Лазурный берег
Шрифт:
«Эх, надо было 270 предложить»,— сокрушался Егоров.
— Вон к той, что ли?..— переспросил Пастухов.— Богатая яхта.
— «Мрия»,— прочел название Рогов.— Мечта по-украински. О чем это он, интересно, мечтает?
— О встрече с тобой, Василий Иванович! Давно не видел русских ментов, соскучился.
— А кто он-то? — спросил Тимофей.— Кто хозяин?
— Киношник один... Продюсер. Фильм на фестиваль привез.
Мотор оказался зверем: Рогову показалось, лодка донеслась до яхты по глади залива в два прыжка. Значит, есть там внутри
Николай с палубы настороженно глянул на лодку. Расстегнул кобуру. Он был на яхте один.
— Хозяин твой дома?! — крикнул Плахов.
— Это о ком ты? — мрачно спросил Николай.
— О Демьяне, о ком еще! — снова крикнул Плахов. Николая аж передернуло. Орет, кретин, на все Канны. Провокатор? Что за гады, вообще?..
— Нет его! — демонстративно сплюнул Николай.
— А когда будет?! — Плахов общался с Николаем властным уверенным тоном. Охранник даже немного смутился.
— Он мне не докладывает!
— Так свяжись с ним! — наседал Плахов,
— А вы кто такие?! — разозлился Николай.
— Мы ему сами объясним! — вступил Рогов.
— Сначала мне объясните!..
— Твое дело доложить! — крикнул Рогов.
— Что?! — не выдержал Николай.— Ах ты сморчок!
— Вот, везде так... — расстроился Рогов.— Везде, где наши сограждане,— хамство и грубость! Согласитесь, Игорь Сергеевич... Эй, ты, давай повежливей! Сам сморчок!..
Лицо Николая как-то мгновенно побурело. Словно лампочку внутри головы включили. Он не слишком любил, когда его оскорбляли.
— А ну-ка, на хер, валите отсюда! — выхватил он пистолет.— Пока лохань вашу не продырявил!
— Спрячь пушку, дурак!
Николай пальнул в воздух. Сотни жирных чаек одновременно поднялись с воды и с соседних яхт, на мгновение застив охраннику солнце. Кто-то иной из каннских гостей вспомнил бы в этот момент фильм Хичкока «Птицы», но Николай плохо разбирался в кинематографе — любимым его фильмом был «Иван Васильевич меняет профессию».
«А ведь и впрямь дурак,— прикинул Николай.— Как бы полиция на выстрел не заявилась. Хозяин убьет».
Мотор взревел.
Через несколько секунд, у подножия маяка, Тимофей Пастухов орал на «убойщиков»:
— Продюсер, мать-перемать!.. Продюсеров таких, мать-перемать, кинематографисты выискались, мать-перемать, чтоб вас...
— Не кипятись, путешественник, — утешал его Плахов.— Зато мотор проверили. В боевых условиях.
Пастухов простил оперативников, лишь когда они рассказали ему правду о своей тайной миссии. Путешественник уважал законы. И правоохранительные органы уважал. В частности — родную милицию. В Магадане в позапрошлом году у него украли трех собак. Милиция местная всю ночь не спала. Пастухов, правда, не знал, что милиция сама собак и сперла — по приказу какого-то генерала. Тот собирался баллотироваться в какие-то депутаты, и фотографии со счастливым Тимофеем и спасенными песиками были неплохим пиаром. И хорошо, что не знал.
— Мне однажды на Кубе спасательный круг украденный полиция нашла,— припомнил он еще,— Так что я всегда рад помочь. Обращайтесь!
— А у нас в Питере слона недавно ловили,— по ассоциации с собаками вспомнил
Рогов.— Слона?!
— Ну! Позвонил ночью какой-то хрен: у меня, говорит, слон сбежал.
— Где ж он его взял?
— Якобы из Финляндии вез в фургоне. Придумал тоже — из Финляндии. Родина слонов, можно подумать... И ведь поверили!. Тоже всю ночь искали. Объявили операцию «Перехват».
— «Хобот» она называлась,— поправил Плахов.
— Точно: «Хобот».
— Так что, не было слона? — не понял Пастухов.
— Да откуда... — шмыгнул носом Рогов.— Пошутил кто-то.
— Глупая шутка,— рассудил Пастухов.— Милиция работает, людей сторожит, а этот со слоном...
Не зная, чем еще выразить свое расположение к новым друзьям, Тимофей показал им свое свежее изобретение — странный агрегат с длинным гофрированным шлангом.
— Ни в жисть не угадаете, что такое, мать-перемать,— с гордостью сказал покоритель стихий.
— Рассказывай! — согласился Плахов.
— Пресс для выдавливания пресной воды из рыб. Собственной конструкции.
— Не уверен, что понял,— поднял брови Рогов.
— В рыбах есть пресная вода,— пояснил Пастухов.— Вдруг в море опреснитель откажет. Буду из рыбы давить. Сюда бросаешь рыбку, а отсюда вытекает вода.
— Ловко,— одобрил Рогов.— У тестя похожий. Тоже собственной конструкции. Только вместо рыбы яблоки...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Катана для Тарантино и мохнатая попа
Егоров был так увлечен беседой с какой-то особой в сиреневом купальнике, что Плахова и Рогова не заметил. Те расположились неподалеку, чтобы было слышно, что вещает старший группы. А тот говорил вещи для милицейского подполковника удивительные:
— В 1953 году жюри фестиваля приняло особое заявление, где выражало восхищение творчеством Уолта Диснея. Старика в это время травили в Америке, и поддержка кинематографической общественности была очень кстати...
Про травлю в Америке Егоров добавил для красного словца. В «Кинокалендаре», откуда он почерпнул много информации о Каннском фестивале, про это ничего не было.
— Надо же! удивилась Кристина.
— Отличилась в том году и советская делегация. Привезли, прикиньте, Кристина, для приема сто двадцать килограммов черной икры.
— Ух ты! Мне бы сейчас хоть килограмм...
— Золотая же пальмовая ветвь впервые присуждена в 1955 году, Кристиночка. И называется она так не для понтов, а в натуре выполнена из золота...
— Обалдеть! Мне бы сейчас хотя бы сто граммов...
— Не то слово!.. А в 1958-м Михаил Калатозов...
— Надо же, как заливает,— удивился Плахов.— Думаешь, гонит? Или это правда все?
— Егорову такое не выдумать. Особенно про травлю Диснея. Наизусть шпарит. Выучил в дороге. Я у него вырезки видел.
— М-да...
Накупались сегодня до посинения. Тело приятно гудело, мышцы ныли.
— Солнце, воздух и вода — наши лучшие друзья, как сказал бы Семен.
Вспомнив о питерских коллегах, Рогов помрачнел.
— И чего делать будем, Вась?
— Можно завтра еще попробовать... Тимофей не отказывается плавать.