Лебединое лето

– Лебеди все делают вместе, - сказала она.
– Что один - то и другой. По одиночке им никак.

Она начала ласково массировать Чарли спину. Потом резко остановилась и хлопнула его по плечам.

– Ну, нам пора домой.

Тот даже не шелохнулся и не отводил взгляда от лебедей, плывших уже у другого берега.

– Вставай, Чарли, - девочка знала, что брат ее слышит; однако он и не собирался двигаться.
– Давай же.

Она поднялась на ноги и смотрела на брата сверху вниз. Протянула руку, чтобы помочь ему встать - но он по-прежнему и не взглянул на нее, продолжая следить за лебедями.

– Пойдем домой, Чарли. Мэри собиралась зайти попозже и помочь мне красить кеды.
– Сара посмотрела брату в затылок, потом сорвала с ближайшей ветки лист и бросила в воду. Подождала еще, наконец засунула руки поглубже в карманы и устало сказала: - Ну же, пошли.

Чарли начал медленно качать головой туда-сюда, все еще не глядя на сестру.

– Мэри скоро придет помогать мне красить кеды, и если мы не отправимся прямо сейчас, я не успею ничего покрасить, и придется мне весь год носить ужасную обувку Дональд-Дака. Пошли наконец.

Чарли упрямо мотал головой.

– Вот почему я никуда не хочу тебя брать. Потому что ты никогда не идешь домой, сколько тебя ни зови.

Чарли уцепился руками за траву с двух сторон, будто желал удержаться на случай, если Сара потащит его силой.

– Знаешь, я начинаю по-настоящему сердиться.
– Брат не обернулся, и Сара сказала со вздохом: - Хорошо, давай останемся еще на пять минут - а потом точно пойдем.

Она нагнулась и показала ему на часы.

– Вот это - пять минут. Когда длинная стрелка будет здесь, мы встанем и пойдем домой, договорились?

Чарли кивнул.

– Обещаешь?

Снова кивок.

– Вот и отлично.

У самой воды росло дерево, и Сара подошла прислониться к нему.

– Все по-честному, Чарли, теперь осталось четыре минуты.

Чарли опять начал мотать головой, неотрывно глядя на лебедей, скользящих по темной воде.

Сара щурилась на небо и от нечего делать качала ногой в высокой траве.

– Всего через месяц лето кончится, Чарли, - сказала она, не глядя на брата.
– И я буду только рада.

Вплоть до этого года ее жизнь шла спокойно и размеренно. Первые четырнадцать лет жизни казались ей совершенно одинаковыми. Сара любила свою сестру без зависти, тетю - без раздражения, брата - без постоянной жалости. Теперь все изменилось. В сердце ее поселилось постоянное недовольство, обида на себя саму, на свою жизнь и близких, - и Саре казалось, что радость и покой не вернутся к ней никогда.

Она развернулась и в последний раз посмотрела на лебедей. Нежданные слезы затуманили четкие контуры птиц, превращая их в белые пятна. Девочка сморгнула и громко сказала:

– Три минуты, Чарли.

Глава 8

Тем же вечером Сара лежала в постели, в темной спальне, когда тихонько вошла Ванда. Сара, одетая в старую отцовскую пижаму с обрезанными рукавами и подвернутыми штанинами, смотрела, как Ванда крадется по комнате, стараясь ступать как можно тише. Споткнувшись о табуретку возле зеркала, девушка какое-то время балансировала на одной ноге, потом наконец открыла дверцу кладовки и зажгла там лампочку.

– Если хочешь, включай верхний свет. Я еще не сплю, - окликнула ее Сара.

– Тебе трудно было сразу сказать?

– Ну как твоя поездка, Ванда? Удалась?

– Вполне.

– Видела ребеночка?

Очень славный малыш. Вылитый Фрэнк. Ты даже не представляешь, как похож.

– Бедный ребенок.

– Вовсе не бедный, он просто красавчик - вся головка в рыжих кудряшках.
– Старшая сестра быстро разделась, выключила малый свет и нырнула в постель рядом с Сарой. Разгладив подушку, она улеглась на спину, глядя в полоток.
– Фрэнк - замечательный парень, правда?

– Нормальный.

– Он тебе не нравится?
– Ванда приподнялась на локте, сверху вниз глядя на Сару, одетую в огромную полосатую пижаму.

– Я же сказала - он нормальный парень.

– И чем он тебе не угодил?

– Я не говорила, что он мне не угодил.

– Знаю, но я же не слепая. Так что тебе в нем не нравится?

– Например, он никогда не обращает внимания на Чарли. Сегодня вечером с ним даже не поздоровался.

– Наверное, Фрэнк просто не заметил его в палатке. Кроме того, он относится к Чарли очень хорошо, он мне сам говорил. Что еще?

– Да ничего, только очень уж твой Фрэнк раздувается, когда называет тебя крошкой - и еще бросает многозначительные взгляды, как киногерой.

– Но мне приятно, когда он зовет меня крошкой. Ты еще поймешь, когда тебя саму так станут называть.

– Интересно, кому это пришло бы в голову назвать меня крошкой, кроме разве что Зеленого Великана[4].

– Ох, Сара ...

– Я настоящая дылда. Длиннее всех на свете.

– Ты еще встретишь кого-нибудь.

– Ага, если повезет, я встречу кого-нибудь родом из дикой страны, где идеал женской красоты - это тощая дылда с огромными ногами и кривым носом. Однако же всякий раз, когда я смотрю телевизор, даже в самых диких дальних странах, где девицы пляшут в прозрачных шароварах и жестяных лифчиках, эти самые девицы все равно как на подбор миниатюрные и хорошенькие.
– Помолчав, она добавила: - Да мне и дела нет. Терпеть не могу парней. Они все - сплошное пустое место.

– Сара, что с тобой творится?

– Ничего.

– Нет уж, я серьезно спрашиваю. Что происходит?

– Сама не знаю. Просто мне очень плохо.

– Болит что-нибудь?

– Перестань изображать няньку.

– Но я хочу знать.

– Нет, у меня ничего не болит, мне просто очень плохо. Так бы и визжала, и кидалась бы чем попало. Хочется вскочить, содрать шторки, порвать в клочья простыню, запустить чем-нибудь в стенку. Еще повышвыривать все тряпки из шкафа и поджечь, и...

– Может, тебе устроить что-то подобное, если ты уверена, что станет легче?