Латино-Иерусалимское королевство

Получается, что франки вовсе не пренебрегали поддержкой, которую могли оказать для защиты королевства уроженцы Сирии. Возможно, даже разрабатывался план массового поселения восточных солдат на землях латинского королевства: если верить Эрнулю, армянский князь Торос, совершая паломничество в Иерусалим, был поражен при виде того, как мало христианских воинов состоят на службе у короля, и предложил тому прислать из Армении три тысячи солдат с их семьями, которые могли бы составить твердое ядро христианских крестьян, храбрых и выносливых. Таким образом, Иерусалим мог бы рассчитывать на воинственный народ, готовый помочь франкам: франко-армянское королевство, сходное с тем, что представляло в то время графство Эдесское, заняло бы место королевства франко-сирийского. Вопрос был вынесен на обсуждение: король и бароны предложили поселить иммигрантов на иерусалимских землях на тех же условиях, что и мусульман, но с той разницей, что, «если королю понадобиться созвать войско, он бы мог их туда призвать». Затея не удалась из-за того, что духовенство претендовало взимать десятину с этих не-католиков, «так как они были христианами, а только мусульмане ничего не платят». Нам неизвестно, насколько правдоподобна эта история, которая, по словам Эрнуля, произошла в 1170 г.^{232}.

Таким образом, вовсе не являясь для франков вечной головной болью, эдаким беспокойным людом, на который беспрестанно приходилось бы оглядываться и устанавливать постоянный надзор, коренное население королевства, пусть даже и исповедующее мусульманскую веру, мирно сотрудничало со своими хозяевами на протяжении всего XII в.: лишь после крушения королевства упаднические настроения охватили мусульманских крестьян и сирийских христиан, слишком привыкших гнуть спину перед своими наследственными владыками. И военной сфере, и в экономической жизни королевства коренное население играло необычайно важную роль, что латиняне очень быстро осознали. Терпимость и уважение к местным традициям, проявляемое франками, которым была чужда всякая радикальная идея, завершили то, в чем они сами были заинтересованы. Местные христиане, свыкшиеся с межконфессиональной ненавистью, видели во франках людей, которые «считают христианами всех, кто поклоняется распятию, без исключения». Мусульмане же видели, как по всей стране их мечети превращают в церкви — но с удивлением можно обнаружить, что в Сирии практиковалось необычное «simultaneum» (богослужение бок-о-бок), которое впоследствии иногда имело место во французских провинциях, как, например в Эльзасе, частично населенных протестантами: Усама, находясь в Иерусалиме, смог помолиться в мечети, превращенной в часовню, с разрешения тамплиеров. И это вовсе не было исключением, вызванным беспокойством о дипломатических приличиях: в 1184 г. Ибн Джубайр описал в Акре две мечети, переделанные под церкви, где христиане оставили действовать мусульманский мирхаб. В этих зданиях мусульмане и христиане собирались вместе, чтобы, каждый со своей стороны, творить молитву^{233}. Такие примеры показывают, насколько полной была акклиматизация франков в сирийской среде: между различными народами произошел симбиоз, благодаря которому королевство смогло существовать и процветать.

Иерусалимское государство было необычайно сложным и представляло собой иерархическое общество, где у каждого были свои права: признание за всеми их прав, здравый политический смысл основателей королевства позволил этому государству, куда входили бароны, «буржуа», Церковь, военные ордена и местные общины, составить гармоничное целое, в котором каждая группа могла существовать, не опасаясь вмешательства в свою особую жизнь. Возможно, ничто так не способствовало этому единению, как феодальный строй, в том виде, в каком он проявился в Сирии, находившейся под контролем государей из Арденн-Анжуйской династии, уважавших законы и обычаи королевства, но умевших заставить всех подчиняться своей власти. Благодаря их политической мудрости королевство, выросшее в результате крестовых походов на побережье Азии, смогло просуществовать около девяноста лет и отнюдь не было непрочным образованием. Эта завоеванная земля была слишком далека от христианского Запада, чтобы вовремя получать подкрепления, необходимые в случае военного поражения. Но сила франков оставалась незыблемой все эти годы, и забота о справедливости, которой руководствовались вожди королевства, дала им возможность, объединив силу с правосудием, поддержать франкское королевство на Востоке.

