Лагуна вечной любви

Как и у меня, впрочем – другие. Может быть, мы так близко сошлись друг с другом, именно потому что друг в друге ощущали родственные души?

Я поймала себя на том, что уже не внимательно слушаю Дашу. Я тряхнула головой, чтобы избавиться от несвоевременных мыслей. Кажется, Даша этого не заметила.

– Не рассвело – темно еще было, почти как ночью, – говорила Даша, – и в сквере, где густо посажены деревья, это было особенно заметно. Я шла по аллее. Вокруг было совсем тихо, я о чем-то задумалась, а очнулась от своих мыслей, когда услышала неподалеку от себя какой-то шорох. Я, остановилась, вглядываясь в потемки, потом подошла поближе к ограде, за которой росли деревья и только тогда смогла разглядеть человеческий силуэт. Насколько я поняла – человек пытался свести счеты с жизнью. Он уже набросил веревку на сук дерева и теперь сосредоточенно вязал петлю, шепотом чертыхаясь и что-то бормоча – кажется, он ругал себя за то, что забыл захватить с собой из дома мыло. На несколько минут я замерла, не зная, что мне делать. Вначале я испугалась, но потом испуг прошел. Самоубийца готовил себе орудие истребление с такой поспешностью и ненужной суетливостью, с какой нерасторопные хозяйки готовят ужин. Это было вовсе не страшно.

Даша закурила. Я заметила, что она очень увлечена своим рассказом – настолько увлечена, что я засомневалась – реальна вся эта история о странном самоубийце, или Даша снова поддалась неудержимому порыву буйной фантазии. Бывает с ней такое. И я это знаю и поэтому поначалу не верила в Дашиным рассказам о слежке.

Последовавшие позже события, правда, заставили меня поверить в то, что за Дашей на самом деле установлена слежка.

– Меня больше всего поразило то, что человек, собирающийся повеситься, меня не видит, – говорила Даша, – он стоял ко мне спиной, к тому же был очень увлечен своим занятием. Собравшись с мыслями, я все-таки решила окликнуть его. От институтских преподавателей я знаю, что застигнутые врасплох потенциальные самоубийцы – в большинстве случаев – теряются и очень долго после этого очередную попытку самоистребления не предпринимают. Я его окликнула. Он вздрогнул, отбросил от себя веревку, как змею. Обернулся ко мне и вдруг просиял. Кинулся ко мне – я не успела отпрянуть – обнял меня через ограду и начал вопить что-то о том, что я – его ангел спаситель и послана богом для того, чтобы вывести его из царства тьмы в мир света. Да, и он еще называл по имени.

– А вот это уже интересно, – встрепенулась я, – ты что знаешь его?

– Н-наверное, – как-то неуверенно ответила Даша, – какие-то знакомые черты в его лице улавливаю, но так чтобы что-то определенное – нет. Насколько я могла понять из путаных объяснений этого бедолаги, он учился со мной в школе. Не в том классе, где училась я, в на несколько лет младше. То ли он влюбился в меня, то ли... Кажется, он говорил о том, что влюбился в меня тогда в школе и не забыл до сих пор. А потом в его дурацкой жизни наступила черная полоса – он решил покончить с собой – и тут являюсь я – мечта его юношеских грез... и, очевидно, основной объект онанистских фантазий, – добавила Даша, криво усмехнувшись и затушила сигарету в пепельнице.

– И чем закончилась история с этим неврастеником? – поинтересовалась я.

– Да ничем, в общем-то, – пожала плечами Даша, – ты знаешь, я даже пожалела, что его окликнула. Он так стремительно накинулся на меня со своими объятиями, что я не успела убежать. А надо было бы – кажется, он был не вполне вменяем. Плел мне что-то о вечной любви, вечной страсти, освобождении от страданий... что-то еще... об искуплении пламенем мук. Всего не помню. Ясно одно, что у этого типа – чистой воды шизофрения.

– Как его зовут? – спросила я.

Даша мучительно хмурилась примерно с полминуты, прежде чем ответить.

– Руслан, кажется, – сказала она, – да, точно – Руслан. Он записал мне свой телефон на бумажке и свое имя там же написал. Свой-то телефон я ему – понятное дело – давать не стала. Сказала, что неисправен.

