Ирка стояла с безумным видом, потом выплюнула кожу. Его, Багрова, кожу! Губы у нее были в крови.
— С ума сошла? Ты выгрызла мне кусок мышцы!
— Не знаю, что со мной. Правда не знаю… Прости!
Ирка дрожала. На мгновение она прижалась лбом к плечу Матвея, потом метнулась к крану и, причитая, стала полоскать рот.
— Ты же шутила про это… Совсем недавно! — сказал Багров медленно.
— Так бывает. Человек навязчиво шутит про что-то определенное, а потом его заклинивает, — сказала Ирка.
Она забралась в гамак и повернулась лицом к стене. Матвей подошел к кровати и откинул подушку, под которой была спрятана шкатулка. На крышке кривлялись деревянные человечки. Багров едва сдержался, чтобы не ударить по ней палашом. А ведь не придерешься! Что просил, то и получил. Зуб-то и правда новый, с отменными режущими качествами.
— Знаешь, что. Отдай мне Камень Пути! — внезапно потребовал Багров.
— Зачем? — спросила Ирка.
— Он же мой.
У Ирки не было сил спорить:
— Хорошо, возьми. Он там! Синяя такая… с карманами… — ее рука вяло махнула в сторону шкафа.
Джинсовая куртка пахла давно умершим костром. Из кармана вытряхнулись забытые ключи, несколько икеевских карандашей, и, наконец, обнаружился Камень Пути, засыпанный отсыревшими крошками и трухой скомканных магазинных чеков. Багров стиснул его пальцами. Страх исчез, отпали сомнения. Матвей ощутил давно забытую радость ясности и простоты.
— Ты же хотела его спрятать! — крикнул он Ирке.
— Я и спрятала. В карман. У меня сильное ощущение, что Камень Пути нельзя украсть. То есть можно, но глобально нельзя. Странно, что ты вспомнил о нем сейчас.
Матвей поднес Камень Пути к груди. Чужое сердце отозвалось болью, а Камень Пути вдруг вздрогнул у него в ладони, точно он и был сердцем.
— Я хочу, чтобы он снова был у меня тут, — сказал Багров.
Ирка обернулась и посмотрела на него. Она все еще лежала в гамаке, но уже начинала раскачиваться, легонько отталкиваясь пальцами от стены.
— Кого мы можем попросить его вставить?
— Может, Мамзелькину?
— Очень смешно, — сказала Ирка и снова выцвела голосом и настроением.
Багров пожалел о своей ошибке:
— Прости!
— Это ты прости, что я тебя укусила.
Матвей примирительно качнул гамак. Когда слишком долго просишь прощения — это уже к новой ссоре.
— Это я виноват.
— Почему?
— Да так… дурак потому что!
Боль от укуса то отпускала его немного, то вновь вгрызалась. Самое досадное, что рана не желала затягиваться с помощью магии, хотя он пробовал уже дважды.