Лед и алмаз

Однако исполнилось другое, хотя я, казалось бы, не настаивал на его исполнении. Или это произошло уже само по себе, независимо от меня?.. Поди теперь разберись. Но, как бы то ни было, вздрогнув в очередной раз, девочка вдруг проснулась, открыла глаза и, откинув одеяло, рывком уселась на кровати. После чего посмотрела… нет, конечно, не на меня, а сквозь мое незримое тело на окно, через которое я сюда проник. Хлопая спросонок ресницами, Аня неотрывно глядела на чуть колышущуюся штору, будто ребенку и впрямь померещилось, что в комнате кто-то есть.

Или не померещилось?

Я не желал пугать дочь. И все же не мог не проверить, ощущает она мое присутствие или нет. Взлетев под самый потолок, я проследил за реакцией Ани, но ее взгляд метнулся в другую сторону и уперся в самый темный угол комнаты. Туда, где, видимо, по мнению девочки, и скрывались разбудившие ее страхи.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы она была напугана. Продолжая сжимать в объятиях своего плюшевого любимца, Аня не дрожала и не кричала, а лишь хмурила брови и, прикусив губку, казалось, чего-то напряженно ожидала.

Чего именно, хотелось бы знать? Уж не очередного ли моего знака — более отчетливого и доходчивого?

Но, к сожалению, я был не призрак и не полтергейст. И не мог даже намекнуть девочке о себе, передвинув какие-нибудь предметы либо начертав на стене или зеркале коротенькое послание. Всё, что мне сейчас оставалось, это в отчаянии метаться по комнате, надеясь поймать на себе взгляд Ани. Или определить по ее реакции, что она подозревает о моем присутствии.

Тщетно. Просидев минуту в настороженном ожидании, дочь соскочила с кровати и, не выпуская игрушки, потопала босиком в соседнюю комнату. Надо полагать, к маме. Лицо девочки все еще сохраняло угрюмую озабоченность. И лишь однажды, когда она задержалась ненадолго на пороге спальни и напоследок вновь оглядела ее, я заметил в глазах Ани нечто, похожее на робкий проблеск надежды.

И мне это явно не почудилось. Ребенок на самом деле искал в темной комнате какую-то одному ему известную «черную кошку». И хоть она там действительно присутствовала, обнаружить ее было столь же сложно, как и в той восточной присказке, которую я сейчас перефразировал…

В отличие от нашей взрослеющей дочери, Лиза выглядела так же, как на последней присланной мне фотографии. За годы, что мы с ней не виделись, она, конечно, изменилась — давали о себе знать все пережитые ею страхи и треволнения. Но солнце, море и южный климат благотворно сказались на ее самочувствии, как физическом, так и душевном. Глядя на жену, сидящую в банном халате на краешке кровати и вытирающую полотенцем мокрые волосы, — очевидно, Лиза готовилась ко сну и только-только приняла душ, — я отметил, что она по-прежнему очень красива. И что превосходный загар, который теперь украшал их с дочерью кожу, здорово идет им обеим. Присутствуй я здесь во плоти, то смотрелся бы рядом с этими двумя «южанками» в буквальном смысле бледным родственником. Они бы небось и не поверили, что три последних месяца мне тоже пришлось провести на жарком юге. Вот только в моем случае определение «жаркий» уже не имело к климату ни малейшего отношения.

— В чем дело, Перчинка? Ты что, заболела? — обеспокоенно поинтересовалась Лиза у плюхнувшейся рядом с ней на кровать насупленной дочери и потрогала ей лоб. — Да нет, непохоже… Тогда почему не спишь? Плохой сон приснился?

Перчинка! А ведь это я прозвал так Аню за ее вредный, неугомонный характер, когда ей был всего год с небольшим. И не предполагал, что мама до сих пор называет ее этим давним прозвищем… Хотя, да-да, помню: это же все происходит не наяву, а в моем воображении!

— Мне опять снился папа, — заговорила наконец Аня, подсаживаясь поближе к матери. — Но это был другой сон. Не тот, что раньше.

