Лед и алмаз

— Солнышко! — пробормотал я, припомнив, как звучит имя «изделия № 107» в переводе на сталкерский язык. В первые годы существования Пятизонья, когда военная техника еще не имела надежной защиты от аномального воздействия, сотни тысяч установленных по периметру Барьеров плазменных мин были захвачены Узлом и превращены в ботов-камикадзе. Тактика войны, какую они повели потом против своего бывшего хозяина-человека, напоминала стиль охоты обыкновенных лесных клещей. Передвигаясь на стальных лапках как по горизонтальным, так и по вертикальным поверхностям, Солнышки маскировались под какой-нибудь хлам и прыгали на проходящих мимо сталкеров или проезжающую бронетехнику. И затем примагничивались или просто прицеплялись к ним и делали свое грязное дело, жертвуя собой во славу идеалов техноса.

В отличие от адаптированной для езды по сугробам троицы Богомолов, Солнышки не подверглись никакой зимней модернизации. Они не могли ни ползать на своих крабовых лапках по глубокому, рыхлому снегу, ни тем паче подпрыгивать на нем. Но, ведомые загонщиком — и где только он откопал в Новосибирске эту взрывоопасную стаю? — камикадзе вышли из затруднительного для себя положения простым и в то же время гениальным способом.

Облепив в несколько слоев броню Богомолов, будто муравьи — намазанную медом ветку, Солнышки перемещались вместе с гусеничными собратьями, превратив каждого из них в самоходную бомбу. Общее количество несомых ими мин авиаразведчик определил лишь приблизительно: их было порядка двух сотен. Хотя и без досконального подсчета становилось очевидно, что синхронный взрыв трех таких симбиотических убийц протает в толще снега кратер шириной со стадион и глубиной до самой земли. Так что если мы хотели остановить противника, не пострадав при этом самим, его следовало расстреливать сразу, как только он взберется на гребень снежной гряды, за которой сейчас скрывался. Но совершать такую глупость Богомолы тем не менее не торопились. Впрочем, как и разворачиваться и убираться восвояси, кажется, тоже не планировали.

Приближаться к ним теперь стало крайне опасно и подстрелить их сквозь снежную преграду было нереально — под ней находились заметенные снегом какие-то развалины. Вместо того, чтобы и дальше набирать разгон, капитан снова замедлил ход, а Хряков вперил взор в тактические мониторы. Полковник предположил, что самоходные бомбы попросту ждут, когда с другого направления на нас набросится еще одна группа противника. Она отвлечет на себя «Ларгу» и позволит Богомолам подойти к нам поближе.

Но, как было и в случае с не клюнувшим на нашу приманку Генералом, мы и здесь прогадали. Враг не предпринял никаких отвлекающих маневров, а атаковал нас хитрым способом, какой мы могли бы, в общем-то, предугадать, но были совершенно не в состоянии отразить.

Я уже упоминал про умеющие метать камни передние конечности Богомолов. Как выяснилось, с не меньшим — а вернее, куда большим — успехом они могли швырять не только булыжники, но и мины. Причем последние обеспечивали своему не слишком зоркому переносчику завидную скорострельность. Переползая по его корпусу, они выстраивались в очередь на обоих его стальных плечах, и, едва очередное дисковидное Солнышко, поджав лапы, отправлялось в полет, как на освободившуюся стартовую позицию тут же запрыгивало следующее.

Все три Богомола работали, подобно метательным машинам для стендовой стрельбы, избавляясь от своих симбионтов с высокой скоростью. Попеременно махая конечностями и раскручивая дисковидные снаряды при броске, каждый биомех выстреливал ежесекундно по одному Солнышку. Чья форма лишь способствовала нестандартному применению этого, казалось бы, узкоспециализированного оружия. Куда летели вражеские мины, полагаю, уточнять не нужно. У этих импровизированных минометов была лишь одна цель, которую они обстреливали сейчас с недосягаемой для нас позиции.

Этот удар по загнанным в ловушку «Альбатросу» и «Маламутам» был гораздо страшнее термической атаки Генерала. Произведенный по принципу коврового бомбометания, залп Богомолов накрыл плазмой и превратил в кипящий котел еще большее пространство. И даже те чистильщики, кто, повинуясь поспешному приказу Грободела, ринулись на прорыв из зоны поражения, были обречены на смерть, поскольку зона эта вмиг расширилась чуть ли не втрое.

