Лед и пламя

— Ты опять глядишь на Элистранд? — мягко спросил он.

— Да. Знаю, что мы не могли сделать ничего другого. Но видеть, как орудует этот Абрахамсен, ужасно. Взгляни туда вниз! Еще одна площадка у моря готова для строительства дома!

— Да, — сказал Хейке. — И мы не можем ничего поделать. Но ведь ты знаешь, что в Элистранде очень много земли, непригодной для обработки. Пока он довольствуется для своих стройплощадок ею, мы будем страдать молча. Но как только он доберется до пашни и лугов, будем протестовать.

— Стол накрыт, — послышался за их спиной немного грубоватый голос.

Они обернулись и пошли к столу. За столом их было только трое — они вдвоем и их внук Вильяр, двадцати восьми лет от роду.

Вильяр не был похож на Людей Льда. Правда, он был брюнетом, как и многие из них, но этим он был обязан своей матери Сольвейг и людям из Эльдафьорда. Глаза Вильяра сильно выделялись из-за черных бровей и ресниц. Над глазами была глубокая морщина, так что кудри казались очень выпуклыми, а сами по себе они были совсем темными. И среди этой черноты сияли глаза льдисто-голубого цвета, довольно необычного для Людей Льда. Лицо у него было худощавое, с глубокими вертикальными морщинами на щеках и с высокими скулами. Губы улыбались редко, рот был прямым и очень мужественным, но не особенно приятным из-за своей жесткости. Однако он был, конечно, видным мужчиной, со своими черными кудрями и стройной статью! Но на большинство людей он действовал отталкивающе. Его ледяная молчаливость была пугающей.

Винга разлила им суп из спаржи — из собственного огорода — и сказала:

— Я слышала, что в Элистранд приехала сестра жены Абрахамсена, чтобы ухаживать за ребенком.

— Да, я тоже это слышал, — ответил Хейке. — Для малышки это, несомненно, хорошо.

Винга была озабочена.

— Говорят, что она немного умственно отсталая. Можно ли рисковать, передавая ребенка на ее попечение?

— Не думаю, что она такая, как ты сказала. Я видел ее в тот день, когда она приехала. Я бы назвал ее наивной. И в ее облике есть что-то сердечное, так мне показалось. Ты ее видел, Вильяр?

— Я полагаю, что встретил ее и ее сестру примерно год тому назад. Но тогда было темно. Да, у нее было совсем детское выражение лица.

— Счастье для нее, что в доме живет пожилая дама, — сказала Винга. — Потому что я ничуть не доверяю тому типу. Он, говорят, спал с экономкой священника и с разными другими и тогда, когда была жива его жена. И у него манера смотреть на человека, будто он оценивает его способность размножаться. Словно он хотел бы, чтобы с человека упала одежда!

Откровенные комментарии Винги никого не шокировали. Она была такой, это они знали давно.

— Примерно так, как когда Кристер декольтировал до щиколоток целый бальный зал? — улыбнулся Хейке.

— Да. Если бы ты помог, то я бы тоже охотно участвовала в этом, — засмеялась Винга. Затем она стала серьезной и тяжело вздохнула: — Наш род уходит, один за другим. Сначала Эрланд, затем Гунилла. А теперь Томас. Бедная Тула! Она явно принимает это очень близко к сердцу.

— Да, — сказал Хейке. — Однако ей следует быть благодарной за то, что он так долго прожил. Он был обречен на смерть еще 12 лет тому назад, когда я был в Швеции.

— Знаем, это твоя заслуга, что он тогда выжил, — сказала Винга, поддразнивая Хейке. — Так не хвастайся этим! Я так опечалена из-за Тулы. Кристер и его Магдалена просили ее переехать к ним, но она отказалась. Складывается впечатление, что она потеряла любовь к жизни. Она, самая жизнерадостная из всех нас!