— Неужели это папа тебя так напугал? — удивилась Лиза, обняв дочь и ободряюще потрепав ее по плечу. — Вот уж никогда бы не подумала! А может, тебе просто показалось, и это был совсем не он?

— Нет-нет, это был он! Честное слово! — запротестовала девочка и помотала головой: — Но папа меня совсем не напугал. Мне приснилось, что он прилетел к нам по воздуху из Южной Америки и влетел в окно. Прямо как настоящий Супермен, только одет он был по-другому. Но это точно был папа! Или ты думаешь, я забыла, какой он?

— Конечно, я так не думаю, — поспешила согласиться с дочерью Лиза. — И, конечно, мы с тобой не забыли папу. Вот только боюсь, что летать по воздуху он у нас совсем не умеет. А жаль, правда? Будь это так, тогда бы он обязательно прилетал к нам через океан на каждые выходные…

Не умеет летать… Действительно, жаль. А ведь раньше умел, и пять лет назад Аня прекрасно об этом знала. И даже знала, как называется вертолет, которым управляет папа и на котором он все обещал покатать дочь, но так и не сдержал свое обещание… Я мог лишь догадываться, каких усилий стоило Лизе внушить потом Ане, что ее отец — не военный вертолетчик, а ученый-естествовед. Но усилия те явно не пропали даром. И сегодня, повзрослев, наша девочка рассказывает своим новым подругам обо мне уже совсем другие истории.

— Мне не нужно было просыпаться, — шмыгнув носом и потупив взор, огорченно пробубнила она. — Я проснулась, и папа сразу же пропал. Я все ждала, когда он снова появится, но он, наверное, не хотел, чтобы я просыпалась, и потому на меня обиделся и рассердился.

— Ну, это вряд ли, — улыбнулась Лиза и поцеловала Аню в висок. — Наш папа никогда на тебя не обижается и по-настоящему не сердится. А тем более сегодня, когда он по тебе очень соскучился. Это был всего лишь сон, Перчинка, и когда ты открыла глаза, он взял и рассеялся. Так же, как всегда. По-другому и быть не могло. — И, немного помолчав, спросила: — А перед тем, как исчезнуть, папа успел тебе что-нибудь сказать?

— Нет. Ни одного слова, — вновь замотала головой дочь, усадив плюшевую зверушку себе на колени и печально глядя ей в немигающие, стеклянные глаза. — Он влетел в окно, а потом встал возле моей кровати, молчал и смотрел на меня. Странный такой, как будто язык проглотил, и одет странно. Словно с Северного полюса вернулся. Я хотела спросить, зачем он так тепло оделся, ведь у них на Амазонке очень жарко, и у нас тут Африка тоже близко. Но только подумала об этом и сразу проснулась. Потом гляжу, а папы уже нет. Стоял, молчал, и вдруг раз — пропал. Еще быстрее, чем появился. А я ему так много про нас с тобой рассказать хотела…

Казалось, она вот-вот расплачется, но до слез дело так и не дошло. И впрямь, совсем взрослая девочка. Переживает, что не досмотрела интересный сон, и в то же время понимает, что плакать из-за такого пустяка — сущая глупость. Ребенку всего двенадцать лет, а выдержка у нее уже почти мамина.

— Так в чем проблема? — спросила Лиза. — Сейчас пойдешь, ляжешь и опять уснешь. Только теперь крепко-крепко, договорились? Чтобы, когда папа снова придет… или прилетит, он тебя не разбудил, и вы поговорили с ним обо всем, о чем бы вам хотелось. Как тебе такая идея? Нравится?

Узнаю свою жену и ее воспитательную политику! На Анино врожденное упрямство Лиза всегда отвечала хитростью и добивалась своего так, что в итоге и мать, и дочь оставались довольны. Прямо как теперь, когда на лице девочки было написано явное нежелание возвращаться в кровать. Но Лиза быстро отыскала способ, который не только поборол в дочери это нежелание, но и отправил ее досматривать сон в надежде, что тот возобновится на том же интригующем моменте, на котором он прервался.

— А вдруг я не смогу больше сегодня уснуть? — забеспокоилась Аня. По главному пункту маминого плана она, похоже, возражений не имела.