Лед Апокалипсиса 3

— Помер раненый?

— Ага, через три дня. «Скорая» уже не работала, а село маленькое, медпункта даже не было. Я впервые увидел лужу крови, которую постепенно затоптали, растащили. Какие-то безумные тётки постоянно требовали от начальника станции еды, воды, ночлега. Короче, чтобы они требовали и требовали… Я вышел покурить и задружился с одним местным. Надеждин его фамилия, сторожем работал, пенсионер. Просил называть его Николаич, он пустил меня ночевать.

— А он где? Умер?

— Все умерли, Проводник, исключая меня. Первые дни я каждый день ходил на станцию. Словно ждал чего-то, ждал что появится кто-то, кто знает, что делать с нами, всех спасёт. Все ждали… Людей в какой-то момент стало даже больше и они очень быстро стали злыми. Какие-то склочные бабы побили начальника станции, и он исчез. Я думаю, он сбежал, забодался он со всеми возиться. Что-то около полутора тысяч человек на крошечную станцию с одним залом ожидания и окошком кассы. Еды не было, связи не было, ничего не было. А потом беженцы за каким-то хреном сбились в группы и стали грабить местных. На пятый день, прямо-таки открыто. Мы с Надеждиным ушли в лес, попросту сбежали. Жили там в каком-то домике его приятеля. Снег валил вовсю. У него был запас крупы.

— А местные куда делись?

— Знаете, мои дорогие спасители, когда мы с Николаичем вернулись из леса, люди изменились. Большая часть беженцев ушли по нитке железной дороги на юг. Но те, кто остались, стали озлоблены друг на друга. Всего три недели от катаклизма, а бывшие соседи были готовы убить друг друга за банку тушёнки.

— А ты как выжил?

— Я? Мы с Николаичем прятались здесь. Он когда-то был сторожем этой стройки. Это здание — местная школа, отремонтированная, но не открытая, не введённая в эксплуатацию. Тут ничего нет, даже учебников. Большей части мебели нет, оборудования нет, нихрена нет. Просто пустое здание. Его не грабили, потому что нечего взять. Ну, некоторые окна побили. Мы прятались в бомбоубежище и выходили на улицу только ночью, в два-три часа. Слушали как люди режут своих и чужих собак. А потом пришли банды. Банд было две, и они сразу же начали войну между собой. Перебили местных, всех тех, которые раньше не сбежали, ранили Николаича. Снега уже было по грудь. Я ухаживал за ним.

— Умер?

— К сожалению. Я не медик, у него началось какое-то заражение. Я похоронил его, для чего в последний раз докопался до грунта. Был какой-то сюр. Снег валит и заметает следы всего живого. И в селе больше никого нет, совсем. В общем, я собрался, чтобы уйти, но… Если подумать, это всё, все эти полные драматизма события уложились в месяц, может быть, в полтора. В общем, я тогда хотел уйти. Собрал рюкзак, продукты, встал пораньше и…

— Не решился?

— Вышел, постоял, покурил последние сигареты. А куда было идти? У меня даже компаса нет. Карта не грузится, интернет пропал буквально в первый же день. В общем… Николаич рассказывал про радиостанцию, это обычный «ретранслятор» местных радио. Оборудование стояло в сельсовете, это соседнее со школой здание. Здание разграбили, но аппаратуру не тронули, она ни для кого не представляла ценности. Правда, сельсовет частично сгорел, так что… Я потратил кучу сил, перетаскивая аппаратуру, делая переподключение и расставляя аппаратуру. А, впрочем, всё равно больше заняться было нечем. Не знаю, какое было число, когда я начал трансляцию. Изначально моя студия была на втором этаже школы.

— «Мне всё время холодно, и всё что я вижу — это снег, покрывающий мёртвый мир», — задумчиво произнёс Проводник.

— Да, — согласился Вадим, — Этими словами я начинал каждый выпуск. Пока крутилась подборка музыки, я откопал все дома. Ну или многие. У меня хорошая зрительная память. Там как правило ничего не было, даже трупов. Но в нескольких из них я нашёл тайники с припасами. Люди прятали друг от друга и банд самое ценное: крупу, сахар, сгущёнку, консервы, книги. Я читал книги, чтобы не сойти с ума. Так же взял все компьютеры, что-то приспособил под оборудование, отовсюду качал музыку, плюс коллекции на дисках. Сформировал подборку, её и ставил в эфир. Её и возьму с собой. Слушайте, мне кажется, уже пора спать?

