Лайла. Сквозь галактику за счастьем

Госпожа Маас под конец моего спонтанного выступления даже пустила слезу, расчувствовавшись и явно пропустив через себя красивые строки о любви и разлуке.

“Ты схватила меня своей песней за самое сердечко!” — так прокомментировала землянка услышанное, расплываясь в довольной, немного грустной улыбке. — “Все, теперь будешь петь для меня весь полет. И только попробуй отказаться! Я обижусь. Вот прямо сильно-пресильно, сразу предупреждаю!”.

“О, нет!” — схватилась я за голову, хотя похвала со стороны переводчицы, редко сконцентрированной не на себе, а на чем-либо еще, мне, без сомнения, польстила.

Дафна оказалась навязчивым, но благодарным слушателем, поэтому я действительно пообещала ей спеть еще что-нибудь, когда мы обе будем свободны от служебных обязанностей.

Талис же, бьюсь об заклад, тоже слышал мое пение, только не вживую. Напарник ничего никогда не комментировал и вообще отсутствовал во время моих импровизированных выступлений в агроотсеке. Но он наверняка просматривал гало-записи происходящего в оранжереях в мою смену, так как нам положено было таким образом контролировать работу друг друга.

Де Сильва больше ни разу не намекнул на какой-то романтический интерес к моей персоне. Наоборот, никогда не переступал выставленные мной еще до вылета с “Экраны” границы, выбрав в качестве нового объекта для завоевания молоденькую верданку-механика, что меня полностью устраивало. Специалистом в своем деле Талис оказался прекрасным, да и человеком в целом неплохим - легким, отходчивым, ответственным и добродушным.

Мы без проблем общались с ним по рабочим вопросам и ни разу не поспорили или не сошлись во мнении, негласно объединившись для достижения главной озвученной нам Лелуко Тадом еще на станции цели — довести порученные нам растения в Икелан жизнеспособными и пригодными для дальнейшего использования.

И да, кстати, я действительно снова начала петь на третьи или четвертые сутки полета. Это стало для меня определенным видом самоисцеления и психологического очищения. Иногда песня лилась из меня сама, непроизвольно, соответствуя моему внутреннему состоянию. То веселая и игривая, то лиричная и пронзительная. Она, как и когда-то раньше до развода, всегда шла исключительно из души, однозначно давая мне понять: я снова начинаю жить в полную силу.

— Оба, — хохотнул мой начальник. — И судя по их восторгам, у вас действительно талант и прекрасный голос. В связи с этим у меня будет к вам небольшая просьба: не могли бы вы завтра во время ужина выступить на нашем небольшом празднике?

— Завтра день рождения полковника Полякова, — вспомнила я. Действительно, Дафна что-то такое говорила о небольшой вечеринке в честь нашего командира, которую организует экипаж.

— Все верно, и я хотел бы попросить вас спеть и сыграть на вашем сигойнском инструменте. Полковник — большой любитель и ценитель музыки, причем живой, а не искусственной, и такое выступление станет для него поистине шикарным подарком, могу с уверенностью это пообещать. Настаивать, как вы понимаете, не смею, но буду рад, если вы согласитесь.

Я гулко сглотнула и прикусила губу. Опыт моих предыдущих концертов для более чем двух разумных в качестве зрителей показал, что у меня определенно имеется страх сцены: трясутся и потеют руки, срывается голос, кружится от волнения голова.

Как я уже говорила, пары раз, когда бабуля Нана брала меня с собой в качестве помощницы на ее выступления в квартале развлечений нижнего тора “Экраны” еще в детстве, хватило с лихвой, чтобы понять, что ее ремесло, да и вообще привычный сигойнам вид заработка, для меня совершенно не подходит. Бабушка тогда махнула на меня рукой, а я не стала бороться со своим страхом и пытаться как-то его преодолеть, тем более вскоре нашла себя в другом занятии, выбрав работу в агроотсеке.

