Лавиния и ее тульпа

– Мы некурящие, - гордо отозвалась Лека.

– Правильно, - одобрил собеседник, - А можно с вами познакомиться?

– Да легко, - разрешила Лека.

– Марек, - представился один.

– Казик, - представился второй.

– Ольга, - назвала свое полное имя Лека - в назидание Мареку и Казику.

– Лавиния, - пробормотала сквозь зубы Вишня. Так уж ее звали - Лавиния - Лавровишня - Вишня.

– Завтра на площадке за кемпингом - дискотэка, - поведал тот, который Марек, - дамы, вы идете?

– А что еще тут делать?
– отвечала Лека, - Скукотища же. Так что да, идем.

– Тогда до встречи, - неуклюже поклонился Марек, - на дискотэке. Оревуар.

– Цзай дзян, - отозвалась Лека.

– Ты их обругала?
– с надеждой спросила Вишня, провожая взглядом удаляющиеся спины.

– Нет, попрощалась по-китайски. Зуб за зуб, глаз за глаз.

– У нас свидание, - вздохнула мечтательно Вишня, - поистине, тульпа меняет вашу жизнь.

– А ты что - вызывала?
– спросила Лека, - Я-то забросила это дело. Скука.

– Вызывала, - мрачно призналась Вишня, - На свою голову. Пойдем завтракать, нас уже, наверное, заждались.

– Тебе который больше нравится - Марек или Казик?

– Никоторый, я на них не смотрела. Так что можешь выбрать первая - любого.

Ночью, в палатке, когда Лека уже уснула и тихонечко сопела под боком, в своем спальном мешке - Вишня все не могла сомкнуть глаз. Она уже знала все - и внешность, и голос. Синие глаза книжного капитана, его же черные кудри и цвет кожи - смесь персикового, янтарного и чуть-чуть орехового. Вишня видела такой цвет лица у одного болгарского студента и поэтому очень хорошо его себе представляла - у таких мужчин еще к вечеру на лицо ложится сиреневатая тень от быстро отрастающей щетины. Вишня считала, что это обалдеть как красиво. Голос - мягкий, с французским акцентом, это уже от герцога Лозэна, он же собирался в Россию к Екатерине - значит, учил язык. И точеный профиль господина Левенхоф, его чуть приподнятые удивленные брови, эту его постмортем-гримасу Вишня все никак не могла забыть. А имя - пусть придумает себе сам. Хорошая задачка для подсознательного.

Три ступени - вверх - и открывается дверь. И спектакль продолжается с того самого места, где был прерван - Вишня стоит перед зеркалом, глаза ее закрыты, и тепло за ее спиной. Обжигающая волна - интереса, любопытства. Симпатии? Вишня слышит за спиной один осторожный шаг, навстречу, и две горячие ладони ложатся на ее плечи. Здравствуй. Лавиния. "Есть контакт" - думает Вишня. Она приоткрывает глаза - это так забавно, открывать и закрывать глаза, но в собственном сне - и горячие руки скользят с ее плеч, огненным кольцом обхватывают ее и чуть-чуть толкают назад, и затылок ее упирается, кажется, в его ключицу. Он очень высокий. И теплый. У тебя смешная шляпа.

– Не говори в моей голове, - просит Вишня, - говори со мной так.

Сквозь ресницы она видит его руки, наполовину скрытые манжетами. Это черно-серебряный испанский камзол капитана, из книжки. И его же испанские кружева. Кисти рук крупные, но и не медвежьи лапы, и почти на каждом пальце - причудливый перстень. Это барокко, да. Тогда все так ходили.

– Хорошо, Лавиния, - этот голос старается быть мягким, и стесняется быть громким, быть самим собой, но может он и грохотать, как обвал в горах, - Посмотри же на меня. На нас с тобой.

– Ты - это я, - напоминает Вишня.

