Ларек 'Пузырек' (повести и рассказы)

– Подарок друга, - сказал Федор Иванович и махнул отчаянно рукой. Впрочем и часы отдам, если впридачу меня в парную возьмете.

– Пойдемте, если без глупостей, - неожиданно для себя весело позвала Регина.

В то время как Федор Иванович рабочие будни отдавал на создание ракетного щита родины, Регина была победно действующим мастером спорта по фехтованию, а когда молодые мушкетерши стали оттеснять клинком от наград, начала зарабатывать на жизнь в спортшколе. И все бы ничего, да конверсия, перековывая ракеты на сковородки, рапиру тоже начала сокращать как стратегическое вооружение. Пришлось менять ее на бездонную сумку челнока. И здесь Регина стала мастером, мотаясь по пакистанам, таиландам и турциям. Хлеб был тяжелым, но с маслом, машиной и мебелью. Мужика бы еще путнего, с кем разделить маленькие радости жизни. А Федору Ивановичу не с кем было располовинить большие невзгоды. Под шум березового веника сошлись в парной два одиночества.

И стало Федору Ивановичу наплевать на агонию оборонки.

– Опять ты закукарекал!
– качал головой двоюродный брат.

– Не надо грязи!
– счастливо отвечал Федор Иванович.

...За стенами номера мороз заворачивал за тридцать, в парной уши заворачивались от обратных градусов. Федор Иванович с прикрытыми глазами млел, лежа на животе, а по его широкой спине нежно, ласково, упруго похаживал березовый веник. Вот он погнал-погнал жар на поясницу, потом обрушился на нее хлесткой благодатью. Кайф! Лежать и плакать! Зашлепал-зашлепал по спине и богатырским округлостям со следами рокового ожога... Сердце экстазно екало: Ох! Хорошо! Ух! Классно! Стонать и плакать! Федор Иванович перевалился на спину. Веник воздушно накрыл лицо. В нос ударил запах последождевой июльской рощи. Дышать и плакать! Но веник уже зеленым бесом заплясал на волосатой эстраде могучей груди, а потом принялся безжалостно хлестать мускулистые столбы ног...

Громом среди ясного неба в кайфоловную атмосферу влетела Регина и буром пошла на парильщицу, деваху с крепкими руками-ногами и остальным телом.

– Падла!
– неинтеллигентно закричала Регина.
– Я тебе покажу кузькину мать!

И начала показывать кожаной сумочкой-чемоданчиком. Не рапира, а все равно больно румяной парильщице. На ней не было нутриевой шубы, как на Регине. Один веник в руках. Пусть даже вовремя, после Троицы и до Ильина дня срубленный, все одно трудно с таким дуэльным оружием выступать против остроугольной сумочки, находящейся в руках профессиональной фехтовальщицы. Ложный выпад, веник инстинктивно дернулся вверх, прикрывая красиво выпуклую грудь, в это время на не менее красиво выпуклом бедре, некрасиво вспыхнул синяк. Но и Регина пропустила удар веником в голову. Опростоволосился мастер в буквальном смысле - песцовая шапка полетела на пол.

– Сучка!
– ответила Регина словом.

Федору Ивановичу было лестно, что за него бьются две молодые женщины: Регине сорок четыре, девахе и того на 15 лет меньше. Но ведь не до членовредительства... Вон парильщица схватилась за ушибленную грудь...

– Стоять!
– закричал Федор Иванович и бросился разнимать рыцарский турнир за его любвеобильное сердце.

И получил под глаз сумкой, а в глаз веником. Двое дерутся - у третьего чуб трещит.

Веник, уставший от жары и назойливой сумки, начал облетать сухим листопадом, превращаясь в жесткий голик, который все удачнее противостоял фехтовальной сумке. Шуба, чудная для 30-ти морозно-уличных градусов, раза в два увеличивала сто парных. Пот ручьями лился в глаза Регине. Смахивать его парильщица не давала. Почувствовав перегрев соперницы, она перешла в наступление с верхней полки.

И тогда Федор Иванович ринулся разливать мушкетеров в юбке и без. Схватил таз, до краев с кипятком, и швырнул содержимое на раскаленные камни. Каменка ударила горячим ураганом в поединок и в Федора Ивановича. Последний первым выскочил из парной. Следом, жадно хватая ртом воздух, выпрыгнула Регина. Парильщицу бросило к стене так, что иззанозило всю румяную тыловую часть...