— Я не могу выступать перед толпой, шеф, — повинилась я, решив быть максимально откровенной во избежание всяческих недопониманий. — В этом я могу заверить вас точно, исходя из моего предыдущего, не совсем приятного и, прямо скажем, почти провального опыта. Вот такая я нетипичная сигойна.

— Жаль, я так рассчитывал на ваш положительный ответ, — вздохнул хольмин. — Не поймите меня неправильно, Лайла, дело не в вашей принадлежности к сигойнам в принципе, а именно в том, что я случайно услышал, как отзывается о вашем пении и игре на манипуляторе госпожа Маас в кают-компании в разговоре с младшим Советником Бишаром. А как вы знаете, наша Дафна просто так, за красивые глаза, никого хвалить не станет. Талис де Сильва тоже упомянул о том, что вы поете, но предупредил, что раз вы делаете это исключительно в одиночестве, то вряд ли настроены развлекать других членов экипажа. Среди наших служащих других музыкально одаренных разумных просто нет. Если бы были, я бы не стал так настаивать, понимая вашу проблему и связанные с ней опасения, но...

Хольмин провел ладонью верхней правой руки по зеленовато-серой, лишенной волос широкой макушке. Я с сожалением вздохнула, ощущая, что начальник действительно очень рассчитывал на мою помощь и расстроен моим отказом, но, разумеется, ни к чему принуждать меня не станет.

Сама бы с радостью спела для капитана Полякова, который очень импонирует мне как командир миссии и личность и, как мне кажется, действительно старается изо всех сил, чтобы экспедиция в Икелан прошла для всех ее участников безопасно и удачно, атмосфера на корабле оставалась здоровой и позитивной, а дисциплина при этом — железной.

Но как справиться с боязнью спеть при большом скоплении разумных, умудрившись при этом достойно выступить, порадовав главу миссии, и не опозориться?

Ну, Дафна, удружила, так удружила, болтушка...

К слову, гиперактивная и целеустремленная переводчица все же завлекла в свои сети “та-а-акого мужчину”, дипломата с колонии Нум, Амори Бишара, на которого положила глаз еще перед полетом. Теперь землянин по собственной инициативе увивался за рыжей красоткой, а она, покапризничав для приличия, с радостью нырнула в эти пока еще не особо серъезные отношения, прожужжав мне все уши о достоинствах своего поклонника и своих планах по удержанию его в своих цепких лапках даже после окончания экспедиции.

Майор Лазар Витлок, один из заместителей капитана “Невуса” и еще один поклонник Дафны, оскорбился тем, что переводчица променяла его на другого, и пытается теперь всеми силами ее вернуть.

В общем, вокруг госпожи Маас кипели нешуточные страсти, которые, разумеется, учитывая закрытое пространство фрегата и малое количество мест для полного уединения, являлись достоянием всей команды, как и все прочие личные отношения, даже пусть особых слухов о ком-либо никто не распускал.

О целях экспедиции, безусловно, служащие "Невуса" не забывали и своими непосредственными обязанностями не пренебрегали, при этом умудряясь еще и влюбляться, ревновать, расставаться, бороться за внимание друг друга и выяснять отношения, делая это стремительно и не затягивая с долгими ухаживаниями, так как экспедиция не бесконечна, а после нее жизнь уже будет совсем иной.

Наверное, некрасиво будет так считать, но я рада, что нахожусь в стороне от всех этих историй, и внимание членов экипажа сосредоточено на ком-то другом, а не на моей персоне.

Несколько мужчин из команды, ожидаемо, попытались приударить и за мной. Один из них, особо настойчивый и, в отличие от де Сильвы, крайне непонятливый брианец, капитан Эйор Альто, до сих пор так и не отстал. Но скоро, надеюсь, и он быстро поймет, что это бесполезно. Мое сердце молчит, да и тело как-то не спешит сигнализировать мне о том, что ему требуется мужская ласка. Так что ни о каких нерабочих связях с кем-то из экипажа я даже не помяшляю, прослыв среди своих сослуживцев-мужчин, как донесла мне Дафна, "холодной", "неприступной" и даже "бесчувственной".