Вторая часть Второе Иерусалимское Королевство

Падение Иерусалима в 1187 г. ознаменовало конец латинского королевства, чье девяностолетнее существование мы рассмотрели; но вопреки своему внезапному краху — наподобие карточного домика — королевство не погибло окончательно и бесповоротно. Третий крестовый поход, опираясь на франкские владения на Востоке, позволил латинским колониям продержаться еще свыше ста лет (1189–1291 гг.) и восстановить, не без сияния, имя королевства Иерусалимского. Апогеем этих усилий, предпринятых в эпоху третьего крестового похода, стало возвращение Иерусалима Фридрихом II в 1229 г. По правде сказать, только спустя несколько лет, в 1241–1243 гг., королевство почти полностью достигнет своего прежнего размера; но в это время его будет сложно назвать «королевством»: с 1231 г. раздробленная Сирия поднимет мятеж против своего законного «короля», того самого Фридриха II Гогенштауфена, который не считался с правами своих подданных и в разгоревшейся борьбе оказался слабейшей стороной. Только после падения в 1244 г. Иерусалима и Акры имперцы окончательно были изгнаны из Святой Земли, но уже с 1231–1233 гг. иерусалимляне научились обходиться без королевской власти.

Интерес к «второму Иерусалимскому королевству» (1187–1231 гг.) справедливо связан с этим повторным завоеванием (необычайно медленным по сравнению с стремительным натиском в эпоху первого крестового похода) прежнего королевства Иерусалимского, успех которого был обеспечен поддержкой людскими резервами с Запада, пополнившими колонии в Сирии. Но эта поддержка имела и свою обратную сторону: чем быстрее Иерусалимское королевство восстанавливалось в своих прежних границах, тем сильнее оно утрачивало свои отличительные черты, сделавшие из жителей первого королевства настоящую нацию. В последний период своего существования королевству суждено было стать своеобразной мозаикой из колонистов, родом из разных стран, скорее «франкского», чем «французского» происхождения. Этот процесс денационализации начался в 1187–1231 гг.: лишив королевства его объединяющего духа, он привел, после окончательного падения власти Иерусалимского короля, к разрушению франкских колоний в Сирии.

I. Агония и падение королевства

Когда осложнение болезни короля Балдуина IV все чаще стало препятствовать его личному правлению, юный государь стал искать вокруг себя кого-то, кто мог бы его заменить. В 1176 г. он предложил графу Фландрии регентство (бальи) королевства: тот отказался. Затем этот регентство было предложено Гуго III герцогу Бургундскому, которому предстояло жениться на Сибилле. Гуго не согласился. Тогда появилась мысль выдать Сибиллу за иерусалимского барона Балдуина де Рама, который стал бы регентом королевства во время несовершеннолетия трехлетнего Балдуина (V). Но в то время как Балдуин де Рам, который только что уговорил Саладина отпустить его на свободу (он попал в плен в 1179 г.), направился в Константинополь, чтобы выпросить у Мануила Комнина денег для выкупа, графиня Сибилла вновь вышла замуж. По наущению коннетабля королевства Амори де Лузиньяна^{234} (которого Эрнуль обвинял в том, что он обязан своим назначением на этот пост благосклонности Агнессы де Куртене), Сибилла приказала прибыть в Сирию его родному брату, Гвидоги, и влюбилась в него. Балдуин IV, на которого его мать Агнесса де Куртене (несмотря на свой развод с Амори I) оказывала большое влияние, согласился на этот брак, и Гвидо де Лузиньян, младший отпрыск в доме баронов, игравших сравнительно незначительную роль в Пуату, стал, таким образом, графом Яффы и Аскалона и наследником королевства в период малолетства юного Балдуина.