— Да, давай, — согласился Проводник.

Я тут же уснул.

Мне показалось, что спал я пару минут, но когда открыл глаза, посреди комнаты стоял диджей, который заправлял кровать.

Я хотел было ему сказать, чтобы не заморачивался, потому что скоро мы уйдём, но не стал. Ритуалы и привычки, наши убеждения, даже их бессмысленная часть, это очень важная часть личности. Пусть заправляет.

Кашеварить взялся Проводник, а я дал ему под это пшеничной крупы, кусок слегка прогорклого сала и банку оливок.

С некоторым трудом я заставил себя пройтись по зданию.

Ну да, школа как школа, только очень маленькая. Всякое бывает в сельской местности. Бывало. Теперь весь мир не сельская и не городская, а ледяная местность.

Когда-то давно на Крайнем Севере был народ сиртя, так их ненцы называли. Жили они внутри холмов, обрабатывали металлы, помнили про мамонтов. Вымерли, к сожалению.

Вот так и мы теперь, выжившие, живём внутри ледяных холмов, возимся с металлами, про мамонтов тоже в курсе. Надо как-то придумать и не помереть.

Вернулся Проводник, усадил нас кушать и мы неспешно, без лишних разговоров, поговорили.

— Можем книги взять? Хотя бы два десятка? — спросил Диджей.

— Можем, почему нет, — ответил я. — Даже три, хотя в колонии приличная библиотека и даже свой весьма вредный в общении библиотекарь. А у людей есть свои книги, кроме «общака». Ты в целом уже собрался?

— Да, только сделаю объявление по радио. Не хотите пару слов сказать в эфире?

— Я стеснительный, — сразу решительно открестился от публичных выступлений.

— А я могу, у меня голос красивый, — скромно улыбнулся Проводник.

В общем, два этих голосистых человека ушли во второй кубик, который был и студией, и рабочим местом, и вообще много чем.

Я снова поднялся на чердак.

Набрал Киппа, трубку долго не брали. Климентий, который поселил мобильную версию себя в каждый телефон, соединял нас хитрым способом, без «соты». И раз вызов идёт, значит дальность такая, что его аппарат ещё в зоне доступа.

— Алло, Странник?

— Да. Что-то случилось?

— Немного занесло снежком, но ничего существенного. Ну, что вы там?

— Скоро выдвигаемся, ещё через пару часов будем у тебя.

— Втроём?

— Да.

— Ну, жду вас.

Через пятнадцать минут мы тронулись в путь, аккуратно прикрыв дверцу в убежище, которое год с лишним было домом для одинокого радиоведущего.

Как ни странно, но обратный путь по бурелому из деревьев, нагромождений льда и снега дался легче, чем путь к Диджею.

— Радио проработает ещё месяц, может и больше, — Вадим рассуждал вслух, в большей степени для самого себя.

— Не считаешь, что надо было забрать ветряки? — тихо, чтобы он не услышал, спросил я Проводника.

— Да ну, бандуры эти таскать. Пусть радио работает в автономном режиме, пока что-то не поломается или сервер не зависнет.

— Тоже верно. Для многих это единственное средство от тоски.

Мы шли и шли, утренний ветер подул какое-то время, потом стих. Путь был легче, явно иной маршрут, но и мимо Паджеро мы чуть не проскочили, хорошо Проводник в какой-то момент остановился в задумчивости. Я тоже замер. Иногда, когда твой напарник, будь то постоянный, вроде Дениса Сёгуна или временный, замирает, это может значить, что в следующую секунду может понадобится падать на землю. Так сказать, со всей пролетарской решительностью.

Ну, в нашем-то случае всё было мирно. Проводник просто услышал тарахтение мотора в паре сотен метров, так что довольно скоро мы отряхивали ноги и штаны комбинезонов, усаживаясь с салон.

Диджея мы погнали на переднее сидение, пусть кайфанёт от открывающихся видов, а то просидел год преимущественно под землей, только, конечно, придали ему солнцезащитные очки. Пусть насладится поездкой.

…

Мы с Проводником неспешно вели беседу, Кипп уже приноровился к вождению, а Вадим DJЯрут крутил головой и временами глубоко вздыхал о чём-то своём.