Лань в чаще. Книга 1: Оружие Скальда

– Я вижу в моем доме необычного гостя, – произнес Хеймир конунг, как только собеседник его замолчал. – Вернее, гостью. Не каждый день ко мне приходит такая знатная и красивая девица в сопровождении собственной дружины. Я прошу тебя, йомфру, подойди сюда и назови мне твое имя, если по каким-то причинам оно не должно быть от меня скрыто!

– Нет никаких причин, которые не позволили бы мне назвать мое имя! – так же учтиво ответила Ингитора на эту речь, поднявшись и подходя ближе. – Напротив, конунг, я приехала в Эльвенэс ради того, чтобы повидаться с тобой. Меня зовут Ингитора, я дочь Скельвира хёвдинга из усадьбы Льюнгвэлир.

– Всегда рад я приветствовать в моем доме любого, кто прибудет ко мне от Скельвира хёвдинга из Льюнгвэлира, а тем более единственную его дочь! – оживившись, ответил конунг. – Я с большим удовольствием выслушаю тебя!

При этом он сделал знак кому-то из гестов. Ингитора мельком заметила, как тот скрылся в задней двери, и вскоре оттуда показались две богато одетые женщины. Одна из них, лет сорока, с простым и приветливым румяным лицом, выглядела миловидной и моложавой. Вторая, девушка, лет восемнадцати, со строгим белым лицом и пушистыми светло-золотистыми волосами, держалась строго и даже несколько надменно. Должно быть, это были жена и дочь конунга. Они уселись на женской скамье, и вслед за ними там разместились еще несколько знатных женщин, молодых и постарше.

– С чем же ты приехала ко мне? – спрашивал между тем Хеймир конунг.

– У меня есть хвалебная песнь для тебя, конунг, – ответила Ингитора. – И я была бы рада, если бы ты согласился ее выслушать.

– Это песнь твоего отца? Да, Скельвир хёвдинг всегда славился как один из лучших скальдов, каких мне доводилось слышать!

– Нет, конунг, эту песнь сложила я сама. Тебе судить, будет ли она достойна дочери Скельвира хёвдинга!

– Ты сама? – Хеймир конунг, при всей своей мудрой невозмутимости, был удивлен и даже немного подался к ней. – Признаться, давно уже в мою честь не складывали песен женщины! Я уже давно стал думать, что стар для такой чести! Но с тем большей охотой я послушаю тебя! Прошу же, начинай!

И Ингитора начала песнь, которую сложила за время плавания:

Плыл по полю сельди [17] Легкий лось полотенМачты мимо брегов,Милых Фрейе гребня.Слух приклонит ХеймирК слову ветви светаВолн – прославлен конунгСловом скальда ловким!Тропы рысей доловРан кипели в пене:Нес врагу погибельГаут брани храбрый.Путь закрыл он ТоруБрани ратной славойВ поле – славься, Хеймир,Словом скальда ловким!

17

Стих включает множество сложных кеннингов, которые нередко переходят на следующие строчки: поле сельди – море, лось полотен мачты – корабль, жар полей оленей весел – золото, и т. д.

Далее следовали еще две такие же строфы, и лица людей в гриднице отражали все большее и большее изумление. Ингитора начала прославление конунга с того подвига, который он совершил почти тридцать лет назад, когда она еще не родилась на свет, а сам отец ее был так же молод, как она сейчас. Но уже тогда он сопровождал молодого Хеймира ярла в том походе на Квиттинг, когда войско слэттов преградило дорогу Торбранду, конунгу фьяллей, и не позволило ему завоевать весь полуостров целиком. Битва тогда не состоялась, поскольку фьяллей слишком измучил год похода, но слэтты во главе с Хеймиром остались еще больше довольны своей бескровной победой. По рассказам отца Ингитора знала все, что тогда случилось; в хвалебной песни подробностей было и не нужно, но она знала, о чем говорит, и это придавало ее сочинению убедительность и смелость, которая в устах молодой девушки казалась прямо-таки поразительной! Кончалась песнь так:

Вождь дружине даритЖар полей оленяВесел в стуке кубковСкоро в добром доме.Суль нарядов дружбыПросит Игга громаШлемов – славься, Хеймир,Словом скальда ловким!