Иллюминаторы «Ларги» подверглись автоматическому затемнению, так как безостановочная череда плазменных вспышек не уступала по яркости ядерному взрыву. Концентрация не успевшего рассеяться пара вновь стремительно возросла. И стала такой, что теперь его извержение напоминало не фонтанирование отдельных гейзеров, а натуральный вулканический выброс. Гигантский паровой столп взметнулся в небеса и напрочь заслонил от нас клонящееся к закату солнце. А также перекрыл видимость авиаразведчику, что неминуемо отразилось на четкости транслируемой им тактической карты.

И вновь мы очутились за пределами смертоносного очага, что вовсю пылал и бурлил всего в каких-то полутора сотнях метров от нас. Теоретически Богомолам ничего не стоило изменить траекторию обстрела и обрушить дюжину-другую мин и на наши головы. Но этот противник, как и предыдущий, также не желал поддаваться на провокацию, концентрируя огонь на наименее угрожающих ему участниках конвоя. Вернее, бывших участниках. Спустя уже десять секунд с момента, как над нами пронеслись первые Солнышки, мы потеряли связь со всеми до единого нашими сопровождающими.

И когда в динамиках громкой связи смолкли крики последнего из них, мы на полной скорости заходили во фланг минометной батареи. Спасти своих бойцов Хряков уже не мог — вживленные в них диагностические импланты сигнализировали ему о том, что в плазменном котле не осталось выживших. Но и отступать, не поквитавшись, полковник тоже не собирался. Однако, как бы он ни осерчал, идти на врага в сумасбродную лобовую атаку Хряков отказался. И приказал капитану уничтожить Богомолов по всем правилам. Помимо меня, Тиберия и добытого нами ценного груза в «Ларге» находились еще около сорока солдат. Рисковать понапрасну их жизнями Грободел, несмотря на свое одиозное прозвище, тем не менее был не вправе.

Избавившиеся от большей части своего дьявольского груза, теперь Богомолы не представляли для нас чересчур мощной угрозы. Перевалив через скрывающую их гряду, «Ларга» еще на склоне развернулась носом ко вражеской батарее и, наводя орудия на цели, ринулась в неотвратимую фланговую атаку.

Первый минометчик был испепелен нашей ракетой и детонацией своего оставшегося боезапаса, не успев даже обернуться в нашу сторону. Объехав по кривой место взрыва, дабы не ухнуть в воронку, катер вынырнул из парового облака и с ходу разнес залпом из пушек и пулеметов второго Богомола. За миг до этого тот швырнул в бушующий неподалеку искусственный вулкан последнее Солнышко и потому не вспыхнул, а был попросту растерзан градом врезавшихся в него импульсных снарядов.

Третий Богомол, как и первый, еще имел при себе неизрасходованные мины. Но безропотно погибать он не собирался и встретил свою смерть, повернувшись к нам своей уродливой мордой. Он даже успел метнуть в нас два Солнышка, пытаясь, видимо, поразить ими турбины катера. Но мины не смогли преодолеть несущийся им навстречу плотный шквал снарядов и взорвались, едва вылетев из катапульт. Две плазменные вспышки воспламенили прицепившихся к плечам Богомола ботов-камикадзе, чем опять сэкономили нам немного боеприпасов. И когда «Ларга» обрулила последнего минометчика, от того осталось лишь горящее шасси, в то время как прочие части биомеха были разбросаны оплавленными по округе.

Наша победа над Богомолами выдалась молниеносной и сокрушительной. Вот только никто из находящихся на катере, включая меня и Свистунова, ей не радовался. Вместо этого Хряков в очередной раз задержал взор на мониторе, где были перечислены фамилии и звания погибших бойцов, после чего обернулся и, свирепо глянув сначала на меня, а затем на стоящий у другого борта контейнер с «Лототроном», приказал ложиться на прежний курс и двигаться полным ходом к Димитровскому мосту.

Как бы ни скорбел Грободел о потерях, транспортируемый им к тамбуру ценный груз заставлял полковника временно забыть о павших бойцах и сосредоточиться на выполнении главной цели его миссии. К тому же теперь, когда от конвоя остался один лишь быстроходный, хорошо вооруженный катер, задача Хрякова в какой-то степени даже упростилась.