Помимо этого неудачливого молодого человека — и бесхарактерного — окружение Балдуина IV вызывало особенную тревогу: ловкий и отважный, но беспринципный авантюрист Амори де Лузиньян стал преемником доблестного Онфруа II Торонского на посту коннетабля, до этого времени пребывая на службе короля в качестве камерария. Титул маршала королевства, принадлежавший старому соратнику по оружию Амори I Жерару де Пужи, только что перешел к фламандскому рыцарю Жирару де Ридфору. Этот Жирар (которому вскоре было суждено стать Великим Магистром ордена тамплиеров) питал непримиримую ненависть к главному вассалу короля, Раймунду Триполийскому. И главой королевской администрации, сенешалем, являлся не кто иной, как Жослен де Куртене Эдесский, дядя Балдуина IV, старый сеньор Харима, попавший в плен к туркам в 1164 г. и получивший свободу двенадцатью годами позже^{235}. Гильом Тирский открыто обвинял в алчности сестру Жослена Агнессу, которая опустошала королевскую казну: Балдуин IV не осмеливался противоречить матери и своему окружению: «В то время как он [граф Триполи] находился далеко от двора, а король был болен и не мог заниматься делами королевства, то желанием всех стало оборачивать в свою пользу доходы с земли; и не было среди них ни одного честного человека, который удержал бы их^{236}. Прежде всех повинна в этих злоупотреблениях мать короля, которая не была благоразумной женщиной; ибо очень любила власть и была очень жадна до денег; в этом помогал ее брат, сенешаль страны, и не было ни одного барона, который указал бы им». Прибавим к этим персонажам патриарха Ираклия, избранного, несмотря на свои прегрешения, 16 октября 1180 г., благодаря покровительству, которое оказывала ему Агнесса Эдесская, и тогда становится ясно, в какой атмосфере неразберихи и гнусности агонизировал несчастный Балдуин IV в 1180–1182 гг.

Самым жадным был, без сомнения, сенешаль Жослен. Потеряв графство Эдесское (1151 г.), затем Харим (1164 г.), он составил из многочисленных пожалований крупный домен, который выведен в «Ассизах» на пятое место среди бароний королевства, под именем «сеньории графа Жослена». Изначально ему был пожалован всего лишь замок Сен-Эли, но он прибавил к нему прочие владения: его женитьба на одной из наследниц Генриха Буйвола де Мильи, сеньора де Сен-Жорж и дю Букио, принесла ему треть этой значительной сеньории, расположенной в горах под Акрой. В 1178 г. он выпросил себе аббатство Гранашери и землю Гильома де Круази. В 1179 г. он купил у камерария Жана часть его «камерарного» фьефа (de feodo camerariae regis), в Ланахии и Казаль-Бланке, около Акры, и получил оммаж от Алома де Горанфло; затем приобрел, за 4500 безантов, земли виконтессы Акры Перонеллы, равно как, за. выплату годовой ренты в 600 безантов, тот самый фьеф Сен-Жорж (который принадлежал старшей дочери Генриха Буйвола, вышедшей замуж за Адама де Бейсана) с регентством над сыновьями Адама. В 1181 г. граф добыл еще ренту («ассизу») с таможни («цепи») Акры, которая принадлежала Филиппу Рыжему, кузену короля, уступившему ее в благодарность за заем в 2000 безантов, предоставленный ему Жосленом. Сенешаль передал королю замок Сен-Эли, но взамен вынудил уступить себе Шато дю Руа с его угодьями, ренты в 1000 безантов с Тира и Акры, замок Марон и оммажи, которые до этого приносили королю за свои фьефы Жан Банье, Сен-Жорж, и Жоффруа ле Тор. В 1183 г. Жослен получил новую ренту в 1000 безантов с таможни («цепи») Акры, увеличив свой домен в окрестностях этого города, и добился отмены налогов на сахар, который вырабатывали в его владениях. В это время Онфруа IV Торонский, сеньор Трансиордании, женился на сестре Балдуина IV, Изабелле. Он передал королю свою сеньорию Торон и взамен принял ренту с таможни («цепи») Акры и Марона, которые Жослен согласился ему уступить. Но Жослен не остановился на этом: в качестве вознаграждения он добился от Ги де Лузиньяна все той же Торонской сеньории и Шатонефа (1186 г.) и прикупил к этому, за 5000 безантов, фьеф Кабор, заставив короля отдать ему завещанное имущество своей сестры Агнессы. Другие финансовые операции также прибавили ему богатства, и он выдал свою старшую дочь замуж за брата Ги де Лузиньяна, Гильома де Баланса, дав за ней в приданое… все те же фьефы, которые только что получил от Ги — Торон, Шатонеф, Кабор и «камерарный» фьеф^{237}.

