Лазурный берег

«Эх, надо было 270 предложить»,— сокрушался Егоров.

— Вон к той, что ли?..— переспросил Пастухов.— Богатая яхта.

— «Мрия»,— прочел название Рогов.— Мечта по-украински. О чем это он, интересно, мечтает?

— О встрече с тобой, Василий Иванович! Давно не видел русских ментов, соскучился.

— А кто он-то? — спросил Тимофей.— Кто хозяин?

— Киношник один... Продюсер. Фильм на фестиваль привез.

Мотор оказался зверем: Рогову показалось, лодка донеслась до яхты по глади залива в два прыжка. Значит, есть там внутри детали. Не только тяжелые металлы...

Николай с палубы настороженно глянул на лодку. Расстегнул кобуру. Он был на яхте один.

— Хозяин твой дома?! — крикнул Плахов.

— Это о ком ты? — мрачно спросил Николай.

— О Демьяне, о ком еще! — снова крикнул Плахов. Николая аж передернуло. Орет, кретин, на все Канны. Провокатор? Что за гады, вообще?..

— Нет его! — демонстративно сплюнул Николай.

— А когда будет?! — Плахов общался с Николаем властным уверенным тоном. Охранник даже немного смутился.

— Он мне не докладывает!

— Так свяжись с ним! — наседал Плахов,

— А вы кто такие?! — разозлился Николай.

— Мы ему сами объясним! — вступил Рогов.

— Сначала мне объясните!..

— Твое дело доложить! — крикнул Рогов.

— Что?! — не выдержал Николай.— Ах ты сморчок!

— Вот, везде так... — расстроился Рогов.— Везде, где наши сограждане,— хамство и грубость! Согласитесь, Игорь Сергеевич... Эй, ты, давай повежливей! Сам сморчок!..

Лицо Николая как-то мгновенно побурело. Словно лампочку внутри головы включили. Он не слишком любил, когда его оскорбляли.

— А ну-ка, на хер, валите отсюда! — выхватил он пистолет.— Пока лохань вашу не продырявил!

— Спрячь пушку, дурак!

Николай пальнул в воздух. Сотни жирных чаек одновременно поднялись с воды и с соседних яхт, на мгновение застив охраннику солнце. Кто-то иной из каннских гостей вспомнил бы в этот момент фильм Хичкока «Птицы», но Николай плохо разбирался в кинематографе — любимым его фильмом был «Иван Васильевич меняет профессию».

«А ведь и впрямь дурак,— прикинул Николай.— Как бы полиция на выстрел не заявилась. Хозяин убьет».

Мотор взревел.

Через несколько секунд, у подножия маяка, Тимофей Пастухов орал на «убойщиков»:

— Продюсер, мать-перемать!.. Продюсеров таких, мать-перемать, кинематографисты выискались, мать-перемать, чтоб вас...

— Не кипятись, путешественник, — утешал его Плахов.— Зато мотор проверили. В боевых условиях.

Пастухов простил оперативников, лишь когда они рассказали ему правду о своей тайной миссии. Путешественник уважал законы. И правоохранительные органы уважал. В частности — родную милицию. В Магадане в позапрошлом году у него украли трех собак. Милиция местная всю ночь не спала. Пастухов, правда, не знал, что милиция сама собак и сперла — по приказу какого-то генерала. Тот собирался баллотироваться в какие-то депутаты, и фотографии со счастливым Тимофеем и спасенными песиками были неплохим пиаром. И хорошо, что не знал.

— Мне однажды на Кубе спасательный круг украденный полиция нашла,— припомнил он еще,— Так что я всегда рад помочь. Обращайтесь!

— А у нас в Питере слона недавно ловили,— по ассоциации с собаками вспомнил Рогов.

— Слона?!

— Ну! Позвонил ночью какой-то хрен: у меня, говорит, слон сбежал.

— Где ж он его взял?

— Якобы из Финляндии вез в фургоне. Придумал тоже — из Финляндии. Родина слонов, можно подумать... И ведь поверили!. Тоже всю ночь искали. Объявили операцию «Перехват».

— «Хобот» она называлась,— поправил Плахов.

— Точно: «Хобот».

— Так что, не было слона? — не понял Пастухов.

— Да откуда... — шмыгнул носом Рогов.— Пошутил кто-то.

— Глупая шутка,— рассудил Пастухов.— Милиция работает, людей сторожит, а этот со слоном...

Не зная, чем еще выразить свое расположение к новым друзьям, Тимофей показал им свое свежее изобретение — странный агрегат с длинным гофрированным шлангом.

— Ни в жисть не угадаете, что такое, мать-перемать,— с гордостью сказал покоритель стихий.

— Рассказывай! — согласился Плахов.

— Пресс для выдавливания пресной воды из рыб. Собственной конструкции.

— Не уверен, что понял,— поднял брови Рогов.

— В рыбах есть пресная вода,— пояснил Пастухов.— Вдруг в море опреснитель откажет. Буду из рыбы давить. Сюда бросаешь рыбку, а отсюда вытекает вода.

— Ловко,— одобрил Рогов.— У тестя похожий. Тоже собственной конструкции. Только вместо рыбы яблоки...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Катана для Тарантино и мохнатая попа

Егоров был так увлечен беседой с какой-то особой в сиреневом купальнике, что Плахова и Рогова не заметил. Те расположились неподалеку, чтобы было слышно, что вещает старший группы. А тот говорил вещи для милицейского подполковника удивительные:

— В 1953 году жюри фестиваля приняло особое заявление, где выражало восхищение творчеством Уолта Диснея. Старика в это время травили в Америке, и поддержка кинематографической общественности была очень кстати...

Про травлю в Америке Егоров добавил для красного словца. В «Кинокалендаре», откуда он почерпнул много информации о Каннском фестивале, про это ничего не было.

— Надо же! удивилась Кристина.

— Отличилась в том году и советская делегация. Привезли, прикиньте, Кристина, для приема сто двадцать килограммов черной икры.

— Ух ты! Мне бы сейчас хоть килограмм...

— Золотая же пальмовая ветвь впервые присуждена в 1955 году, Кристиночка. И называется она так не для понтов, а в натуре выполнена из золота...

— Обалдеть! Мне бы сейчас хотя бы сто граммов...

— Не то слово!.. А в 1958-м Михаил Калатозов...

— Надо же, как заливает,— удивился Плахов.— Думаешь, гонит? Или это правда все?

— Егорову такое не выдумать. Особенно про травлю Диснея. Наизусть шпарит. Выучил в дороге. Я у него вырезки видел.

— М-да...

Накупались сегодня до посинения. Тело приятно гудело, мышцы ныли.

— Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья, как сказал бы Семен.

Вспомнив о питерских коллегах, Рогов помрачнел.

— И чего делать будем, Вась?

— Можно завтра еще попробовать... Тимофей не отказывается плавать.