– А где теперь эта бумажка с телефоном Руслана? – осведомилась я.

Даша снова пожала плечами.

– Дома где-то валяется.

– Нужно проверить этого Руслана, – проговорила я, раздвинув немного шторы и посмотрев за окно, – вряд ли он имеет отношение к тому, что вокруг нас происходит последние несколько дней, но проверить не мешает.

Даша вздохнула.

Я посмотрела на свою руку, замотанную окровавленной тряпкой, и вздохнула тоже.

Потом я снова повернулась к окну. Полностью подняла шторы. Уже рассвело, но много светлее не стало – мгновенно сгустившийся утренний туман прочно закрывал этот город от солнечных лучей.

* * *

Карен Степанович довольно долго рассматривал принесенные мною фотографии.

– Нет, – вздохнул он наконец, – совсем не то. Не пойдет.

– Почему это? – поинтересовалась я.

Если бы он знал, как нашим ребятам из агентства трудно было расставаться – даже на один день – с этой коллекцией фотографий обнаженных девушек.

– Почему? – переспросил Карен Степанович и бросил перед собой карточно рассыпавшуюся стопку фотографий. – Очень просто. Во-первых, когда фотограф делал эти снимки, он предполагал акцентировать внимание зрителя на телесам этих... простите за грубость, телок. Да и сами эти... девушки прекрасно понимали, что те, кто будут просматривать их снимки, в первую очередь обратят внимание на фигуру и фасон белья, если оно, конечно, есть – и уж только в последнюю очередь – на лицо. Поэтому... Да вы, Ольга, посмотрите сами.

Я послушно наклонилась к столу.

– Либо вымученные гримасы, на которых отражается неудовлетворенность от того, что приходится надолго замирать в выгодных для фотографа позах, – Карен Степанович мягко указывал пальцем то на одну, то на другую фотографию, – либо глупые улыбки, либо просто откровенные похотливые мордахи. Извините... Все это очень высоко котируется в каких-нибудь низкопробных развлекательных журналах, но мне хотелось бы увидеть совсем другое.

Карен Степанович поднял голову от фотографий, посмотрел мне в глаза и проговорил устало:

– Понимаете?

Честно говоря, я не совсем понимала, что именно хотел увидеть Карен Степанович на принесенных мною фотографиях, и сомневалась в том, что он сам отчетливо это понимал.

Однако, сказала:

– Кажется, понимаю.

Карен Степанович надолго замолчал, закурив. Курить мне он не предложил, и мне неловко было доставать сигареты, хотя бы только потому, что я не хотел прерывать задумчивость Карена Степановича своими вопросами.

Ведь он был заказчиком, а я агентом. И те фотографии, которые я ему предложила – ему не понравились. Кажется, срывался перспективный заказ – и это тогда, когда мое начальство уже начало подумывать о том, не пора бы мне повысить оклад за мою ударную трудовую деятельность.

Нехорошо.

Не проронив ни слова, Карен Степанович выкурил сигаретку и снова поднял на меня глаза.

– Послушайте, – вдруг сказал, – Ольга Антоновна. А вы не хотели бы сами попробовать себя в качестве модели?

– Я?! – правда, я была очень удивлена. – Вот уж никогда не думала о карьере фотомодели. Разве что только в ранней юности, которая выпала как раз на перестроечный период, когда популяризировалось это словечко – «фотомодель».

– Напрасно, – качнул головой Карен Степанович, – я к тому, что напрасно вы не думали о карьере фотомодели. Определенно – все данные у вас есть. И фотогеничная внешность и фигура.

– Всегда считала, что путь простой девушки на подиум лежит непосредственно через постель спонсора или члена жюри конкурса красоты, – добавила я.

– Совершенно верно, – кивнул Карен Степанович и улыбнулся, – но я вам предлагаю только попозировать для нескольких снимков. Вам даже одежду снимать не придется. Просто ваше лицо хорошо подходит под концепцию рекламного щита. Так как мы не смогли найти ничего...

– Лучше, – подсказала я, – то придется использовать самого рекламного агента в качестве фотомодели.