В связи с подобными скупками, по большей части осуществленными в ущерб королевскому домену одним из главных чинов королевства, понятен страх, который охватил клику, окружавшую Агнессу Эдесскую при новости о прибытии графа Раймунда III Триполийского в Иерусалим в 1182 г.: граф Раймунд был самым близким родственником Балдуина IV после его сестер, занимал пост регента в период несовершеннолетия короля и пользовался необычайным влиянием в среде баронов, которые с трудом переносили засилье придворной камарильи, куда более пагубное, чем в правление Амори I. Тогда Балдуина IV смогли убедить, что Раймунд в действительности прибыл захватить корону, чему необходимо помешать: король запретил своему кузену и основному вассалу (Раймунд владел в королевстве Галилеей), пересекать границу государства. Скандал, разразившийся из-за этого оскорбления, был огромен: бароны выступили посредниками и смогли с большим трудом заставить Балдуина отказаться от своего решения^{238}.

В 1183 г. болезнь Балдуина сильно осложнилась; ему пришлось оставить бразды правления своему шурину, что было в рамках закона, сохранив для себя город Иерусалим и ренту в размере 10 000 безантов. Но Ги слишком возгордился; его военная кампания против Саладина в октябре 1183 г. подверглась критике со всех сторон, и, главное, он совершил существенный промах, поведя себя как король, несмотря на простой титул регента: когда Балдуин IV попросил обменять Иерусалим на Тир, климат которого полагал более полезным для своего здоровья, Ги отказал ему. В ярости король собрал своих основных вассалов, Ибеленов (которые не простили Ги женитьбу на Сибилле в обход Балдуина де Рама), Раймунда III, Боэмунда III Антиохийского, Рено Сидонского и передал регентство над королевством Раймунду. Введя новшество в кутюмы королевства — мера, которая показывает, насколько неуверенно чувствовал себя на троне Балдуин IV, ибо она напоминает действия первых Капетингов — государь приказал также короновать юного Балдуина V, родившегося от первого брака Сибиллы. Кроме того, чтобы помешать Ги претендовать на трон, король приказал немедленно обвенчать свою вторую сестру Изабеллу с Онфруа IV Торонским, хотя ему не исполнилось и одиннадцати лет (ноябрь 1183 г.). Подумывали даже разлучить Сибиллу с Ги, но тот увез свою жену в Аскалон. Балдуин IV призвал Ги предстать перед Высшей курией; Ги ответил, что не может прибыть по причине болезни. Король даже лично появился под стенами Аскалона: Ги запер ворота и отказался его впустить. Тогда Балдуин объявил о конфискации графства Яффы и Аскалона и занял Яффу^{239}.

После король собрал в Акре «парламент» королевства, чтобы обсудить вопросы как внешней (воззвание к новому крестовому походу), так и внутренней политики: он настоял на признании Сибиллы незаконнорожденной, равно как и себя, отметив, что сам получил королевство от своего дяди и крестного отца «filliolage»^{240}, оправдывая таким образом факт своего правления — и попросил лишить Ги и Сибиллу наследства. Патриарх Ираклий и магистры военных орденов захотели вступиться за Ги. Король не обратил на них внимания: тогда эти трое высших лиц королевства отказались отправиться на Запад, чтобы призвать к новому крестовому походу. Это был настоящий мятеж, но Балдуин IV остался государем (несмотря на то, что Аскалон находился в руках у Ги, который напал на бедуинов вопреки дарованному им королевскому покровительству, что окончательно рассорило его с королем). Тогда Балдуин IV собрал своих баронов; он готовился умереть и приказал им поклясться, что регентство на период несовершеннолетия Балдуина V будет доверено Раймунду III. Матери ребенка было отказано в его попечении: эта задача была поручена самому близкому родственнику юного короля, сенешалю Жослену. Со своей стороны, Раймунд III попросил, желая избежать обвинения в видах на корону, чтобы крепости были отданы на сохранение тамплиерам и госпитальерам, чтобы в случае смерти маленького Балдуина регентство оставили за ним еще на десять лет, до того момента, как государи Запада смогут решить, чьи права на престол являются более вескими — Сибиллы или Изабеллы. Балдуин V был коронован, и его дядя вскоре умер. Однако магистром ордена тамплиеров был только что избран маршал королевства Жирар де Ридфор^{241}: таким образом, один из двух орденов попал в руки заклятого врага нового регента.