Лёд Апокалипсиса 2

— Антон, если найдешь алкоголь и свой наркотик, тогда дам добро. Пока отдыхаем.

Окрыленным таким неоднозначным благословением, отыскал Веронику, отлучил её от кухни (чеченцы уже припахали) и потащил в местную поликлинику.

В ночь!? — пискнула она и ещё больше испугалась пляшущих демонов в моих глазах.

Дорогущий утепленный спортивный комбез с одного из убитых зэков (сомневаюсь, что он его купил в спортмастере) на Веронику и вот мы уже совершаем марш-бросок в местную медицину. Она периодически роптала, но сдалась под давлением аргумента о том, что зэки ночью спят и это самое безопасное время для перемещения по городу.

Вскрыли неприметную дверь. Второстепенный (а потому уцелевший), но весьма важный склад. Коробочки, упаковочки разнообразных наркотиков. Никакого чистого снотворного, мне не нужна паника, всё должно смотреться как сильное и долгое опьянение. Потом обратно, отвёл озябшую химичку спать, попёрся к товарищу Набилю.

Эврика! Нашлись два ящика кизлярского коньяка, его торговый запас. Пробковая пробка. А это что значит? Что её возьмёт инсулиновый шприц.

Утром поднял недовольную Веронику, погнал умываться и совершать алхимическое действо.

Адам Султанович, в очередной раз закатил глаза, но был последователен.

Морфий. Заставил рассчитывать дозировку. Если вражеский человек в одно рыло выпьет триста грамм, это будет примерно двойная доза, достаточно чтобы размотало коня. Но, далеко не смертельная. В этом же количестве двойная доза барбамила, седативного, чтобы было не только весело, но и сонно. Алкоголь само по себе способен усыпить, в хороших дозах. Всё это тщательно роздано в каждую бутылку. Без исключений.

Труднее всего было организовать передачу «Троянского коня».

Мы расположились в уже знакомом здании администрации. Семнадцать привлеченных местных бойцов, девять элитных — чеченцы, я несколько отдельно, все же в их глазах своими телодвижениями заслужил некоторый авторитет. Вероника тоже с нами, как условный проводник (на самом деле рабы на поверхности как правило не бывали). Итого двадцать восемь человек.

Чеченцам пришлось хмурить брови и сквозь зубы ругаться чтобы добиться тишины, после чего началась стадия наблюдения.

Зэки действуют разобщенно, но на поверхность не выходят. Вероника рисовала схему здания, расположение комнат, кто где живёт, где так называемый «пророк». За два часа наблюдений только одна группа из семи человек, в том числе двоих рабов вышла на поверхность и убралась куда-то в сторону стадиона Спартак. Так как он не был ничем примечателен, значит идут ещё дальше. А рабы, надо думать — тягловая сила?

Один из старший бойцов, звали его Дика, предложил подбросить ящики на обратном пути следования той группы, предполагая, что вернуться они так же, как пришли. Для убедительности, кто-то должен стать на этой трассе и, когда враги нарисуются, изобразить испуг, может пару раз стрельнуть для натуральности, бросить алкоголь и другое якобы найденное барахло, убежать налегке.

Никто не удивился, когда этим кем-то вызвался быть я.

— Кюра, дорогой, прикроешь своего инициативного приятеля? — вздохнул Дядя Адам.

Всё прошло на ура. Мы еле успели, видимо зэки не жалуют долгие рейды по городу. Пришлось подбросить несколько курток, какие-то платки, одеяло, дрова, соорудить из фанерной двери глупую неэффективную волокушу, прочертить след с северного направления. Чтобы было ощущение что я якобы одиночка, который несёт только два ящика. Вопросы решались всей толпой, дружно и быстро. Прикрывать меня остался не только Кюра, ещё Болат Лев и снайпер Заур.

Я кричал, махал руками, стрелял (заведомо выше), потом бежал. За мной погнались двое, надо думать у Заура руки чесались их пристрелить, чем уменьшить количество врагов, но Адама Султановича слушались, он сказал, чтобы убивали только если уж меня совсем брать меня начнут.

Через буквально минуту догоняющие отстали. Куда им против меня, я так-то мастер спорта по убеганию по снегам.

Парни рассказали, что враги тут же разворошили мои «дары», ощупали, опробовали коньяк, загрузились всем и ушли.

Вернулись на базу. С моей точки зрения, началось томительное ожидание, потому что понять, что происходит внутри невозможно. Я было заикнулся что готов пойти послушать у окошечек РОВД, но Дядя Адам нарычал, велел спать, в противном случае до штурма меня свяжут и положат в теплый угол. Так и сказал — «теплый угол».

* * *

Надо сказать, что мой так называемый боевой опыт в долю не канает против навыков «горных пацанов».

За полночь. Повязаны широкие зеленые полосы на одежде (чтобы отличать от врагов) все в касках, с фонарями на оружии.

Был план штурма и его придерживались. Входили сразу с трех сторон, я в отряде на боковом входе. Впереди Дика. Беззвучно вплыл, выглянул, махнул чтобы следовали за ним. Ныряем в темноту, щелкаем фонарями. У входа на стульчике заколотый часовой зэков. Ещё через полминуты приглушенные хлопки выстрелов, у всех чеченцев глушители. Нас учили напрасно не стрелять, значит бьют «по делу».

В ходе скоротечного боя я нихрена не понял и никого не убил, так всё быстро произошло. Все помещения были заранее поделены, к каждому врывалась группа и без заминок валила. Пятерых, включая главного, взяли в плен.

Мою несколько задетую гордость успокаивало то, что наркотики в коньяке подействовали, большинство (но не все) зэков двигались сонно. В основном я побыл в массовке. С другой стороны, чего я ною? Получилось? Всего трое раненых, включая одного тяжелого — ранение из дробовика в живот, сквозь плотные одежды. Ушиб, кровь, ор. Кюра глянул, буркнул «жить будет», на секунду ослепив меня лучом.

После боя, разделились на тройки, зачистили все помещения. Взяли ещё троих пленных. Взяли под контроль пленников, они обитали в поистине скотских условиях в подвале торгово-развлекательного центра.

* * *

Утром был суд.

Меня, конечно, больше заботило что у зэков работали два небольших японских генератора и удалось поставить на зарядку ноутбук и телефон, хоть и с разбитым экраном.

Но суд, это нечто впечатляющее.

Во-первых, говоря «суд» чеченцы имели ввиду буквально суд.

Здание Родимовского районного суда откопано и вскрыто. В самом большом зале собрана значительная часть бывших рабов, которые в какой-то момент хотели растерзать пленников. Всем даже не хватило места, часть стояла в коридоре.

Судил, само собой — Адам Султанович. С потертого председательского кресла, без брони и оружия, в черной мантии с чужого плеча, он тем не менее смотрелся грозно и весомо.

За беспокойную ночь среди всех рабов были вычислены трое существенно избитых полицейских, которым вручили оружие и форму (сейчас они охраняли порядок) и один секретарь этого самого суда, испуганный голубоглазый мальчик Толик, который изредка тихонько плакал, но вел протокол.