– Не совсем. Уже - не совсем, - у него есть акцент, французский ли - кто знает? Вишня открывает глаза - и ощущает скромную гордость демиурга. Он потрясающий. Даже если таким его делает "прелестное" зеркало - но зеркало же не в силах сделать красивее саму Вишню. Он очень высокий, в черно-серебряном, как и было задумано. Очень черные волосы, но не локонами, они собраны в хвост, закрывающий уши. Глаза не получились синими - наверное, вмешался подсознательный ценз, внутренний борец с пошлостью - они черные, и приподняты к вискам, как у дракона, как у остзейского барона, как у нюренбергской куклы. Все остальное - такое, как и было задумано. Цвет лица, хищный профиль, трагические брови. Вишня чувствует себя, как ребенок на новом году, под елкой с подарками - и это все - мне?

– Ну как?
– он снимает с Вишни нелепую шляпу и осторожно целует девочку в затылок, и смотрит в зеркало поверх ее затылка, своими чудными драконьими глазами.

– Я молодец, - Вишня ловит в зеркале его взгляд, - хорошо получилось.

– Спасибо, что пригласила, - нелепая шляпа отлетает куда-то прочь, и горячая рука опять смыкает вокруг Вишни кольцо, пальцы в перстнях ложатся на черно-серебряное шитье, - Это было не твое, тебе такое не идет.

Это объятие - как огненный круг - и тепло за спиной. Ощущение покоя и защиты. Все так, как надо. Ты наконец-то дома. Все так, как и должно быть.

– Не говори в моей голове, - напоминает Вишня.

– Это уже не я, это ты сама, Лавиния, - он улыбается, и Вишня вдруг понимает, кто это. Странно, что раньше не понимала.

– Как тебя зовут?

И он склоняется к ее уху, и шепчет свое имя. В его шепоте и лукавство, и гордость. Он словно читает то, что уже написано у нее перед глазами - бегущей строкой, как субтитры. Ты ведь уже знаешь это, правда? Спасибо, Лавиния, спасибо, что пригласила.

Красный мяч летел, летел над морем - и закачался на волнах, и поплыл в направлении Швеции. С берега раздался рев, и мамаша засучила трикотаны и отправилась выручать мяч. Лека сидела на полотенце с мечтательным лицом, а Вишня - с мрачным. Панамы на ней не было. Лямки ее комбинезона были отстегнуты - она так и пришла от палатки, штаны спустились на бедра и стали наконец-то нормальной длины.

– Где-то сейчас наши принцы?
– вздохнула Лека, - Марек и Казик?

– Подушки давят, - предположила Вишня.

– Что у тебя со штанами?
– спросила Лека, - И где шляпа?

– Лямки провалились в туалете в очко с говном, - злобно отвечала Вишня, - пока я пыталась их отстирать - на шляпу насрала чайка. Чуть-чуть попало и мне на хвост.

– Ты шутишь?
– не поверила Лека.

– Если бы. Дискотэка, как говорит наш Марек, отменяется. Я вся воняю, как золотарь. Как засранный золотарь. Как протухшая треска.

– Переоденься, - предложила Лека, - и вымой голову.

– Второе невозможно, хвост зацементировался. И первое - невозможно, не во что. Не в папины же штанцы - я в них утону. А шляпу я, кстати, выбросила. Тульпа изменит вашу жизнь, да.

– А причем здесь тульпа?
– удивилась Лека.

– Да так. У вас в хламе есть - ножницы?

– Зачем?
– испугалась Лека.

– Увидишь.

Вишня первым делом обрезала хвост, и Лека помогла ей выстричь коротко затылок - получилось непонятно, то ли средней красоты девочка, то ли неприлично хорошенький мальчик. В любом случае - симпатично. Вишня вернула на нос очки и посмотрела на себя в зеркальце.

– Я похожа теперь на Егора Летова, - сказала она грустно.

– Нет, на Энни Леннокс, - утешила ее Лека.

Вдвоем они отрезали от комбинезона лямки, и Лека утащила вонючие обрезки на помойку. У Павла нашлись подтяжки, и теперь комбинезон опустился ниже и сделался нормальной длины - лежал на кедах, а не болтался над ними, как пролетарское знамя.

– А здорово, - признала Лека, - тульпа изменит вас, это правда.

– Увы, - вздохнула Вишня, - и выест ваш мозг. Теперь я его боюсь.