Когда Ингитора окончила, еще некоторое время в гриднице стояла тишина. Даже Хеймир конунг, слышавший немало хвалебных песен в свою честь, был озадачен: длинная, безупречно составленная песнь из пяти полных вис с припевом служила драгоценным подарком, какого он совершенно не ожидал получить от молодой девицы. Имея жену и дочь, вечно окруженных роем более или менее знатных подруг, Хеймир конунг знал, чем заняты головки этих нарядных созданий. Песнь звучала прекрасно, и он едва верил, что ее действительно сочинила девушка.

А впрочем… Та девушка, что стояла перед ним, и впрямь была на это способна. Высокая, стройная, статная, в красном платье с золочеными застежками, она притягивала и не отпускала взгляд. Лицо, белое, с правильными чертами, с умным и смелым блеском глаз, подогретым всеобщим вниманием и сознанием успеха, сияло красотой и гордостью. Казалось, само пламя очагов освещает ее одну и тянется к ней, чтобы поиграть блеском в ее рыжеватых волосах. Сам Хеймир конунг, несмотря на почтенный возраст и мудрую уравновешенность, забыл уже о песни, любуясь той, что ее привезла, и сам вид этой гордой и пылкой красоты бодрил и согревал его кровь не меньше, чем звонкое волшебство прославляющих строчек.

– Это поистине замечательная песнь! – сказал наконец Хеймир конунг. – Если я удивлен, то… Но, впрочем, дочь Скельвира хёвдинга и должна быть хорошим скальдом… Пожалуй, такая песнь стоит большой награды!

Он снял с запястья золотое обручье и через геста передал его Ингиторе; она взяла обручье и надела на руку. Ничего другого она и не ожидала, хорошо помня, что при щедрости Хеймира конунга и искусстве ее отца подарки за стихи всегда были примерно такими.

– Но это просто невероятно! – Кюна Аста вскочила со своего места, подошла к Ингиторе и взяла ее за руку. – Чтобы такая молодая девушка сама… Неужели ты сама сочинила? Это поистине замечательное искусство! Я никогда в жизни не слышала, чтобы девушка сочинила такие хорошие стихи! Чтобы их было так приятно послушать!

Ингитора улыбнулась простодушному изумлению доброй женщины и ответила:

Долог путь до славной цели,Благо ласке взоров чистых:Встречу в радость превратилаФрейя платья речью доброй!

Кюна Аста не сразу уразумела содержание простой полустрофы и даже оглянулась на мужа; но, видя, что конунг благосклонно улыбается, она сообразила, что это стих в ее честь, и пришла в еще больший восторг:

– Так это мне? Это про меня? – восхищенно и недоверчиво, как девочка при виде желанного яркого подарка, воскликнула она. – Правда? Это я – Фрейя платья? Это в мою честь? Как приятно! Конунг, значит, я тоже должна что-то подарить? Да? Ведь так полагается?

Хеймир конунг кивнул, уже не скрывая улыбки:

– Да, кюна, так полагается. Когда скальд произносит хорошие стихи, ему за это дарят золото, или серебро, или хорошую нарядную одежду, или дорогое оружие… Ну, тут оружие, пожалуй, ни к чему, но я не вижу, почему бы тебе не подарить деве-скальду хорошее красивое платье!

– Да, конечно! Сейчас! – Кюна словно бы хотела бежать сама, но передумала и махнула рукой какой-то из женщин:

– Рагнебьёрг, беги достань там из зеленого сундука мое платье, то, новое, которое синее с золотыми цветами на подоле! Нет, лучше красное с голубой тесьмой! И пояс, тот, голубой, с золотой вышивкой и с бусинками, знаешь – где он! Неси скорее сюда!

Женщина ушла, и только тогда дочь конунга подала голос:

– Пожалуй, кюна, лучше бы ты дала синее платье, как собиралась. Красное ведь у нее уже есть.

Вот уж кого Ингиторе не удалось поразить: острые, умные серые глаза конунговой дочери рассматривали ее скорее испытывающе, чем дружелюбно. Йомфру Вальборг была из тех, кто доверяет только привычному или хотя бы понятному, а Ингитора ни к тому, ни к другому не относилась.

– Но ей так идет красное! – Кюна опять посмотрела на Ингитору и всплеснула руками будто бы в изумлении. – К ее рыжим волосам красное подходит лучше всякого другого! И она такая красивая девушка! Правда, конунг? Правда, Вальборг?