... Регина вела машину в нервно-паралитическом ритме. Колом в землю тормозила на поворотах, собакой с цепи срывалась на зеленый, самоубийственно проходила повороты.

– Кобель!
– со злой слезой бросала на заднее сиденье в Федора Ивановича.

– Кобель!

– Я ее как парильщицу нанял!
– отмывался Федор Иванович.

– А почему она голая?
– резонно спросила Регина.

– По-твоему в парной в фуфайке работают?
– не менее резонно парировал Федор Иванович.

– Кобель!
– гнула свое жена.

– Хватит!
– вдруг понесло Федора Ивановича в сторону собственного достоинства.
– Хватит! Я участвовал в 115 пусках ракет! Ядовитого гептилу наглотался больше, чем ты кислорода. Сколько наших мужиков уже гикнулось! Может мне жить осталось с гулькин хвост, а ты не вылазишь из заграницы. Меня от тоски уже стенки загрызли! Да пропади пропадом такая жизнь!

Дома, пугая Регину, схватил чемодан. И напугал. Упала на колени. Заголосила на свою судьбу распроклятую, как все шло наперекосяк в Китае, откуда влетела в парную, как пила кровь красноярская таможня, как сожгли на взлетке товар в знак протеста...

– Брось ты из-за денег убиваться, - успокаивал Федор Иванович.
– Дело наживное.

– Конечно, - ревела Регина.
– Только не уходи! Не уходи!

Как можно бросить женщину в таком растрепанном состоянии? Федор Иванович остался, твердо поклявшись париться только с Региной.

ПРЕДВЫБОРНЫЕ ХЛОПОТЫ

С ножом в руках Еловка готовилась к выборам президента.

Колоть свинью Дерюгин пригласил дружка, Саню Петракова. "Запростака!" сказал Саня. И нецензурно присвистнул, когда увидел с кем предстоит сразиться.

– Ну и вырастил ты слона!
– сказал Саня.

– Дак давай для храбрости, - щелкнул по горлу Дерюгин.

Они выпили по полстакана и пошли в атаку. Решительно завалили на бок свиноматку. Петраков держал за задние ноги. Дерюгин замахнулся и ударил ножом под сердце. Да руке "для храбрости" не хватило. Дрогнула рука. Свинья завизжала, задергалась. Петраков попытался своим весом пригвоздить животину к земле, чтоб не рыпалась. Веса не хватило. Саня получил удар копытом по скуле. После чего свиноматка вскочила на ноги и ринулась в огород.

– Скотина!
– обиженно крикнул ей вослед ушибленный Петраков.

Дерюгин запрыгнул в дом и вылетел оттуда с ружьем. Хавронья, не разбирая дороги, свинячим галопом шла по грядкам. Перепахивала их, как взбесившийся трактор.

– Стоять!
– приказал Дерюгин и выстрелил. Метко, но дробь такой слонихе была до лампочки. Обсыпанная брусничинами крови, свинья ни на йоту не снизила скорость пахоты огорода.

Дерюгин попытался снова поймать ее на мушку.

– Огонь!
– кричал ему под руку Саня. По причине ранения копытом в скулу он залил травму вовнутрь остатками водки, что принимали "для храбрости", и взял на себя роль наводчика двуствольного орудия...

Еловка готовилась к выборам президента.

Размазывая крупные слезы по щекам, бабка Марьиха пришла к соседу Свистунову.

– Петя, - упала ему в ноги, - зареж мою Майку. Я тебя мясом отблагодарю.

– Мне своего девать некуда! Всю живность подчистую порешил!
– сказал Петя и пошел за кувалдой.

С коровами Петя расправлялся ударом в лоб.

– Ой, Господи!
– скрылась Марьиха в дому, дабы не присутствовать при кончине любимой Майки. Майка непонимающе смотрела на Свистунова, готовящегося к роковому удару. Он размахнулся и вдруг кувалда за спиной враз отяжелела.

На ней повисла бабка Марьиха:

– Не бей!
– кричала она.

– Как скажешь, - пожал плечами Петя.
– Но с тебя стакан неустойки.

Приняв в себя неустойку, Петя с кувалдой на плече побрел восвояси.

Через два дома от него Леха Веселов, в генах которого бурлила казацкая удаль предков, сверкая шашкою на солнце, лихо рубал головы гусей.

– Га-га-гад!
– заполошно бегали по двору обреченные птицы.

– Я вам дам "гад"!
– бегал за ними Леха.

– Идиот!
– ловила обезглавленных птиц Лехина жена.