Хейке не ответил. Его янтарные глаза смотрели вдаль. Никто не знал о Туле так много, как он. А он был глубоко опечален. Тула шла своим собственным путем. Ее единственным пристанищем в нормальном бытии был Томас. Что теперь оборвалось в жизни Тулы, не знал никто. Она, одна из проклятых Людей Льда, балансировала на грани между добром и злом… Однако было слишком ясно, что она выберет теперь, после года самоконтроля.

Он украдкой взглянул на Вингу. Сам он был здоровым и сильным, он знал это. Но как обстояло дело с ней, его любимой? Потеря Элистранда ее подкосила, ей казалось, что она предала своих родителей.

Если бы они не были вынуждены сохранять это воронье гнездо, этот… замок с привидениями, каким стал Гростенсхольм! Он был теперь старым и обветшалым и требовал колоссальных расходов. Жить в Элистранде было бы лучше, но они не могли покинуть Гростенсхольм. С давних пор что-то скрывалось на чердаке, что-то, в чем ужасно нуждались Люди Льда, чтобы разрешить загадку долины, затерянной на севере. Но время, очевидно, еще не настало. Хейке и не помнил, сколько раз он пытался проникнуть в один из закутков чердака, но всякий раз его будто останавливала незримая стена, а в ушах оглушительно звучали предостерегающие возгласы. Вероятно, они потеряли слишком многих в долине Людей Льда. И Хейке не был тем, кто должен был взяться за борьбу против Тенгеля Злого.

Кому-то он действительно должен быть благодарен за это. Противодействие, которое ему оказывало это существо, удерживало его от повторных попыток.

Бедняга тот, кто однажды встретит их злого прародителя! Будет ли это когда-нибудь, никто не знал.

Но теперь нельзя было откладывать — Гростенсхольм не мог противостоять беспощадному действию времени.

Трудным моментом было, разумеется, и то, что чердак был захвачен «серым народцем». Эти жители не покинут Гростенсхольм, прежде чем умрет и исчезнет сам Хейке. Много раз за эти годы Хейке горько сожалел о том, что впустил их сюда. Они были полезны, это так, но еще больше принесли вреда.

Пока только Винга и он знали о существовании серого народца. Да, и Тула, конечно, но ведь она была не здесь. Эскиль об этом не знал, и Вильяр тоже не слышал. Он ничего не знал о том, что в доме таились удивительные и омерзительные существа, наблюдавшие за ним, и что это они охраняли скотный двор и конюшню и предупреждали, если что-то было не в порядке. Они предупреждали Хейке и Вингу об опасности, они помогали своими делами, которые были незаметны, однако облегчали труд прислуги. Но с годами они стали ленивее и небрежнее. Порой эти существа могли просто рассмеяться Хейке в лицо. Тогда его охватывал страх перед содеянным им, вызвавшим их к жизни и давшим возможность чувствовать себя в Гростенсхольме вольготно. Он знал, что ему следует использовать деньги, полученные от Элистранда, на ремонт Гростенсхольма.

Но он всякий раз откладывал это. Ему не хотелось латать старую рухлядь, этот дом XVI века с тайной начинкой из усопших и троллей. Повешенных воров и убийц, вновь оживших, гротескных существ из народных поверий, самоубийц и демонов…

Вильяр, очевидно, что-то сказал. Он поднялся из-за стола. Обед был закончен.

— Я проедусь верхом.

— Как, опять? — сказал Хейке, чуть-чуть раздраженно. Он слишком резко вернулся к действительности и не успел обрести свой обычный спокойный тон. Выражение лица Вильяра сразу стало напряженным.

— Я выполнил все, что должен был сделать сегодня. Не так ли? Или есть еще что-то?

— Нет, Боже избави. Было бы просто приятно, если бы ты посидел с нами вечером дома. Винга засмеялась:

— Вначале мы думали, что ты приглядываешь себе невесту. Но ведь ты покидаешь дом много раз в неделю, год за годом! Ни одна девушка не выдержит так долго тайной любви. Впрочем, Вильяр, тебе пора жениться. 28 лет! Это непорядок!

— У меня не было времени.

— Да чем ты, собственно, занимаешься?