Лёд Апокалипсиса 2
Шрифт:
Четвертый день моего похода. Темп держу небольшой, усталости нет, продуктов хватит хоть до Африки, оборудование себя вполне оправдало, волки отстали, дров осталось на один раз, но это ерунда.
Главное, что бесцельным странствиям пришёл конец.
Дома. Морда лица, застывшая от холода, растекается в улыбке. Старые добрые хрущёвочки. Безлюдно, тоскливо, но не грустнее чем шароёбиться по заснеженным полям в условиях апокалипсиса.
Прямо передо мной одно из таких зданий. Обхожу, бреду, озираюсь, ищу следы людей и зверей. Следов нет, хотя выводы делать рано. Пять домов, стоят в линию, под
Вдали есть ещё крыши, низенькие. Что мне нужно? Карта. Как говорили пираты, «где карта, Билли?». А он им и отвечал… у меня нет никакой карты!
Не факт, что тут валяется прямо подробный атлас или карта области, но надо же с чего-то начинать. Да и ночлег пора искать. Хватит прохлаждаться.
Здание почему-то тёмно-серое. Без изысков выбиваю подъездное окно, захожу: здравы будьте в вашем доме, принимайте гостя. Со скрежетом втаскиваю гроб. Будем считать, что это моя экстравагантная изюминка. Лестничный марш вверх. Первая же дверь показалась мне слишком бедной, обшарпанной. А если крайнюю левую? Красненький металл. Попробуем отмычку Иваныча. Отвертка, усиленная толстым железным кольцом. На ней небольшой гирляндой ключи-болванки, то есть без нарезок и углублений. Подходящая вставляется в замок, в гнездо отвертки и, если повезёт — поворачивается с некоторым усилием. Замок ломается к чертовой матери, но есть шанс и открыть, хрустом смяв штырьки-фиксаторы. Откуда подобные премудрости известны Иванычу?
Хрясь.
Подбираю, пробую. Оё! Получилось прямо с первой попытки. Захожу, сразу же тащу свой ручной гроб.
Квартира женская, вся какая-то нарочито розовая, свет окон приглушенный, гротескный портрет полуголой носатой девушки. Три комнаты, кухня, шкаф. В дальней громадная кровать, покрытая «розовым с золотым» одеялом, где обитал окоченевший труп хозяйки квартиры.
Поискал продукты. Две коробки с какими-то пророщенными ростками, соевое мясо в холодильнике. Это вообще едят?
Оставил пока в квартире гроб, прогулялся до пятого этажа. Лестницы на крышу нет. Люк под потолком на замке. Скорей всего ещё и завален сугробом. Ладно. Кручу головой, выбираю старенькую фанерную дверь, выбиваю ударом ноги, вхожу. Ищу балкон. Ага, в наличии, на кухне. Отковыриваю, выхожу с «сугроб». Сравнительно высокая точка обзора. Правда, снегопад мешает, рассмотреть размер населенного пункта пока не получается.
Ввалился обратно. Справа зал. На диване гора одеял и всякой одежды, среди которых женская голова, лицо укрыто каким-то платком. Посреди зала на веревке неподвижно висит неестественно посиневший труп невысокого роста мужичка с выпученными глазами.
Повешенье не самое простое самоубийство, дядь. В трех четвертях случаев шейные позвонки не ломаются, умирающий испытывает всю гамму эмоций и боли, бессилия, животного страха. Тело проходит через судороги, вываливается язык, сфинктеры освобождают содержимое мочевого пузыря и кишечника, мышцы напрягаются, так что могут сломать собственные кости. Короче, так себе смерть. Не рекомендую. Сейчас это счастье замерзло, но всё же…
Поднимаю топор, лезвием срезаю банальную бельевую веревку, смотанную в несколько слоев, труп с гулким грохотом падает. Уворачиваюсь, укрываю его одним из одеял.
Открываю наугад несколько полок серванта.
В одной из них потасканный паспорт без обложки.Сайнишев Петр Исаевич, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения. Пу-пу-пу. А что прописка?
Ижморский район, поселок Чехарда, улица Садовая, дом одиннадцать, квартира тридцать восемь. А ну-ка, проверим догадку.
Снаружи, на пострадавшей от моего пинка двери, помутневшие металлические цифры 38. Значит это та квартира, дом, улица и это поселок Чехарда. Каких только названий нет на свете. А где у нас поселок Чехарда по отношению к Городу?
Разозлившись от невозможности получить ответ на этот вопрос, принялся последовательно вскрывать все квартиры подряд (только некоторые на смог), постепенно спускаясь вниз. Руки болят, картинки квартир мелькают калейдоскопом. Внезапно на стене очередной квартиры на втором — карта области. Стоп. Присаживаюсь, тычу трясущимся пальцем с грязным ногтем, нахожу Ижмору, возле неё точечка Чехарда. К северу и чуть на восток от областного центра. Далеко.
В одной из квартир раздобыл портновский метр. По логике пропорции/масштаба, получается примерно стольник, может чуть больше.
Осмотрел квартиру вокруг себя. Хозяин явно пьющий одинокий педантичный медик, чьего трупа нет в наличии. Перетаскиваю сюда гроб, буду ночевать тут. Окна занесены почти доверху, света поступает мало.
Высокий металлический стул, пробиваю в нем дыру, вскрываю квадратный метр линолеума (это такая защита от пожара), в зале ставлю громадный алюминиевый поднос, посредине стул. В пробитую дыру в стуле вставляю гофрированную трубу от вытяжки, вывожу её в сторону приоткрытой форточки. Изолирую, фиксирую скотчем и кусками пищевой пленки из двадцать девятой.
Развожу маленький костёрчик, попутно убирая из зала всё, что может вспыхнуть от уголька из огня. Такой доморощенный вариант обогрева. Жаль, нет буржуйки, я бы её даже с собой возил.
Погрел еды, забаррикадировал дверь в квартиру, увалился спать. Чехарда, твою мать. Ну, прогресс налицо. К концу дня я знаю, где нахожусь, сколько мне пилить, есть населенный пункт под пополнение припасов и время, чтобы собраться с силами.
Бывают люди, которые вызывают отвращение, отрицательные ощущения, неприязнь — с первого мгновения.
Конец моему одиночеству. И это меня ни разу не порадовало.
Карта области снята со стены квартиры доктора, усилена тотальным слоем скотча от ветхости. Не хватает только компаса, нового термометра (прошлый, из гостеприимного дома — банально забыл взять с собой) и пополнения в рядах продовольствия. Мой план был в этом смысле прост как три рубля. Обшариваю дома, ищу термометр, компас, провизию и ценное барахло. Перемещаюсь, ориентируясь на свою временную базу без какой-то внятной системы. Просто разведка.
И вот я только что узнал, что в Чехарде есть ещё живые люди. Выжившие.
Ходил по сугробам, не таясь, потому что ни зверей, ни людей не видел. Только очередная, а может и та же самая ворона из поселка лесорубов наблюдала за моими пыхтениями, размеренно покачиваясь на покосившейся телевизионной антенне. Внезапно, из какой-то щели наперерез мне решительно двинулась тётка, которая тащила за руку вяло сопротивляющегося ребенка.
Женщина была немолода, с безвольным подбородком, круглым от жирности и слегка обвисшим лицом, злыми бегающими глазками. Что-то в её внешности сходу отталкивало.